неудовольствия, подхваченные ветром, заинтересовали Дато, и он, прячась за деревьями, бесшумно следовал за ними. Обогнув изгрызенные массивы, Дато спрятался между влажными камнями.

Странное место, куда вступил Орбелиани, зародило подозрение. Серые бассейны, выдолбленные веками на каменном скате, теснились к пропасти, густо наполненной зеленым туманом.

Орбелиани молча сел на поросший мохом камень. Верные слуги выхватили шашки из ножен и, свирепо вращая глазами, стали позади господина.

Отделившись от розового самшита, Отар мягкими шагами подошел к Орбелиани.

- Осмелился побеспокоить тебя, князь, прости, следят за мной. Решил больше в монастырь не ходить.

- Надоел ты, Отар, кажется, вчера я все сказал.

- Князю Шадиману тоже надоело беспокоиться... Просит браслет вернуть.

- Не притворяйся глухим, решения не изменю. Браслет получит рыцарь, поклявшийся в верности княжне Нестан. - Орбелиани встал. - Мстить буду из Ирана. Шах Аббас заставит вернуть Нестан. Так передай всем моим врагам и 'друзьям'.

Внезапно из-за камня выскочил Черный башлык.

Отар поспешно скрылся.

- Так поступаешь, князь? Предал светлейшего Баграта и к шаху Аббасу бежишь?

- С кем говоришь, собачий сын?

Орбелиани круто повернулся, но Черный башлык пронзительно свистнул, и двадцать вооруженных разбойников, размахивая шашками, окружили Орбелиани. Телохранители, оскалив зубы, бросились навстречу. Орбелиани быстро обнажил саблю. Заскрежетали клинки, острые круги завертелись над папахами.

Дато вскочил и замер: за другим выступом Отар и Сандро, улыбаясь, смотрели на бой.

Дато выхватил шашку. Четыре разбойника, оставляя на камнях кровавые пятна, скатились с серого выступа. Раненые телохранители отчаянно защищали подступ к истекающему кровью Орбелиани. Выплевывая сгустки крови, Орбелиани хрипло звал азнаура. Дато быстро оттащил умирающего за камень.

- Не дерись больше, береги себя для Нестан, одна остается. Ты клялся... расскажи все, когда вырастет... Браслет у младшего телохранителя... совсем мальчик... Спаси Иесэ для его матери, кормилицы Нестан... Луарсабу я не изменял...

Дато быстро поднялся. Один за другим, с рассеченными лбами, рухнули старшие телохранители. Иесэ отступил к Орбелиани. Дато вспомнил - у него браслет. Трое не нуждались больше в помощи - все было кончено. Он быстро схватил Иесэ и змеей скользнул за выступ. Разбойники набросились на убитых. Черный башлык схватил окровавленного Орбелиани. Отар яростными прыжками подскочил и судорожно вцепился в труп, стараясь вырвать его из крючковатых пальцев Черного башлыка. Разбойники, не обращая внимания на ожесточенный спор грузин, лихорадочно срывали одежду, нацепляли на себя оружие, прятали кисеты.

Сандро бросился разнимать уже обнаживших кинжалы.

- Еще браслет не найден, напрасно горячитесь. Раньше обыщите сдохшую гиену, потом решим, кому достанется браслет.

Черный башлык и Отар склонились над трупом Орбелиани, тщательно осмотрели зеленые сафьяновые цаги, серую чоху, каракулевую с голубым верхом папаху, вытрусили тугой кисет и в бессильной злобе, раскачав труп, швырнули в пропасть.

Дато видел, как мертвый князь перевернулся в воздухе, распростертой птицей ударился о каменную голову нижней горы и бесформенным мешком скатился в спокойное озеро, 'Если не удастся скрыться, - подумал Дато, - тоже купаться заставят'. Он проворно взвалил на плечи раненого и, цепляясь разодранными руками за острия камней, стремительно сползал вниз. Сверху понеслись отчаянная брань, свист стрел, поспешное шарканье. Дато вспомнил 'Дружину барсов' и, решив подороже отдать свою жизнь, приготовился к сопротивлению. Пряча раненого в густом кустарнике, он внезапно обнаружил пещеру.

Ужом извивалась темнота, каменные пальцы гроздьями свисали с влажного свода. Приглушенно хлюпала темная вода. Пещера уходила в глубь гор.

Долгие часы растаяли в мутных изгибах. Казалось, солнце, небо, горы навсегда остались за каменными пальцами. Перевязанный Иесэ уже не стонал. Дато с трудом высек из кремня огонь. В окостеневшей руке раненого вздрогнул драгоценный кинжал Орбелиани. 'Вот все, что осталось от упрямого князя, подумал Дато. - Кому достанется острая драгоценность? Неужели ничтожному Ревазу? Нет! Пусть еще один смельчак проникнет в черную пасть кровавой скалы, и тогда здесь он получит награду'. Дато вонзил в скользкую трещину заскрежетавшее лезвие. В искрах кремня дрожала украшенная алмазами рукоятка...

До луны блуждали разбойники, разыскивая беглецов. Тихо скатился камень. В серебряном тумане озера плеснулась вытянутая рука. Разбойники в суеверном ужасе окаменели. Качнулась первая феска, и с дикими воплями, сбивая друг друга, они бежали из 'гнезда шайтана'. Они клялись бородой пророка, будто князь, поднявшись из озера, пронзительно хохотал, стараясь схватить отважного Аслан-бека. Угрозы, просьбы, золотые обещания не помогли; разбойники, бросив трех грузин, исчезли. Грузины не были трусами, но мертвецы внушали ужас, и они поспешили покинуть страшное место, решив с рассветом возобновить поиски опасного азнаура, могущего донесением царю погубить светлейших Баграта, Амилахвари и Шадимана. Но наутро остолбеневшие от изумления Отар, Сандро и Черный башлык обнаружили исчезновение двух коней и бурдюка Дато. Не оказалось и хурджини. На окне же хозяин нашел несколько монет, а под окном - связанного абхазца, нанятого Отаром сторожить двор.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Хороши Дидгорские вершины в дни ранней весны, когда шумно сбегают с их склонов молодые ручьи. Отряхнувшие зимнюю дрему склоны покрылись яркой зеленью. Окутался серебром миндаль, порозовели персиковые деревья. Упивались весенней свежестью пробудившиеся ветви. Аромат мяты дурманил молодые головы. Длинные вереницы журавлей потянулись на север. Защебетали бархатные ласточки. Загорланила орава мальчишек, прыгая в потоках грязи на кривых улицах. Белые караваны пересекли синий простор потеплевшего неба. В одно из ярких утр в Носте прискакал гонец от начальника охраны Метехского замка князя Баака Херхеулидзе.

'Дружина барсов', созванная в доме Саакадзе, с восторгом выслушала приказ Баака немедленно отправиться к рубежу Кахети, к князю Шалве Эристави Ксанскому для сопровождения под его начальством русийского посольства в Тбилиси. И в еще больший восторг привело друзей тайное поручение следить за послами и не допускать к ним никого, особенно людей Имерети и Одиши.

Накануне отъезда Георгий, возвращаясь с базарной площади, постучался в дверь Датуна. Знакомые шаги сжали сердце Нино. Открыв дверь, она сдержанно сказала:

- Отца нет, Георгий.

- Мне дочь нужна, - неожиданно для себя ответил Саакадзе и властно привлек девушку. - Тебя люблю, Нино... В Тбилиси завтра еду. Не вспоминай плохо...

Нино с опустошенной душой беспомощно закрыла зацелованное лицо.

- Пусти, Георгий, нехорошо, когда девушка с чужим стоит.

- С чужим?! Давно ли я стал чужим? Нет, Нино, ни битвам с дикими ордами, ни блеску царских замков, ни прославленным красавицам не затмить золотой поток твоих кудрей и синие озера глаз.

Георгий поспешно расстегнул ворот, вынул из кисета, висевшего на серебряной цепочке, локон, нежно поцеловал и вновь спрятал.

- Георгий, - взволнованно прошептала Нино, - верни кисет, не хочу, чтоб другая видела...

- Когда умирать буду, верну, а пока на груди пусть живет.

За дверью кашлянул Датуна. Нино рванулась в глубину комнаты.

Домой Саакадзе вернулся мрачным. 'Барсы', расположившись на мягкой тахте, беспечно хохотали. Гиви, натянув медвежью шкуру, гонялся за перепуганной Тэкле. Дато понял, откуда пришел друг, и поспешно начал:

- Мы пришли поговорить, Георгий, как жить в Тбилиси будем?

- Думаю, хорошо, - кривя рот, ответил Саакадзе, - я беру трех дружинников, Эрасти за конюха, свирепого Бакура за слугу... Папуна тоже со мною едет, а вы как?

- Мы тоже так, только без Папуна, - засмеялся Дато.