- Скорбь от предчуствия... Твое возвышение, Георгий, - мое падение. Какими руками достать тебя?

- Никогда, Нино, не говори так, - задумчиво произнес Георгий, - иначе, правда, могу разлюбить. Ничего не могу сделать с собою: не люблю рабские души. Будь тверда, если хочешь моей любви.

- Слушай, Георгий, и на всю жизнь запомни слова твоей Нино, да, твоей... Мое сердце для другого не забьется... Георгий, ты солнце, воздух, только тобою буду дышать до последнего часа. Но ты не знаешь, у каждого человека своя судьба, пусть случится предначертанное богом. Не сопротивляйся, Георгий, и не думай обо мне.

- Нет, только о моей Нино буду думать, сейчас дадим клятву друг другу в верности... Я клян...

- Постой, Георгий, не клянись. Прими мою клятву, а сам не клянись... Я верю тебе, и, если угодно будет богу, Нино будет счастлива. Клянусь святым Георгием, будешь ли моим мужем или нет, никогда рука другого не коснется меня, сердце не забьется для другого, мысль не остановится на другом, и до конца жизни только тебя, Георгий, будут видеть мои глаза... Ты же свободен во всем. Ничто не изменит моей клятвы.

- Хорошо, я клясться не буду, но Нино мою никому не отдам. Пусть никогда не плачут эти глаза.

- Ты больше не услышишь плача Нино.

В расширенных зрачках всколыхнулись зеленые огни. Сжались руки, испуганной птицей забилось сердце.

Глубокая чаша опрокинула голубой воздух. Растаяли острые звезды. У плетня, почесываясь, закряхтел дед Димитрия. Георгий и Нино, смеясь, быстро скатились с земляной крыши.

...В просторном доме отца Ростома ради важного дела с утра собирались отцы новых азнауров. Необходимо до появления Георгия вынести решение.

На предложение отца пойти взглянуть, не поднялась ли вода в речке, Ростом пожал плечами и, взяв папаху, зашагал к Димитрию, где собравшиеся 'барсы' обсуждали вчерашнее событие.

- Некоторых по дружбе и так отпустит.

- Отпустит? С твоим внуком он дружен, может, тебя и отпустит, на что ему старики. А что делать родителям новых азнауров, им царь грамоты не дал.

- С твоим сыном Георгий тоже дружен, - не сдавался дед Димитрия.

- О нас нечего думать. Дато уедет, Амши - богатая деревня. Но как оставить Носте? Вот у меня: я работал, пять сыновей работали, месепе работали, жена домом распоряжалась, две дочки - красавицы будут - с птицей возились... Зачем ему дарить дом? Шесть коров имею и буйвола, у каждого сына конь на конюшне, двадцать баранов, четыре козы, пчел много! Все своими руками нажил, а теперь уходи к сыну? Какое сердце должен иметь, чтобы уйти?

- Мой Димитрий говорит: Георгий всех отпустит.

- Э, отец, конечно, отпустит, а хозяйство?

- Димитрий, дурак, думает, на него похожи друзья. - Отец Димитрия сокрушенно махнул рукой.

- Вот мой Элизбар тоже дурак, - вздохнул старик, - вчера его Георгий в гости звал. Сегодня побежал, а Шио в дом не пустил: 'Спит еще мой богатый азнаур...' Давно ли за навозом ко мне бегал, а теперь внука в дом не впускает... Эх, плохо, когда свой господином становится. Что теперь будет? У меня тоже три коровы, желтая отелиться должна, четыре буйвола, овцы есть, кони тоже... птицы много... Жена каплунов любит, двадцать пар выкормила! Землю хорошую царь Элизбару отвел, речка рядом шумит, лес густой, поле широкое, но на голой земле только танцевать удобно. Даже буйволятника нет. Придется здесь остаться, а Георгия упросить надел в аренду взять...

- Я тоже так думал, а мой Гиви слышать не хочет; поедем на новую землю, дом выстроим, тутовых деревьев там много, шелком будем жить, а что делать с пустым домом без хозяйства? Пока шелк наработаешь, голым останешься, даже танцевать неудобно.

- Поедем?! А разве тебе царь тоже вольную дал? Разве твой Гиви не знает, он один вольный, а все его родные - собственность Георгия? волновался дед Димитрия. - Я согласен уйти, Димитрию сто монет царь подарил, как-нибудь устроимся. Лучше на голой земле, да свободным быть, семья наша небольшая. Но разве отпустит?

- Хорошо иногда о свободе думать, - с досадой плюнул отец Ростома, - у тебя почти хозяйства нет. Одна корова и шесть хвостатых овец - большое хозяйство! А у меня после Иванэ первое хозяйство: пять коров имею, теленок растет, три коня, как ветер, пятнадцать курдючных овец, пятьдесят кур имерийской породы, двадцать гусей! Какой огород сделал, канавы провел, трех месепе имею, - все это бросай? Если даже отпустит, не пойду.

- Человек всегда жадный. Вот Иванэ... Амши - богатая деревня, можно скот развести, дом хороший взять, почему не уходит? К сыну? А сын что, чужой? - нервно выкрикнул отец Матарса. - Пусть свободу даст, сейчас уйду с семьей, - повторил он страстно.

- Подожди, накушаешься еще свободой. У Георгия всегда острый язык и твердый характер были, только раньше власти не имел.

Как ни спорили, как ни решали, все получалось плохо. Царским крестьянам жилось лучше княжеских, но крестьянам мелкого азнаура приходилось впрягаться в ярмо для поддержания азнаурского достоинства своего господина. Не найдя выхода, порешили отдаться на божью волю и уныло разошлись по домам.

Озадачена была и молодежь. В Тбилиси не задумывались над случившимся, но теперь растерялись. Как действовать дальше, как держаться с главарем неразлучной дружины, которому царь отдал в руки судьбу родных? Только Димитрий возмущался странным отношением к Георгию.

- Ишаки! - горячился Димитрий. - Не знаете Георгия. Какой был, таким и останется.

- Ты не понимаешь, Димитрий, у тебя прямой характер. Мы сами должны облегчить действия Георгия. Стесненный дружбой, он не сможет поступать с нашими родными, как, наверно, уже решил.

- Плевать я хотел на богатство Шио, - возмутился Пануш. - Мне отца жаль, заплакал, думал - ему царь вольную дал... За сто монет выкуплю отца, уйдем, пусть мать и сестра пока останутся. Урожай снимем, продадим, мать и сестру выкупим, а зимой охотой можно жить, говорят, теперь зайцев много.

- Счастливый, Пануш, отца гордого имеешь, - сокрушенно покачал головой Ростом, - я сегодня со своим поссорился: без хозяйства уходить не хочет.

- Ростом прав, - прервал неловкое молчание Элизбар, - не будем мешать Георгию, уедем к Дато в Амши на несколько дней.

- А я говорю, вы изменники, в такое время бросать друга, - горячился Димитрий, - можете ехать хоть в... ад, а я сейчас пойду к Георгию.

- Иди, иди, - расхохотался Пануш, - вот Элизбар первый хотел представиться господину Носте, даже в дом не впустили. Так и ушел со своей вонючей травой, не увидев владетеля.

- Шио дом не успел починить, может, потому не впустили, - серьезно добавил Гиви.

Димитрий с изумлением смотрел на друзей.

- Поедем, Димитрий, с нами. Что делать! Положение меняет людей. Георгий лучше других, но зачем заискивать? А если ты один останешься - смеяться будут, Димитрий хорошо свое дело знает, - убеждал Дато. - Я не владетель Носте, поедем ко мне.

- Голову вместе с папахой оторву, кто про меня такое скажет - вскочил Димитрий. - Едем, пусть подавится своим Носте... Первый к нам приедет.

- Вот слова настоящего азнаура, - рассмеялся довольный Ростом.

Через полчаса, точно гонимые врагами, взмахивая нагайками, бешено мчались в Амши молчаливые всадники.

Георгий не сразу узнал голос отца. Сдернул с головы бурку, оглядел пустую комнату. Говорили у наружных дверей. Он не доверял ушам. Приподнялся на тахте, крепко потер лоб.

- Зачем беспокоитесь, сборщик знает, сколько у кого можно взять. Правда, первое время больше возьмем. Раньше дом хотел чинить, теперь новый будем строить. Месепе много в Носте, пусть работают. Около церкви думаю строить. Вот Гоголадзе лес заготовили, возьмем его, пусть новый у Кавтарадзе достанут. Скоро зима, мы ждать не можем.

Голос у Шио твердый, уверенный, чуствовалось презрение к соседу.

- Гоголадзе богатые, могут купить, у них всего много, а у нас, сам знаешь, Шио, все сборщик отбирал, - плакался другой, - две овцы остались, если заберете...

- Скучно тебя слушать, Захария. На сборщика жалуетесь, а сами в подвалах и ямах сыр прячете... Зачем хитрите, сам обойду. Что полагается господину - надо отдавать. Каждому его доля будет выдаваться. Сколько наработаешь, столько и получишь. Что тебе, Кетеван?