усиливало мой страх. Я знал, как его горе может обернуться грандиозным, разрушительным отчаянием, и вещи, которые он рассказывал мне, туманно намекая на некую ужасную катастрофу, были частью пугающих меня мыслей.

Кроме того, я узнал о странных отношениях, которые установились между монстром и Кристиной Доэ. Прячась в кладовой, расположенной рядом с ее артистической комнатой, я слушал превосходные музыкальные представления, которые, очевидно, захватили ее, но не мог поверить, что голос Эрика, то оглушительный, как гром, то мягкий, как голос ангела, способен был заставить девушку забыть о его уродстве. Я все понял, когда узнал, что она никогда не видела монстра!

У меня был шанс попасть в артистическую комнату Кристины. Помня об уроках, которые Эрик преподал мне в прошлом, я без труда нашел устройство, с помощью которого стена, поддерживающая зеркало, могла стать точкой вращения; я видел устройство из полых кирпичей, которые функционировали как говорящие трубки — с их помощью Эрик делал так, что Кристина слышала его, как будто он стоял рядом с ней. Я также обнаружил проход, ведущий к подземной тюрьме коммунаров, и фонтан, а также люк, который, вероятно, давал Эрику возможность уходить прямо в подвалы под сценой.

Несколькими днями позже я был поражен, увидев своими собственными глазами Эрика с Кристиной. Я видел, как он склонился над маленьким фонтаном в проходе коммунаров (в самом конце, под землей) и смачивал холодной водой лоб девушки, которая была без сознания, очевидно, после обморока. Белая лошадь, лошадь из «Пророка», которая исчезла из подземной конюшни Оперы, спокойно стояла рядом с ними. Я нечаянно выдал себя. Это было ужасно. Я видел, как искры летели из его золотых глаз, и, прежде чем успел сказать слово, меня оглушили ударом по голове.

Когда я пришел в себя, Эрика, Кристины и белой лошади уже не было. У меня не оставалось сомнений, что бедная девушка стала затворницей в доме у озера. Без колебаний я решил идти к озеру, несмотря на опасность, связанную с этим. Двадцать четыре часа, прячась на темном берегу, я ждал, когда появится монстр, надеясь, что Эрик должен отправиться за продуктами. Должен сказать, что выходя в город или осмеливаясь показаться на публике в театре, Эрик надевал нос из папье-маше с приделанными к нему усами, чтобы скрыть отвратительную дыру вместо собственного носа. Хотя это полностью не меняло его ужасного облика, поскольку люди, видя Эрика, называли его живой смертью, но, по крайней мере, делало его наружность почти — я подчеркиваю слово «почти» — сносной.

Ожидая его на берегу озера Аверне, как Эрик называл его несколько раз с безрадостным смехом в разговоре со мной, — я наконец стал уставать от своего долготерпения и сказал себе, что он, очевидно, ушел через какую-то другую дверь, ту, что в третьем подвале. Затем я услышал в темноте слабый всплеск и увидел два золотых глаза, светящихся, подобно бакену, и вскоре его лодка причалила к берегу. Выпрыгнув из нее, — Эрик подошел ко мне.

— Вы находились здесь двадцать четыре часа, — сказал он. — Вы беспокоите меня, и предупреждаю: это закончится плохо. Вы сами навлекаете на себя беду, хотя я невероятно терпелив по отношению к вам. Вы думаете, что следите за мной, безмерный простак, но я сам следил за вами и знаю все, что знаете вы обо мне. Я пощадил вас вчера в проходе коммунаров, но слушайте меня внимательно. Не давайте мне возможности опять встретить вас там! Вы ведете себя очень опрометчиво, и мне интересно, можете ли вы понимать намек с полуслова!

Эрик был так зол, что я не рискнул прервать его. Громко фыркнув, он выразил свои страшные мысли, которые совпадали с самыми ужасными моими мыслями:

— Вы должны научиться раз и навсегда — да, раз и навсегда! — понимать намек с полуслова. Из-за вашего безрассудства вас уже дважды останавливал мужчина в войлочной шляпе. Он не знал, что вы делаете в подвалах, и отвел к директорам. К счастью, они подумали, что вы только эксцентричный перс, интересующийся сценическими эффектами, и любите бывать за кулисами (я был там, да, был в кабинете, вы знаете, я повсюду). Из-за вашего безрассудства люди в конце концов заинтересуются, что вы ищите здесь, узнают, что вы ищите Эрика, и тоже начнут искать Эрика и обнаружат дом у озера. Затем может произойти нечто ужасное, мой друг! И я тогда не буду ни за что отвечать! — Он фыркнул опять. — Нет, ни за что! Если секреты Эрика не останутся секретами Эрика, это может очень плохо кончиться для многих представителей рода человеческого. Это все, что я хочу сказать вам, и этого должно быть достаточно, если вы, безмерный простак, и не научились понимать намек с полуслова.

Он сел на корму лодки и стал бить по ней каблуками, ожидая моего ответа. Я же просто сказал:

— Эрик, вы не единственный, кого я разыскиваю здесь.

— Кто же это тогда?

— Вы хорошо знаете: это Кристина Доэ.

— Я имею право встречаться с ней в моем доме. Я любим таким, какой есть.

— Это неправда, — возразил я. — Вы похитили ее, и теперь она ваша пленница.

— Послушайте. Обещайте никогда не вмешиваться в мои дела, если я докажу, что любим.

— Обещаю, — ответил я без колебаний, потому что был уверен, что подобное доказательство невозможно для такого монстра.

— Хорошо, это совсем просто. Кристина покинет дом, когда сама захочет, и вернется обратно! Да, она вернется обратно по собственной воле! Вернется, потому что любит меня таким, какой я есть.

— О, я сомневаюсь, что она вернется… Но ваш долг — отпустить ее.

— Мой долг, вы, безмерный простак, это моя воля. Моя воля — позволить ей уйти, но она вернется обратно, потому что любит меня. Все закончится свадьбой, свадьбой в церкви Мадлен, вы, безмерный простак! Вы мне поверите, если я скажу, что моя свадебная месса уже написана? Когда услышите «Кирие». — Он опять стукнул каблуками по лодке, на этот раз ритмично, и пропел мягко: «Кирие, кирие. Подождите, скоро вы услышите мессу!» — Послушайте, — сказал я. — Я поверю вам, лишь увидев, как Кристина Доэ покидает дом у озера и возвращается в него по своей собственной, свободной воле.

— И вы никогда больше не станете вмешиваться в мои дела? Очень хорошо, вы увидите это сегодня ночью. Приходите на маскарад. Кристина и я будем там некоторое время. Затем вы можете спрятаться в кладовой и убедиться, что Кристина опять готова пойти за мной проходом коммунаров.

— Я буду там. Если я увижу это, то вынужден буду признать правоту Эрика, потому что красивая женщина имеет право любить самого уродливого монстра, особенно если монстр умеет очаровывать музыкой так, как этот, а красивая женщина оказывается выдающейся певицей.

— А теперь уходите, — сказал Эрик — Мне нужно сделать кое-какие покупки.

И я ушел. Я все еще беспокоился о Кристине Доэ, но теперь был поглощен ужасными мыслями и о себе, особенно после того, что Эрик сказал о моем безрассудстве.

«Чем все это закончится?» — спрашивал я себя. И хотя я фаталист, я не мог отделаться от преследующей меня тревоги, громадной ответственности, которую однажды принял на себя, после того как спас жизнь монстра, угрожающего теперь «многим представителям рода человеческого».