Гром научился различать выражение его узких глаз, один Гром знал, сколько хитрости, смелости, благородства и преданности в этом маленьком кхитайце, которого он подобрал когда-то, полуголодного и оборванного, у городских ворот Шепина.

Но что может сделать мальчик против могущественного мага? Конечно, насколько Гром понимал, что такое Майорк, тот не прогонит Вена. Наоборот, он попробует выяснить, зачем и откуда появился маленький китаец. Он вряд ли будет осторожен — слишком самонадеян. И тогда, может быть — Гром не хотел даже думать об этом, в глубине души опасаясь, что Майорк сможет узнать его мысли, — но может быть, маг выдаст хотя бы часть сокровенного. Должно же быть что-то, чего он боится!

Надежда была ничтожно мала, но положение Грома оказалось теперь таково, что и эта призрачная надежда согревала его сердце, истомленное думами о дочери и по- исками спасения ее и себя.

Он не раз уже в эти черные дни размышлял о прошлом. В юности, обучаясь великому Искусству убивать и готовясь стать слугой Митры, он давал сам себе клятву не заводить семью. Пятнадцать лет бродил он по свету, исполняя свой долг без ярости и гнева. Пятнадцать лет спутниками его были лишь два длинных острых меча за спиной. Но однажды в Коринфии он встретил юную бритунку Джайнит — она взглянула на него зелеными бархатистыми глазами, и Гром не устоял. С ней он и вернулся на свою родину, в Аквилонию. Родилась дочь — прелестное существо с глазами матери. И Гром понял: эти две женщины — его семья. Где бы он ни был, они всегда будут его ждать. Порой ему приходилось исчезать на несколько лун — он оставался слугой Митры и был верен своему предназначению — и каждый раз, когда он возвращался, Джайнит без слез и упреков встречала его с малышкой на руках, счастливая и прекрасная. Всегда прекрасная…

Он потерял ее вскоре. Дочери едва исполнилось пять лет, и он взял их с собой в Шадизар. Работа предстояла трудная, да и путь из Тарантии в Шадизар неблизок, вот и решил Гром не расставаться на такое долгое время с семьей. Он оставил их с караваном у стен города. Несколько дней продолжался его поединок с придворным магом Андаром, пауком, опутавшим своими сетями весь город. Андар был хитер, не раз Грому казалось, что он близок к поражению. И все же ему удалось справиться с магом. Но, вернувшись за женой и дочерью, он нашел на месте привала только гору трупов, и среди них — Джайнит. Впервые горе так близко коснулось его. Впервые он понял, как дорога ему была эта хрупкая, но сильная женщина… И сейчас, вспоминая о ней, Гром почувствовал, как к горлу подкатил комок и сердце сжалось… В происшедшем он до сих пор винил одного себя…

Он не нашел тогда своей маленькой дочери. Никто ничего не слышал и никто ничего не знал. Одиннадцать лет он искал ее. Он ездил по городам, бродил по пустыням и горам, плавал на корабле по морю Вилайет и на лодках по рекам — и наконец нашел. И вот, когда им было так хорошо вместе, когда его девочка только-только оттаяла от пережитого, когда он уже начал обучать ее своему искусству, она вновь пропала. Как же Майорк сумел обмануть ее? Впрочем, дочь его была такая искренняя, такая порывистая (как и сам он в юности, как и ее мать), что обмануть ее не стоило никакого труда. Тем более хитрецу- Майорку…

Если бы Вен смог что-либо узнать! Гром не упустил бы любой возможности справиться с магом. Нечего даже надеяться на то, что Майорк каким-то образом выдаст мальчику местопребывание Иены, но хотя бы что-то… Хотя бы что-то! Гром встал, подошел к маленькому окну и посмотрел в ночь. Черны ночи в Аките. Звезды тускло мерцают, не освещая неба, маленькие и бледные. Они то вспыхивают вдруг ярко, то угасают, а то стремительно падают вниз. Обычная небесная жизнь. Но в здешнем небе жизни нет. Все мертво. «Все мертво», — подумал Гром и принял решение.

Еще одна черная акитская ночь подходила к концу. Скоро рассвет, и Майорк ждал его с содроганием. На рассвете он ляжет в свою гробницу, а уже к полудню проснется. Сон его будет беспокойным, страшным: яркие молнии со всех сторон, гром, в котором слышатся чьи-то голоса и смех… Молнии, несущие смерть, обжигают лицо, голоса становятся все ближе, ближе… В страхе маг прикрывает себя руками — огромными вороньими крыльями — и вдруг перья вспыхивают жарким пламенем! Миг — и вот уже Майорк весь охвачен огнем. Тело его плавится, растекается по каменному днищу гробницы…

О, если бы только маг знал, кому он обязан такими снами! Он превратил бы его в прах, в каменную статую, он подверг бы его самым мучительным пыткам, он… Несколько раз старик подходил к гробнице, но лечь не решался. Если бы он мог совсем не спать!

Вен, с удовольствием наблюдая каждый день за мучениями мага, усмехнулся в душе. Конечно, откуда Майорку знать, кто сотворил с ним такую шутку! Только и умеет — презрительно хмыкнул китаец — расхаживать по подземелью с вороньими крыльями за спиной, изображая из себя властелина мира. Дед Вена никогда не позволял себе такого, а ведь тоже был не простой старик! Немногому научил он внука, но и то сейчас пригодилось… Вен присел на корточки, подперев голову тонкой рукой, вздохнул. Хороший был у него дед! Знаменитый на весь Шепин и шепинскую округу чародей Минь О. Когда-то в молодости он был изгнан из Алого Кольца — ордена злых колдунов. Его младший единоутробный брат Чинь Га удостоился ненависти самого могущественного мага Алого Кольца. Ученый, сочинитель, звездочет, он написал книгу, «порочащую» орден. Дед читал Вену эту книгу. Ничего особенного. Но маги Алого Кольца почему-то оскорбились и решили стереть с лица земли несчастного Чинь Га… Старший брат помог ему избежать этой участи. Но сам был вынужден оставить орден и вернуться в Шепин. Там он лечил людей, торговал травами, выращивал чудесный Апельсин — лекарство от всех хворей. Как-то Вен поранил ногу, да так сильно, что кровь было не остановить. Мальчик уже терял сознание, но тут дед отрезал крошечный кусочек Апельсиновой корки, и боль прошла. Остановилась кровь. Через несколько дней рана затянулась так, что не осталось даже маленького шрама…

Но несколько лет назад Алое Кольцо вдруг вспомнило опального мага (а может, никогда и не забывало о нем). Однажды ночью на дом Минь О напали птицы. Птицы, которых он так любил! Они заклевали деда и всех домочадцев, растащили и развеяли по ветру травы, разорвали чудесный Апельсин… Только Вен сумел спастись он спал во дворе и, когда поднялся крик и гомон, от испуга выскочил на улицу. Пробежав немного, мальчик остановился, оглянулся и увидел, как вспыхнуло пламя над домом, в котором он прожил свою маленькую жизнь… Так Вен стал бродяжкой. Пол-Шепина преклонялось перед Минь О, на каждой улочке у него были друзья. Но Минь О погиб, и его внуку никто не захотел помочь.

Одно время Вен скитался по Шепину в поисках работы — все зря. Оказалось, в городе не меньше сотни мальчиков, желающих заработать. Они не раз жестоко били Вена, гнали его прочь, и он отступился. Гораздо легче было воровать. Но однажды его поймали и… Что сталось бы с ним потом, когда избитый, оборванный и голодный лежал он на окраине города? Может быть, его разорвали бы такие же голодные крысы, а может…

Но, видно, душа Минь О не умерла. Однажды утром к Вену подошел благородный господин и взял его с собой. Гром, так он назвал себя. С тех пор мальчик всегда был сыт и одет, ни разу господин не попрекнул его куском, ни разу мальчик не слышал от него недоброго слова. «Солнце подобный. Лотос, Согревающий Мое Сердце. Звезда Кхитая» — так поначалу называл Вен своего господина. Но Гром строго сказал ему: «Не надо, малыш». И Вен послушался. О, чего бы он только не сделал, лишь бы угодить Солнце подобному! А уж испортить сон магу или кому-то еще… Это нетрудно. Дед научил его.

Майорк громко застонал от досады, и Вен вздрогнул в своем укрытии. Маг все-таки решился и полез в гробницу, стеная и охая. «Будет тебе сейчас хороший сон, о Мрак Ночи и Кобылий Хвост!» — подумал Вен и закрыл глаза.

Конан проснулся от тихого, едва слышного стука в дверь.

— Ну! — буркнул варвар хриплым со сна голосом, таким образом приглашая друзей войти.

— О, Конан, — изумленно прошептал Иену. — Неужели ты спал?

— Ну, — ответил он, зевая. — Вы готовы?

Аксель улыбнулся, протянул Конану маску. Сшитые Иену маски действительно отлично пропускали воздух. Киммериец примерился, дунул с силой, и волосы Иену взметнулись как от порыва ветра. Конан одобрительно кивнул. Листья агулита, свернутые в трубки и перевязанные тончайшими нитями, понравились