— Эти двери с двух сторон ведут в один и тот же изогнутый коридор, — торопливо проговорила она. — Однажды я была внутри святилища — только однажды! — Она затрепетала, и ее хрупкие плечи содрогнулись от ужасающего и непристойного воспоминания.

— Коридор изогнут, как подкова, и оба его кольца выходят в это помещение. Покои Тотрасмека находятся внутри дуги коридора и открываются в него. Но где-то здесь, в этой стене, есть секретная дверь, которая ведет непосредственно во внутренние комнаты.

Она начала шарить по гладкой поверхности, где не было и следа шва или щели. Конан стоял за ней с мечом в руке, беспокойно, с опаской оглядываясь. Тишина и пустота святилища вместе с картинами возможных ужасов за стеной, которые рисовало воображение, настораживали его, подобно дикому зверю, чующему ловушку.

— О! — Девушка нашла наконец скрытую пружину. Квадратное отверстие открылось черным провалом в стене. И вдруг: — Сет! — взвизгнула она, и Конан, метнувшийся к ней, увидел только, как громадная уродливая рука вцепилась в ее волосы. Ее сбили с ног и втянули головой вперед в отверстие. Конан безуспешно пытался удержать ее, но его пальцы лишь скользнули по обнаженной ноге, и в ту же секунду она исчезла, а стена опять стала гладкой, как в начале. Только теперь из-за нее доносился заглушённый шум борьбы, слабо слышные вопли и грубый смех, который леденил кровь в жилах.

С проклятиями Конан крушил стену рукоятью своего меча, мрамор трескался и обламывался от ударов колоссальной силы. Но потаенная дверь не поддавалась, и разум подсказал Конану, что, несомненно, она была заперта засовом изнутри. Тогда он кинулся к одной из дверей из слоновой кости.

Он уже поднял меч, чтобы расщепить створки, но вначале решил попробовать и толкнул ее левой рукой. Она легко приоткрылась, и он заглянул в длинный коридор, который изгибался вдали в сумерках такого же неверного света курильниц, как и в главном зале храма. Тяжелый золотой засов на косяке двери привлек его внимание. Он слегка коснулся его кончиками пальцев. Металл был чуть тепловатым, только человек, чья чувствительность далеко превосходила волчью, мог ощутить это. Дальше вступала в свои права логика: засова касались — для того чтобы отодвинуть его — всего лишь несколько секунд назад. Он мог бы предположить заранее, что Тотрасмек, конечно, должен быть осведомлен о проникновении в храм кого бы то ни было.

Войти в коридор означало, без сомнения, ступить в ловушку, устроенную для него жрецами. Но Конан не колебался. Где-то там в сумеречных внутренних покоях находилась плененная Забиби, и по тому, что он знал о жрецах Ханумана, было ясно, что она очень нуждается в его помощи. Конан, крадучись, как пантера, проник в коридор, готовый отражать возможные нападения слева и справа.

Слева от него в коридор открывались двери из слоновой кости, обрамленные арками, и он попытался открыть их одну за другой. Все они были заперты. Он прошел около 75 футов, когда коридор резко отвернул в сторону, описывая кривую, о которой упоминала девушка. Дверь, расположенная на этом участке коридора, вдруг поддалась под его рукой.

Он заглянул в обширную квадратную комнату, освещенную немного ярче, чем коридор. Стены были облицованы белым мрамором, пол — из слоновой кости, потолок покрыт потемневшим серебром. Он увидел диваны, обитые богатым атласом, украшенные золотыми узорами скамеечки из слоновой кости, круглый стол из какого-то массивного материала, напоминающего металл. На одном из диванов развалился человек, глядящий прямо на дверь. Он рассмеялся, встретив испуганный взгляд киммерийца.

На этом человеке не было ничего, кроме набедренной повязки и высоко зашнурованных сандалий. Кожа его была коричневой, черные волосы коротко подстрижены, а выпуклые глаза беспокойно бегали на его широком самодовольном лице. Он был непомерно широк и объемист, с громадными конечностями, на которых при малейшем движении взбухали и перекатывались мощные мускулы. Таких больших рук Конан никогда не видывал. Уверенность в своих колоссальных физических силах сказывалась в каждом его движении и интонации.

— Почему не входишь, варвар? — насмешливо позвал он, сопровождая свои слова издевательским жестом, означающим подчеркнуто вежливое приглашение.

Взор Конана начал зловеще разгораться, и он настороженно ступил в комнату с мечом наготове.

— Кто ты такой, черт тебя подери? — зарычал он.

— Я Бэил-птеор (Ваал-идол), — отвечал человек. — Когда-то много лет тому назад и в другой стране меня называли иначе. Но это хорошее имя, а почему Тотрасмек дал его мне, об этом тебе расскажет любая храмовая девка.

— Значит, ты его пес! — загремел Конан. — Ну так будь проклята твои коричневая шкура, Ваал-птеор! Где девушка, которую ты втащил сюда только что?

— Мой хозяин принимает ее у себя! — рассмеялся Ваал-птеор, — Слышишь?

За дверью, расположенной напротив той, в которую вошел Конан, слышались слабые женские крики, приглушенные расстоянием.

— Дьявол унеси твою душу! — Конан сделал было шаг по направлению к двери, но повернул назад, кожа его горела. Ваал-птеор продолжал смеяться над ним, и этот смех граничил с угрозой. Шерсть поднялась дыбом на загривке у Конана, и красная волна кровожадной ярости застлала глаза.

Он кинулся к Ваал-птеору, суставы на его руке, держащей меч, побелели. Быстрым движением смуглый великан бросил что-то навстречу. Это была светящаяся кристаллическая сфера, мерцающая в колеблющемся свете.

Конан инстинктивно попытался уклониться, но каким-то чудом шар задержался в воздухе, в нескольких фугах от его лица. Он не упал на пол, но повис, как будто подвешенный на невидимых нитях в пяти футах от пола. И пока Конан в изумлении смотрел на него, он начал вращаться со все нарастающей скоростью. С каждым оборотом его размеры увеличивались, он раздувался, контуры становились неясными, туманными. Он заполнил уже всю комнату. Конан оказался внутри вихря, который поглотил мебель, стены, улыбающуюся физиономию Ваал-птеора. Осталась только слепящая голубоватая туманность, вращающаяся с непостижимой скоростью. Ужасный ветер свистел в ушах Конана, он трепал его и валил с ног. Казалось, вот-вот он будет вовлечен в сумасшедшее кружение.

Давясь своим криком, Конан откинулся назад, его перевернуло несколько раз, и тут он почувствовал за спиной твердую стену. Иллюзия кружения сразу пропала. Вращающаяся необъятная сфера исчезла, как лопнувший мыльный пузырь. Конан опять оказался в комнате с серебряным потолком, и только серый туман клубился у его ног. Ваал-птеор по-прежнему сидел, развалясь на диване, сотрясаясь от беззвучного смеха.

— Сукин сын! — заорал Конан и ринулся к нему. Но туман, поднявшийся от двери, накрыл коричневого гиганта. Ничего не видя в накатившем облаке, пытаясь ощупью добраться до своего врага, Конан ощутил вдруг какое-то головокружительное смещение в пространстве — комната, туман и смуглокожий сошлись в одну точку. Он обнаружил себя стоящим в одиночестве на каком-то топком болоте, среди зарослей высокого тростника. Низко опустив тяжелую голову, на него стремительно несся буйвол. Он отскочил в сторону, стараясь увернуться от наставленных на него изогнутых, как сабли, рогов, и вогнал свой меч под лопатку животного, точным ударом проткнув его сердце. И в следующий момент он увидел вместо буйвола, умирающего в грязи, Ваал-птеора. С проклятием Конан отсек ему голову, та взлетела высоко над землей и — вцепилась звериными клыками прямо в его горло. Изо всех своих немалых сил он старался оторвать ее от себя — и не мог. Он задыхался… давился… Потом был толчок, стремительный полет сквозь неизмеримое пространство, сопровождаемый ревом и хохотом, удар, шок — и вновь он очнулся в комнате с Ваал-птеором, голова которого крепко сидела на его плечах, а сам он беззвучно смеялся, как ни в чем не бывало развалясь на своем диване.

— Гипнотизм! — невнятно прорычал Конан, изо всех сил в неистовой досаде буквально роя (топая ногами) мрамор, за неимением земли под ногами.

Его глаза полыхали ярким пламенем. Коричневый пес разыгрывал его, делая из него посмешище! Но в этих маскарадных представлениях и детских играх с туманами и воображаемыми тенями невозможно