сняла квартиру, чтобы не быть рядом с бабушкой!

– Чушь! – ответила Софья. – Бабушка поддержала меня, когда я приняла решение начать самостоятельную жизнь. А вот ты, милая Ада, полностью зависишь от бабушки в финансовом отношении и наверняка заявилась вовсе не для того, чтобы навестить ее в больнице, а чтобы потребовать денег. Ты пошла в свою глупую мать!

Елизавета Георгиевна попыталась привстать, но это у нее не вышло. С тихим стоном она откинулась на подушки, и внучки, позабыв о распрях, бросились к ней.

– Бабушка, с тобой все в порядке? – спросила испуганным тоном Софья.

Ада добавила:

– Милая бабулечка, я сейчас же позову лечащего врача!

Но старая княгиня, поморщившись, остановила ее:

– Не нужен мне профессор! Он только и знает, что прописывать мне таблетки, инъекции и сыпать латынью. Чудодейственное лекарство, которое поставит меня на ноги, это ваше примирение! Софья, Ада!

Сестры переглянулись. Затем Софья с кислым выражением лица, а Ада, наморщив лоб и выпятив нижнюю губу, протянули друг другу руки.

– Значит, мир? – произнесла Софья.

Ада пожала руку и вздохнула:

– С учетом состояния бабулечки другого не остается!

– Я хочу только одного: на закате своих дней дождаться вашего примирения, – заявила Елизавета Георгиевна.

– Бабушка, о чем ты говоришь! – воскликнула Софья. – Я уверена, что мы вскоре отпразднуем твой девяностолетний юбилей!

– Девяностолетний! – фыркнула Ада. – Уверена, что мы встретим и столетний!

– О, я считаю, что не следует загадывать наперед, сколько кому осталось, – вздохнула Елизавета Георгиевна. – Жизнь моя была насыщенной, полной любви и горя, но я ни о чем не сожалею, ибо это бессмысленно. Я знаю, что у меня есть вы – те, кто носит фамилию Ноготковых-Оболенских.

Софье не понравился тон бабушки, она увидела, как и сестра нахмурилась. А Елизавета Георгиевна затем провозгласила:

– Смерть регулярно наведывается в нашу семейство, и следующей, кого она заберет с собой, стану я!

– Бабушка! – в один голос воскликнули Софья и Ада.

Елизавета Георгиевна покачала головой:

– Никогда не следует забывать о том, что век человеческий короток. Поэтому, милые мои внучки, я наконец-то решила составить завещание. Я разделю то, чем обладаю, на две равные части!

– К чему ты говоришь об этом, бабулечка! – протянула Ада. – Ты ведь не собираешься нас покидать! И профессор, я с ним говорила, уверен, что все...

Старая княгиня снова прервала ее:

– Мне не так долго осталось, дорогие мои! Настало время позаботиться о вас. Я все время откладывала малоприятную процедуру составления завещания, но теперь понимаю, что давно надо было сделать это. Меня скоро навестит мэтр Пуарэ...

– Наш семейный адвокат! – воскликнула Софья. – Бабушка, быть может, стоит повременить с завещанием? Ведь мы так тебя любим, к чему говорить о деньгах?

Елизавета Георгиевна улыбнулась:

– Похвально, Софья, что деньги не имеют над тобой такой власти, как над прочими представителями нашего семейства, однако я не имею права откладывать. Мне важно знать, что после моей смерти вы окажетесь финансово обеспеченными, ведь мое состояние, скажу вам по секрету, исчисляется многими миллионами.

Ада чмокнула старушку в щеку и сказала:

– Бабулечка, возможно, для Софьи и важно знать, что она унаследует некоторое количество миллионов, но я хочу, чтобы ты жила как можно дольше. И забудь ты об этом дурацком завещании...

– То, что я наконец-то его составляю, вовсе не означает мою близкую кончину, – ответила старая княгиня. – Однако, наблюдая за вами, я понимаю, что грандиозной ссоры между вами после моей смерти не избежать!

В дверь палаты постучали, и после того как бабушка произнесла по-французски: «Войдите!», на пороге возник невысокий человечек в элегантном костюме с красной гвоздикой в петлице и с большим кожаным портфелем. Это и был мэтр Пуарэ. Он тотчас начал извергать витиеватые фразы, желая Елизавете Георгиевне скорейшего выздоровления.

– Месье Пуарэ, – прервала его княгиня, – вы же знаете, зачем я позвала вас: я хочу составить завещание.

– Весьма мудрое решение, мадам, – ответил адвокат и раскрыл портфель. – Уверен, что мы уладим все формальности в течение получаса.

Елизавета Георгиевна заявила:

– Мне важно знать, что и после моей смерти в семье будет царить мир. Я не хочу, чтобы Софья и Ада перессорились из-за дележа наследства. Но гораздо более важна для меня репутация нашего рода!

Ада заерзала – несколько раз она попадала в сомнительные истории, и бабушке приходилось при помощи крупных сумм делать так, чтобы сообщения о них не появились в газетах.

– Милые мои девочки, предлагаю вам пойти выпить кофе и оставить меня пока наедине с мэтром Пуарэ, – провозгласила княгиня. – Когда все будет закончено, он вас позовет!

Сестры вышли из палаты. Едва оказавшись в коридоре, Ада заметила:

– Больше чем уверена, что это ты внушила бабулечке глупую мысль о завещании. Тебе так и хочется завладеть ее состоянием! Какая же ты лицемерка!

– А у меня сложилось впечатление, что как раз ты совсем не прочь подправить свою финансовую ситуацию, Ада, – заявила Софья. – Ты так и не сказала бабушке, что все еще не расплатилась с долгами? Думаю, мне нужно сделать это за тебя.

– Только посмей! – прошептала Ада. – Как же я тебя ненавижу, Софья! О, я бы все отдала за то, чтобы ты исчезла с лица земли!

Одарив сестру презрительным взглядом, Софья удалилась в кафетерий. Там спустя сорок минут ее и разыскал мэтр Пуарэ.

– Ваша бабушка ждет вас, мадемуазель, – сказал он. – Она поручила мне сообщить, что завещание составлено и подписано: бумага находится у меня. Всего наилучшего!

Проведя в клинике еще около часа, Софья и Ада вместе вышли из палаты. Натягивая перчатки, Ада заметила:

– Ты, конечно же, не сможешь взять отпуск, чтобы ухаживать за бабушкой? Картины для тебя дороже всего остального!

– Ты сама знаешь, что бабушка не хочет этого, – ответила Софья. – У нее имеется целый сонм служанок и компаньонок, которые с радостью будут заботиться о ее здоровье, трясясь над каждым чихом. Но и ты, я вижу, спешишь? Наверняка на очередной дурацкий светский раут?

Не удостоив Софью ответом, Ада вышла из здания клиники. Ее ожидал огромный черный лимузин с тонированными стеклами.

– Я на «Конкорде» вылетаю обратно в Нью-Йорк, – произнесла она. – Чао, сестрица!

Софья проводила взглядом Аду, которая исчезла в салоне лимузина. Как обычно, она смывается в самый ответственный момент, боится принять на себя ответственность и не хочет отягощать собственную совесть заботой о больной бабушке.

Ада, расположившись на кожаном сиденье, открыла бар, достала бутылку коньяка и плеснула себе на донышке бокала. Сквозь затемненное стекло она уставилась на Софью, которая, чуть постояв возле лимузина, двинулась в сторону центра княжества. Ада бросила шоферу:

– В Ниццу, самолет до Парижа уже давно ждет меня!

По дороге в Ниццу Ада размышляла о том, что занимало ее последние месяцы. Кредиторы становились