аспирантуру, работой я тебя не загружу, с поступлением и диссертацией тебе помогут.
Еще через три года он уже стал завотделом Совмина, кандидатом наук, а главное – своим человеком.
Характер у него изменился, выяснилось, что хотя знаний у него и нет, но точка зрения по любому вопросу имеется. Когда есть начальник, очень легко иметь точку зрения. Выявились серьезные недостатки: некомпанейский, бани, охоты, ночных совещаний не любит. Так ведь никогда ничего лишнего не знает и не продает, и жены окружающих говорят о нем только уважительно. Компания, где все смешалось куда больше, чем в доме Облонских, так как все постели и сплетни перепутались, верный друг и трезвый советчик стал человеком незаменимым.
Он был совсем не глуп, но далеко не сразу разобрался в том, что его решениями и поступками, начиная с выбора галстука и кончая тем, к кому на обед ходить, кого принять у себя, а кому лучше на этой неделе не звонить, руководит тихая и скромная супруга.
Соня характером вроде бы не изменилась, но внешне стала человеком абсолютно иным. Налет провинциальности и простоты в жене пропал начисто. В жизни не бывавшая в Париже, она научилась сносно объясняться по-французски. Неизвестно откуда у нее оказался прекрасный вкус, умение выбрать и, главное, носить по-настоящему хорошие вещи. По-прежнему открыто глядя собеседнику в глаза, позволяя себе иногда недвусмысленно пошутить, она умела дружить с женами заклятых врагов, ни с кем не ссориться и при каждом удобном случае повторять, какой знающий экономист и тонкий политик ее муж.
Президент тасовал свое правительство, как заядлый картежник, и каждый министр или его зам, ложась спать, понятия не имел, кем он утром проснется. И как Попов ни крутился, как ни изворачивался и лавировал, в конце концов вынужден был примкнуть к одной из группировок. Результат не замедлил сказаться, вскоре Попов стал вице-премьером, правда, без особых полномочий. Но по своей человеческой сути он не являлся политиком, очень скоро его в пустячной ситуации подставили, и Попов полетел со своего поста, оказавшись у основания лестницы, откуда когда-то начинал.
В правительство пришли более молодые, хваткие и верткие, чужие «старики» были им совершенно ни к чему.
– Ты ничего не добьешься в политике, – сказала однажды Соня. – Надо перестраиваться.
– А что я умею? – растерянно спросил муж.
– Истинная власть – только деньги, – ответила жена.
– А солнце всходит на востоке, – усмехнулся он. – Миллиардером хочет стать каждый. Быстрые деньги? Нефть. Водка… Кто меня туда подпустит? – он махнул рукой.
Плохо Попов знал свою жену, можно сказать, совсем не знал. Как и муж, Соня не валялась по чужим постелям, но если обстоятельства требовали, не сопротивлялась. Делала это осторожно, расчетливо, чисто по-деловому. Связи ее были всегда конкретны и предельно коротки. Она уходила от мужчин всегда сама, вежливо, но жестко, оставляя у себя либо документ, либо ненужное письмо, так что бывший любовник не то чтобы дернуться, дурного слова сказать о своей подруге не мог.
У Софьи Владимировны образовался свой круг приятелей, о которых муж знал, но не придавал этому значения. У нее были деньги, серьезные деньги, о которых Попов и не подозревал.
Она проделала колоссальную работу, готовясь к данному разговору. И легкий тон, и неуверенность являлись лишь прикрытием. Она уже все рассчитала, кое с кем переговорила, участие Попова в готовящемся мероприятии было необходимо и предопределено. Зачем, спрашивается, красивой, деловой и богатой женщине нужен муж усредненных способностей, скатившийся вниз по административной лестнице? Сегодня она могла составить значительно лучшую партию. Но Соня была по природе лидером, ее не устраивали вторые роли, да и положение в обществе сейчас определяла она, а новый муж – всегда лотерея. Попов человек верный и преданный, в определенных кругах пользуется авторитетом. Его не пускают наверх, но с его мнением считаются, и никто не сомневается в его порядочности. И пусть последнее понятие сейчас не в моде, в определенных условиях оно дорогого стоит.
Софья Владимировна задумала грандиозную аферу, и безупречная вывеска была ей просто необходима.
– Нефть. Водка, – задумчиво повторила она, негромко добавила: – Наркотик.
– Надеюсь, ты шутишь? – он даже рассмеялся.
– Россия – непаханое поле. Героин – это миллионы и миллионы долларов. Свято место пусто не бывает. Собрать первый урожай и уйти. – Соня взглянула на мужа испытующе.
– Я ни черта не понимаю в этом деле, – почувствовав, что жена не шутит, Попов улыбаться перестал. – Но в газетах пишут, что все дороги с Востока надежно перекрыты. Просачиваются профессионалы- проводники, нам там места нет.
– Пусть просачиваются, воюют на дорогах, платят миллионы милиции, мы туда и не полезем. Оставим разговор до поры, имеется идейка, следует проверить. – Супруга налила мужу немного коньяка, плеснула себе, выпила, крепко поцеловала его в губы.
Ни коньяк, ни жаркие поцелуи в доме были не в моде.
Нестеренко прошелся по казино, отметил, что столики местной знати пока пустуют, прошел в туалет. Смешно, но факт: довольно часто «случайные» встречи происходят именно в сортирах, и тайники закладываются здесь чаще, чем в других помещениях заведения. Настоящий сыщик не обшаривает туалет, он должен знать сортир на охраняемом объекте лучше, чем собственный карман. Быть убежденным: если захотят спрятать, то оружие положат в одно место, деньги – в другое, а наркотик или записку – совсем в третье. Но тайники можно сделать в любой день, потому и проверять туалет необходимо как минимум ежедневно, а то и чаще.
Нестеренко прекрасно знал, что у правого зеркала под четвертой плиткой снизу имеется тайничок, но никогда в нем ничего не находил. Но он также понимал – ничего просто так не бывает. Возможно, тайничок изготовили давно, использовали единожды и забыли. Но опер не гадалка, должен не предсказывать, а проверять.
Он вымыл руки, причесался, только глянул на заветную плиточку кафеля, как мгновенно понял: в тайник сегодня лазали. Положили и уже взяли? Или только положили, но еще не взяли? Может, проверяли и ничего не нашли?
Нестеренко вышел в ресторанный зал, сел так, чтобы ему было виден вход в туалет, заказал чашку кофе, здесь это было обычным заказом, ведь вечер только начинался, стал смотреть зал. Противоположная сторона тонула во мгле, которую разрезали узкие прожектора. В центре круглой арены возвышался шест, надо думать, фаллический символ, по которому вверх и вниз скользила очень символически одетая девочка. На значительном расстоянии она была даже красива, а уж эффектна безусловно. Она ловко уронила лифчик и с «ужасом» на нарисованном лице скользнула по столбу вниз и ловко перехватила утерянную часть туалета. С точки зрения гимнастики, трюк проделан был недурственно, но никаких эротических эмоций не вызывал.
Опер думал о постороннем, например, какой бы гладкой ни была поверхность столба, непрерывное и ежедневное движение вниз и вверх, вращение вокруг палки должно оставлять на юном теле девчонки потертости. А кожа, поврежденная раз, как пудрой ни присыпай, лучше не станет, не заживет, может начать и кровоточить.
Немолодой мужчина выбежал к основанию столба, «помог» девочке застегнуть лифчик, она визжала и всячески мешала помощнику. А он в свете пронзительных лучей оказался пузат и кривоног. Тут у него из кармана выпало несколько долларовых банкнот, девчонка ловко подхватила их и взлетела по шесту, изобразила шпагат, убрала деньги в такое место, откуда их достать невозможно.
Нестеренко относился к женскому полу с достаточным вожделением, но тут ему стало противно, он обвел видимую часть зала взглядом. Стол на шестерых, где командовала Елена Сотина, уже был заполнен. Не работа, а мартышкин труд, решил Нестеренко. Я не способен контролировать одновременно сортир и прибывшую компанию. Пусть Лева умный, но и край следует знать, один человек – только один человек.
Он вновь прошел в туалет, зашел в кабинку, когда услышал за тонкой перегородкой тяжелый вздох облегчения, после чего человек, кажется, заплакал.
Черти, что ли, колдуют, а может, бог на лысину плюнул, решил опер, и раз везет, надо бить по «банку». Надев заготовленную перчатку, Нестеренко выскочил из кабинки, подошел к зеркалу, сдвинул нужную плитку
