– Я израсходовал чуть не половину своего словарного запаса в немецком языке. Ферштейн означает «понимаешь?». За произношение я не несу никакой ответственности.
– Незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение. – Крячко сел за стол. – Не тот урок я прогулял. Говоришь, доказательство от обратного? Театр… Девочки… Программка… Верно, об этом знать не могли. Если бы нам театр подставляли, то на клочке программки должны были бы иметься буквы…
– Или часть рисунка, – продолжил Гуров. – Ты же не бросаешь в пруд пустой крючок? Рыба пройдет мимо.
– Рыба не ходит, она плавает, – бормотал Крячко. – Ты больной, я согласен, но мыслишь подходяще.
Заместитель министра Николай Ильич Бардин, как всегда, был безукоризненно одет, держался с подчиненными предельно вежливо. Орлов и Гуров были людьми наблюдательными, видели, что Бардин сдерживается из последних сил, но вида не показывали.
– Уважаемый Петр Николаевич, вы понимаете, о чем вы просите? – Бардин кончиками пальцев тронул лежавший на столе рапорт. – За одну ночь тщательно обыскать такое количество театров? Я не убежден, что такая возможность реально выполнима.
– Вы, Николай Ильич, отдайте приказ, пусть голова болит у исполнителей.
– Приказ. На основании чего я отдам подобный приказ?
– На основании рапорта генерал-лейтенанта Орлова. – Он указал на свой рапорт.
– А что уважаемый генерал пишет? Цитирую. – Бардин взял листок. – «Есть основания предполагать…» Такую операцию невозможно сохранить в тайне. Меня поднимут на смех, порвут…
– На стельки, – подсказал Гуров.
– Что? – не понял Бардин.
– Николай Ильич, существует выражение – «порвать на стельки». По телефонному анонимному звонку ежедневно проводят проверки. Предположение, что один из театров может быть заминирован, высказываю я. И не анонимно, мой рапорт имеется, так что стрелочник у вас есть.
– Я не хочу вас обидеть, Лев Иванович, но для газет и телевидения за девять дней до выборов в Госдуму вы, извините, слишком мелкий стрелочник. Я не хотел говорить, но вынуждаете. Сегодня вы, господин полковник, отказались дать интервью двум журналистам. Вчера вы, Петр Николаевич, в непозволительной форме разговаривали с высокопоставленными чиновниками. Вам кто-нибудь что-либо сказал? Нет! Сегодня меньше чем с заместителем министра никто, в особенности пресса, разговаривать не желает. – Он указал на телефон. – Я целый день объясняюсь и извиняюсь. А у вас, как я понимаю, по вчерашнему убийству глухо.
– Николай Ильич, у нас глухо не только по вчерашнему убийству, – сказал Гуров, вытаскивая свой ботинок из-под каблука Орлова. – Я вам больше скажу…
– Больше некуда, – вмешался Орлов.
– Извините, Петр Николаевич, я говорю, что считаю нужным. Так вот, уважаемый Николай Ильич, я предполагаю, что ни один из театров не заминирован. Но проверку мы обязаны провести, иного выхода у нас нет.
– Да взорвался ваш террорист, разлетелся на клочки под Ростовом! – повысил голос Бардин. – Я беседовал с профессиональными взрывниками, они утверждают, что такое количество взрывчатки для уничтожения машины не закладывают.
– Я тоже советовался с профессионалом, потому предупреждаю, что, если вы не отдадите соответствующий приказ, я немедленно пойду к министру.
– Вы мне угрожаете? – Бардин встал.
Орлов и Гуров тоже поднялись.
– Господин генерал-лейтенант, я вам не угрожаю, а докладываю.
– Министра нет в Москве.
– Я найду генерала Коржанова, если я к нему не пробьюсь, что вряд ли, то я выступлю по телевидению и добьюсь, чтобы все театры и цирки Москвы были на ближайшие дни закрыты.
– Святее Папы Римского? – Бардин взглянул на Гурова с ненавистью.
– Николай Ильич, вы не одиноки, я тоже терпеть не могу полковника Гурова. – Сыщик поклонился. – Так приказ будет?
– Хорошо, я сейчас распоряжусь. Полковник, вы свободны. Петр Николаевич, задержитесь.
– Господин генерал-лейтенант, надеюсь, вы понимаете…
– Пошел вон! Немедля! – закричал Орлов, перебивая Гурова.
В ночь с восьмого на девятое декабря провели осмотр всех названных сыщиками театров и цирков. Как Гуров и предполагал, взрывчатку обнаружить не удалось. У служебных и запасных входов выставили оперативников. Во МХАТе на Тверском работала целая бригада.
– Как мент ни маскируйся, опытный глаз определит, – сказал Крячко. – Коли ты, Лев Иванович, направление удара Кобры определил правильно, он нас увидит и уйдет, откажется.
– Если он может отказаться и имеет куда уходить, – сказал Гуров.
Крячко ответа не понял, взглянул вопросительно. Гуров отмахнулся.
– Все не так, неправильно, я ошибаюсь. Объект теракта – дети, но скорее цирк, чем театр.
– А МХАТ, программка спектакля «Синяя птица»?
– Идем к Петру, у нас остались одни сутки.
Орлов оказался занят, пришлось ждать в приемной. Верочка вскипятила воду, но сыщики от кофе отказались, сидели молча, как посторонние. Изредка в приемную заглядывали розыскники, увидев, что «кореша» генерала ожидают, понимающе кивали и удалялись.
Наконец из кабинета вышли двое штатских, судя по их недовольным лицам, беседа с генералом не доставила им удовольствия. На столе Верочки прозвучал звонок, раздался голос Орлова:
– Найди Гурова и Крячко. Немедленно.
Сыщики вошли, поздоровались. Станислав занял «свой» стул. Гуров открыл форточку, но не пристроился на любимом подоконнике, сел рядом с другом. Орлов выглядел усталым, сказывался возраст, генерал собрал лежавшие на столе бумаги, сложил в папку, запер ее в сейф, вернулся в кресло.
– Что нового? Как ты после происшедшего собираешься работать с Бардиным? – Орлов потер ладонями лицо. – От головы что-нибудь есть?
Крячко плеснул в стакан воды, бросил в него таблетку растворимого аспирина, поставил на стол и сказал:
– Но глоток коньяка лучше.
– Перед Бардиным я готов извиниться, хотя и предупреждал, что скорее всего проверка ничего не даст, – флегматично сказал Гуров.
– Извиниться никогда не мешает. – Орлов выпил лекарство, поморщился. – Пронести во МХАТ груз в пятьдесят килограммов с сегодняшнего дня практически невозможно.
– Никто и не понесет, я проглотил дезу, – ответил Гуров.
– Что так круто? – удивился Орлов. – Шарахаешься, словно мертвецки пьяный. Я проверял вашу версию, вопросы существуют, но в основном ваш расклад верен, другого объяснения происшедшего я не вижу.
– Я бы рад согласиться, но сейчас знаю точно, расклад неверен, иное объяснение существует.
– Докладывай короче, начни с конца. – Орлов массировал затылок, закрыл глаза.
– Можно и с конца. – Гуров вынул из кармана связку ключей и театральную программу. – Она не застревает в кольце.
– Не заговаривайся, мы сами вытащили клочок. – Орлов навалился на стол, взял ключи и программу, сунул кончик между неплотно сдвинутыми кольцами, вынул, бросил ключи.
– Ты сказал, мол, короче, я доложил. Клок находился не с края кольца, который отогнут, а в центре. С края бумажка вываливается, а к центру не продвигается. Я час с лишним тренировался, можешь не проверять. В центр кольца бумагу можно продвинуть, если кольцо разжать ножом, и никак иначе.
– Ты хочешь сказать, что мы попались на приманку? – возмутился Орлов.
– Мы с тобой такой ход просчитывали, – вмешался Крячко. – Тогда на клочке должен иметься текст либо