убиенных невинных людях. А о сыщике Гурове забыть и не вспоминать… А я не могу, все о нем думаю, сейчас говорю только о нем, сволочь!
Орлов словно и не слышал полковника, заговорил спокойно, уверенно:
– Ты достанешь их, Лева, не сомневаюсь, достанешь. Они попали в цейтнот, сделали грубую ошибку. Они не могли допустить вашей встречи, но убийство не могло быть спланировано заранее, лепилось на скорую руку. Расколоть такое дело для сыщика экстра-класса – несерьезный пустяк. Ты говоришь, что ее трудно было поднять утром, а заставить куда-то поехать ненакрашенной просто невозможно. Какую и где схватила она смертельную информацию? Кто и на каком крючке затащил женщину под колеса «КамАЗа»? Ты эти вопросы должен разъединить. Нелогично? Я повторяю, они торопились. А ты не спеши, у тебя времени уйма. – Орлов почмокал, привычно почесал в затылке. – Ты мне доложишь часикам к двадцати, а сейчас только одиннадцать сорок. Больше восьми часов на то, чтобы подумать и кое-что проверить. Я тебя непозволительно балую…
Гуров посмотрел в простецкое, мужиковатое лицо генерала. Хотел сказать что-нибудь ехидное, насмешливое, но вместо этого произнес:
– Я вот только закурю и на один вопрос отвечу. – Гуров закурил, занял привычное место у окна. – Информацию она схватила в своем доме, больше негде. Бардин либо знает ее, либо, если его использовали втемную, теперь догадывается. Он не сыщик, но и не дурак.
Гуров встретился взглядом с генералом, вспомнил, какую бурную деятельность проявил Петр в кабинете замминистра, и лишний раз убедился, что порой его начальник и друг соображает быстрее.
– Мы не можем допрашивать…
– Побеседуем, – перебил Орлов. – Ты же слышал, я обмолвился, что вечерком позвоню и мы навестим болящего.
– То-то ты суетился, заботу изображал, коньячку поднес…
– Конечно, я не хочу, чтобы он знал о моих предположениях, – миролюбиво ответил Орлов, а затем продолжил неприязненно: – Тебе пятый десяток, а ты человека в одной плоскости меряешь. Стыдоба, полковник. Какую бы роль в убийстве Николай ни исполнял, никто не запретит мне по-человечески ему сочувствовать. И коньяк можно дать, как мужик здоровый дает закурить мужику раненому, даже врагу, который только что пытался его убить.
– Я пойду, – неуверенно произнес Гуров, погасил сигарету, пепельницу вытряхнул в корзину, протер.
– Да, тебя слишком много, я устал.
– Буду звонить, в девятнадцать часов доложу.
– Подожди, – Орлов остановил Гурова, который уже взялся за ручку двери. – Будешь искать крючок, на который утром подцепили девушку, учти мое мнение. Это не политика, не ты, в каких бы взаимоотношениях вы ни находились. Это чисто бабский крючок, таким в старину носки вязали. Иди и учти, что я сегодня тобой недоволен.
В свой кабинет Гуров вошел так резко, что едва не зашиб дверью отпиравшего засовы Артема Ермакова. Крячко, сидя за столом, писал, поздоровался и перевернул страницу.
– Артем, срочно отправляйся к ребятам, которые слушают квартиру Галеев. Могут быть новости не для телефонных разговоров. Вернешься, нас не будет, отпиши рапорт на мое имя и запри в сейф.
– Я ночью совершил ошибку, когда не пустил тебя, – отложив ручку, сказал Крячко.
– Виноват всегда старший. – Гуров снял телефонную трубку, повертел, оглядел кабинет. – Сходим в буфет, перекусим.
Выйдя из кабинета и заперев замки, они прошли коридором до лестницы, остановились на площадке.
– Я уже не верю ни телефону, ни собственному кабинету, – сказал Гуров.
– Слушай, мне Артем не очень нравится…
– Молодой, прости парня. Такое дело, Станислав, ты, конечно, понял, что Ирину убили. У меня на сегодня было дело, но я должен переключиться на убийство. Вместо меня на встречу с опером контрразведки пойдешь ты.
– С каким опером? – несколько опешил Крячко.
– Помнишь мой разговор с контрразведкой по телефону, когда я им подбросил идею, что Галей – мой человек?
– Не забуду до гробовой доски.
– Так я в тот момент не только им руки укоротил, но одного ихнего парня от плахи спас. В тринадцать у меня с Павлом Кулагиным назначена встреча.
Гуров объяснил, где, в какой машине будет находиться контрразведчик.
– Он тебя знает, о том, что мы друзья, тоже знает. Сядешь к нему в «Волгу», предъяви удостоверение, на его «ксиву» тоже взгляни. Значит, Павел Кулагин. Объясни, что Гурова бросили на дело по нынешнему убийству. Парень, конечно, уже в курсе. Так скажи ему, что у Гурова к нему есть лишь один вопрос.
– Он мне скажет, что на твои вопросы он будет отвечать только тебе.
– Вполне возможно. Ты еще скажи: мол, выслушайте вопрос, захотите – ответите, а нет, так я передам Гурову, что вы отвечать отказались.
– Понял, продолжай. Вопрос?
– Спроси: мол, Лев Иванович интересуется, будет ли Павел Кулагин стрелять в полковника Гурова, если получит подобный приказ?
Крячко смотрел на друга с любопытством, будто давно его не видел или вдруг заметил в нем что-то новое и чрезвычайно интересное.
– Ты надеешься склонить его на свою сторону?
– Я уже это сделал, – ответил Гуров. – Теперь хочу, чтобы он данный факт осознал. И в случае, если начальство поставит его перед выбором, Павел должен быть к ответу готов, а не начинать его искать. В острой ситуации можно принять неправильное решение.
– Значит, вербуешь, – утвердительно сказал Крячко.
На лестничную площадку выскочила девушка с папкой в руках, стрельнула удивленным взглядом на мужчин, которые стояли у окна, застучала каблуками по ступенькам, спустившись на один пролет.
Гуров проводил девушку взглядом, хотел сказать сердито, но сдержался, заговорил ровно, с паузами:
– Нас работа совсем доконала. Я пытаюсь установить с человеком нормальные дружеские отношения, и только. Павел Кулагин приличный парень, хороший оперативник…
– Я попытаюсь выполнить, но за результат не ручаюсь, – перебил Крячко.
Он не поверил Гурову, прекрасно понимая: хорошие, доверительные отношения с офицером, который служит в подразделении противника, – пусть и не вербовка в полном смысле слова, но уж точно ход оперативника, а не соседа по лестничной площадке, который за спичками зашел.
– Вот и попытайся, а я двину в другую сторону. Встречаемся после восемнадцати.
Генерал Барсук подписал лежавшие перед ним документы, закрыл папку, разгладил, взглянул на сидевшего напротив Еланчука, спросил:
– Собрался, Юрий Петрович? Все в порядке?
– Мне собрать чемодан часа хватит, – ответил Еланчук, с удивлением поглядывая на генерала. – Командировка в Австрию на три года. Люди годами, как волки грызутся, а тут два хода – и в дамки. Я такого за всю службу ни разу не встречал.
– Умный очень. В жизни все случается, абсолютно все. – Барсук протянул папку, даже вылез из кресла. – Семью пришлем быстро, не сомневайся.
– Спасибо, Степан Акимович.
– Самолет у тебя в двадцать два, время есть, но ты с Гуровым не встречайся и не звони. Это моя личная просьба. Договорились? – Генерал пожал полковнику руку, даже проводил до дверей.
Оставшись один, генерал прошелся по ковру, постоял у запотевшего окна, затем вынул из шкафа бутылку коньяка, тяжело вздохнул, убрал, шкаф запер, а ключ швырнул под стол для совещаний.
«Это пока я с силами соберусь и на карачках со своей толстой жопой за ключиком полезу, так уйма времени пройдет, – рассуждал он, усаживаясь в жесткое кресло. – Эх, сопляки вы, хотя мозгами многих бог
