ничего не спрашивая, доставала таблетки от головной боли, валерьянку, готовила грелку и чай с сушеной малиной. Галина Ивановна на час засыпала или забывалась, затем, энергичная и полная сил, провозглашала: «Эх, люди, люди! Будем жить дальше» – и, выставив Риту за дверь, садилась работать. Через несколько дней, как она сама выражалась, слегка оттаяв, Галина Ивановна делилась с Ритой своими горестями и обидами. И хотя адвокат во время разбирательства имеет в основном дело с судом и прокурором, обрушивалась Галина Ивановна, как правило, на отсутствовавшего следователя. «Что же делает человек, – возмущалась она, – свидетеля, который хоть крупицу к обвинению добавить может, на дне морском найдет, из-за неизвестно кому еще принадлежащей окровавленной тряпки весь уголовный розыск до седьмого пота загоняет. А свидетеля, который о подсудимом хорошо говорит, порой и не вызовет, иной человек свидетеля защиты так допросит и запугает, что в суде с ним и не разберешься».
Рита решила стать следователем и, как Галина Ивановна, с которой встречалась до сегодняшнего дня, защищать людей и допрашивать всех свидетелей одинаково. Все это она когда-нибудь еще расскажет Леве, а сейчас Рита взглянула лукаво.
… – А куда бедной девочке податься? – она пожала плечами. – Точные науки не перевариваю, английский знаю плохо, педагогом быть не хочу.
– Кем же ты станешь? Юрисконсультом?
– Бумаги перекладывать? – возмутилась Рита. – Нет уж, извини.
– Следователем? Адвокатом? – любопытствовал Лева.
– Инспектором МУРа, – ответила Рита.
– Предположим, папа тебя и устроит, – он усмехнулся, – чем же ты у нас будешь заниматься?
– Жуликов ловить.
– Ловят жуков и бабочек…
– Знаю, преступников задерживают, – перебила она. – Чем я хуже тебя?
– Ты не хуже, ты другая. Есть работа женская, есть мужская. Почему-то порой под эмансипацией подразумевают лишь возможность для женщины выполнять мужскую работу. Например, укладывать асфальт. В МУРе тебе делать нечего.
– А вы укладываете асфальт?
– Мы временами чистим канализационные трубы. От женщины же должно всегда хорошо пахнуть…
– А я лично уверена…
– Ты ни в чем не можешь быть уверена, тебе разрешается лишь предполагать, – прервал Лева. – «Уверена», – он отстранился, оглядел Риту с ног до головы. – Ты уверена, что неотразима, – он хотел пошутить, но получилось грубо и незаслуженно обидно. Они опять ссорились.
– Все-таки ты милиционер, Гуров, – Рита сдерживала слезы. Она сегодня так старалась, так все было хорошо. – Обыкновенный милиционер.
– Не смей! – Лева покраснел. – Мы стараемся, делаем все от нас зависящее…
– Чтобы все переходили улицу лишь в положенном месте, шли только на зеленый! – выпалила Рита. – Вы загоняете людей в рамки своей морали…
– Нашей морали, – начал Лева, но Рита повернулась и пошла назад, в сторону Калининского, и, не оборачиваясь, крикнула: – И не звони мне больше! Никогда!
Лева оглянулся, развел руками: вот, все было, теперь ничего нет. Как же это?
Мимо проходила пожилая пара, женщина тронула Леву за плечо и сказала:
– Это «никогда» кончится завтра. Она вас любит, молодой человек. Я и без очков вижу, как она вас любит.
– Я и не звонил ей, – почему-то сказал Лева.
– И плохо. Стыдно, – женщина поджала губы, взяла мужа под руку и уже ему добавила: – Нашел чем гордиться.
В затертом джинсовом костюме, косолапо ступая, подполковник Орлов катил через двор тачку с мусором и равнодушно смотрел на одноэтажное, старой кирпичной кладки здание цеха, которым руководил Олег Перов. Начальник цеха Семенов лежал в больнице, и Перов исполнял его обязанности.
Орлов с Перовым в помещении МУРа не встречались, и полковник быть узнанным не боялся. Он сразу же обратил внимание на кооперативную квартиру, машину и прочие атрибуты вещного мира, которые в семье присутствовали в изобилии. Откуда? На какие средства? Накопил в годы спортивной славы? Возможно. Орлов быстро установил, когда Перов перестал выступать, как устроился на завод технологом и тренером по совместительству. Когда он уволился с завода и ушел с тренерской работы, купил первую машину, затем поменял на лучшую модель. Денег было не густо, затем они появились в большом количестве, сделал вывод Орлов и обратил свое внимание на здание кирпичной кладки, в которое Перов приходил, когда хотел, и уходил, когда заблагорассудится. Деньги идут отсюда, понял Орлов, но каким образом? Он посоветовался с коллегами из УБХСС.
Провели в цехе ревизию. Чтобы не насторожить преступников, если таковые имеются, инспектор УБХСС приехал вместе со знакомым и привычным для работников цеха ревизором. Закончив свой тяжелый и кропотливый труд, инспектор сказал Орлову: «Либо вы ошибаетесь, либо здесь проворачивают аферы высокого класса, и проверкой документации их не возьмешь. Вы работайте по своей линии, а мы попробуем зайти с другого конца. Если левая продукция производится, то она должна поступить в городскую сеть. Вот мы приглядимся к магазинам, торгующим их товаром. Может, там излишек и выплывет?»
И излишек выплыл, да в таком количестве, что даже видавшие виды сотрудники УБХСС покачали головами. Сомнений не вызывало, левый товар шел из цеха, но на складе готовой продукции он всегда соответствовал норме. Все эти брошки, сувениры забирают из цеха до поступления на склад, упаковка, создание товарного вида производится в другом месте. Так решили сотрудники УБХСС и поставили перед Орловым задачу установить: когда и кем забирается продукция, куда и кем доставляется, кто и где занимается упаковкой. Можно всю банду брать сейчас, но будет довольно сложно установить роль каждого преступника в отдельности, степень его вины, и могут попасть под следствие люди невиновные, и ускользнет кто-либо из основных жуликов.
Орлов занимался этим делом лично. Среди разнорабочих, шоферов, грузчиков и уборщиц он уже на второй день был человеком своим. Главную прибыль, конечно, забирает верхушка, рассуждал он, но товар уходит через людей попроще. И он услужливо бегал за водкой и портвейном, который, как известно, в определенных кругах пользуется большим уважением. Но бегать бы Орлову так еще долго, если бы на третий день к нему не подошел водитель грузовика.
– Разрешите прикурить, товарищ начальник, – сказал шофер тихо.
– Прошу, гражданин следователь, – Орлов услужливо протянул спички и посмотрел на шофера, человека лет сорока, среднего роста, худощавого, с усталым, не обращающим на себя внимания лицом. «Видел его, знаю», – понял Орлов, судорожно прокручивая ленту памяти. В этом году нет, в прошлом – нет, назад, назад. Лица мелькали, как в старых киношных лентах, быстро, полустертые временем.
– Не мучайтесь, у вас таких, как я, сотни, может, тысячи были, – миролюбиво сказал водитель, возвращая спички. – А вы у меня один, на всю жизнь один.
– Пятьдесят седьмой. Костя Бурундук. Ножевой удар в Сокольниках, – Орлов тяжело вздохнул, вытер со лба пот…
Орлов вспомнил то давнее лето в Сокольниках. Началось, как обычно, с небольшого. Неизвестные срывали шапки, снимали с пьяных часы. «Быстро не выявите группу и не задержите, от чувства безнаказанности обнаглеют, могут и убить», – сказал тогда начальник молодому оперативнику Орлову. Сказал как в воду смотрел. Через два дня у женщины вырвали сумку, в тот же вечер группа подростков остановила молодую пару. Мужчина оказался мужчиной и в схватке получил ножевой удар, но оставил на лице одного из грабителей такой след, что парня нашли быстро, к утру задержали остальных. Среди задержанных оказался и восемнадцатилетний Костя Бурундук.
«Разматывай, Орлов, – сказал начальник. – Только помни, они все разные и вина у них разная. Каждый в суд должен принести только свое. Не меньше, но и не больше. По справедливости. Ты запомни, тебе с этой публикой работать долго, до пенсии. Шарик круглый, вертится, все дорожки пересекаются. Ты к ним по справедливости, они к тебе по справедливости. Люди на порядочного сыщика, даже когда он в тюрьму сажает, зла не держат». Орлов помнил, Костю Бурундука наказали по справедливости.
… – Верно! – Костя улыбнулся, и лицо его осветилось, стало привлекательным. – Ну и память у вас! – и с
