свое святилище с бассейном на строго ограниченный срок, и, как ни глупо было отказываться от соблазнительной победы, он в силу все еще не изжитого комплекса плебейской неполноценности только и ждал теперь повода с холодком отстраниться от предложенной чести. Видимо, она прочла его дерзкие мысли.
– Наверно, это моя вина, Сорокин... – заметив как он непроизвольным жестом примерки погладил ореховое приножье кровати, сказала тогда Юлия, – что я позволила вам слишком привыкнуть ко мне, и, деликатно говоря, приходят на ум разные игривые комбинации.
И хотя весь эпизод был обусловлен близостью молодой женщины и подземной уединенной обстановкой, доводившей его до мускульного ощущения любовника при наложении ладони на трепещущую округлость, сжатие которой таит восторг безграничного обладания, он смешался, словно уличили в покушении на внучку великого Джузеппе.
– Что случилось? Что у вас на уме, Сорокин? – Юлия так пристально посмотрела ему в лицо, что он опустил глаза.
Впрочем, его несколько примирило с Юлией, что, прежде чем перейти к делу, она провела его в смежную, с фламандскими гобеленами на стенах, гостиную, где на низком столике с креслами vis-á-vis их поджидал совсем горячий, как можно было на ощупь удостовериться, кофейный прибор в окружении заманчивых лакомств, как тоже поспешил удостовериться Сорокин, самой разнообразной вкусовой палитры. Бутылка любимого ликера посреди венчала натюрморт. Чашки были налиты, оставалось руку протянуть. Непонятно было, кто и когда успел накрыть предлагаемое угощенье, – как в заправских дворцах, Юлия держалась правила без нужды не надоедать гостям лицезрением пусть даже бесшумной челяди.
Сорокин не преминул справиться, сколько же за домом числится прислуги, но та уклонилась от прямого ответа.
– Вы же знаете, как теперь хлопотливо стало с
– Кому-то надо же пыль вытирать!
– Здесь все автоматизировано, – непонятно пояснила Юлия. – Дому придано постоянное обслуживанье. Кроме того, здесь у меня не бывает пыли
– Значит, сегодня ни души кругом? – не заметив последнего замечания, удивился режиссер такой предусмотрительности хозяйки на нынешнюю ночь
– И всегда тоже.
– Но молодой женщине нельзя долго оставаться одной... – совсем другое имея в виду, заметил Сорокин. – Вам не страшно?
– Кого, чего именно? – с приглядкой любознательности покосилась та в его сторону, мельком сославшись на полную безопасность своей усадьбы от воровских вторжений. – Может, я затем и позвала вас, чтобы не быть одной?
Итак, все склонялось в сторону его ужасной догадки. Он поежился, готовясь к отпору:
– Туманно... поясните.
– Хорошо... но только советую подкрепиться сперва перед ожидающим вас испытаньем. Съешьте же еще что-нибудь, я знаю, как вы любите сладости... – явно без намеренья съязвить сказала она и, мельком приподняв крышку кофейника, чтобы самой удостовериться в чем-то, глубоко вдохнула распространившийся запах напитка. – Вон ту возьмите еще завитушку с песочным хохолком, она так жалостно смотрит на вас!
Прямо перед ним на стене, в раме потускневшей позолоты, немолодая нарядная дама читала письмо, и Сорокин, сразу и безошибочно по блеску ее пышной зеленоватого атласа робе и интерьеру признавший кисть Терборха, не преминул распространиться о его видном месте среди
Осмотревшись еще раз, Юлия опустила в сумку свою золоченую игрушку.
– Не брезгуйте же любимым лакомством... или боитесь утратить спортивную форму? – улыбнулась она, придвигая всю корзину соблазнов, и пощурилась слегка, хотя близорукостью не страдала. – Когда-то, при исключительной худобе, вы обладали незаурядным аппетитом на всякие кондитерские изделия.
– Право же, я наелся на неделю, – сопротивлялся Сорокин.
– Ничего, эти воздушные лакомства можно есть сколько влезет: от них не толстеют!
С видом научного исследования, на деле же из-за разыгравшейся как назло ребячьей жадности, режиссер Сорокин смахнул и ту, что на него глядела, и четверку соседних, чтобы не обижались, после залил ликерцем для всеобщего их там внутри примирения, – словом, перепробовал подряд стоявшие перед ним всякие пирожки,
– Чрезвычайно вкусно, пани Юлия, явление величайшего артистизма... – с набитым ртом и тоном знатока бормотал Сорокин, причем высказал догадку, что подобные изделия по своей принадлежности к разряду небесных блаженств, помимо райского табльдота, имеются разве только в закрытых распределителях высшего ранга, никогда не поступая в общегородскую торговую сеть. И с помощью