Комиссар венецианской полиции Брунетти прибыл на место убийства директора самого знаменитого музея города, неся в правой руке белый пластиковый пакет, на котором красными буквами было написано название супермаркета. Внутри лежали черные резиновые сапоги сорок третьего размера, которые он купил в «Станда» три года назад. Первое, что он сделал, подойдя к посту охраны у подножия музейной лестницы, это вручил пакет сидевшему там охраннику, сказав, что заберет, когда будет уходить.

Поставив пакет на пол около своего стола, охранник доложил:

— Один из ваших там наверху, синьор.

— Хорошо. Скоро еще придут. И коронер. Пресса уже подвалила?

— Нет, синьор.

— Что там уборщица?

— Пришлось отвести ее домой, синьор. Она, как его увидела, плачет не переставая.

— Настолько плохо, да?

Сторож кивнул.

— Ужасно много крови.

Ранение в голову, вспомнил Брунетти. Да, крови должно быть много.

— Когда доберется домой, всех всполошит, значит, кто-нибудь обязательно позвонит в «Гаццетино». Постарайтесь задержать репортеров внизу, когда прибудут, пожалуйста.

— Я постараюсь, синьор, но не знаю, будет ли толк.

— Держите их здесь, — сказал Брунетти.

— Да, синьор.

Брунетти посмотрел на длинный коридор, в конце которого была служебная лестница.

— Кабинет там наверху? — спросил он.

— Да, синьор. Повернете наверху налево. Вы увидите свет в конце прохода. Я думаю, ваш человек в кабинете.

Брунетти развернулся и пошел по коридору. Его шаги отзывались зловещим эхом, метавшимся между стенами и лестницей, к которой он направлялся. Холод, пронизывающий сырой зимний холод сочился из пола и из кирпичных стен коридора. Позади себя он услышал резкий лязг металла по камню, но никто его не окликнул, так что он продолжил путь по коридору. Вечерняя сырость давала о себе знать, оседая скользкой пленкой на широких каменных плитах у него под ногами.

Наверху он повернул налево и двинулся к свету, падавшему из открытой двери в конце прохода. С полдороги он позвал:

— Вьянелло!

Сержант незамедлительно появился в дверном проеме, одетый в тяжелое шерстяное пальто, из-под которого торчала пара ярко-желтых резиновых сапог.

— Buona sera,[22] синьор, — сказал он и изобразил рукой нечто среднее между салютом и приветствием.

— Buona sera, Вьянелло, — отозвался Брунетти. — Как там?

Морщинистое лицо Вьянелло осталось непроницаемым, когда он ответил:

— Довольно плохо, синьор. Выглядит так, будто тут была борьба: кругом беспорядок, стулья перевернуты, лампы повалены. Он был крупный человек, так что я бы сказал, что их должно было быть двое. Но это первое впечатление. Я уверен, что ребята из лаборатории скажут нам побольше. — Говоря, он отступил в сторону, чтобы Брунетти смог войти.

Внутри все соответствовало описанию Вьянелло: торшер наискось упал на стол, его стеклянный абажур был разбит; стул валялся на боку за столом; шелковый ковер сгрудился в ком перед столом, его длинная бахрома зацепилась за щиколотку мертвого человека, лежащего на полу рядом. Он лежал на животе, одна рука придавлена весом тела, другая выброшена вперед, ладонью вверх, пальцы согнуты, как будто он уже просил милостыню у небесных врат.

Брунетти посмотрел на его голову, на кровь, окружающую ее будто гротескный нимб, и быстро отвернулся. Но куда бы он ни смотрел, везде видел кровь: капли попали на стол, тонкая дорожка вела от стола к ковру, а больше всего крови было на кобальтово-синем кирпиче, лежавшем на полу в полуметре от мертвеца.

— Сторож внизу сказал, что это Dottore Семенцато, — сказал Вьянелло молчащему Брунетти. — Уборщица нашла его около половины одиннадцатого. Кабинет был заперт снаружи, но у нее был ключ, и она зашла, чтобы проверить, закрыты ли окна, и убраться в комнате, и нашла его тут. Вот так.

Брунетти так ничего и не сказал, только перешел к одному из окон и выглянул во внутренний дворик Дворца дожей. Все было тихо; статуи гигантов продолжали охранять лестницу; даже кошки не тревожили освещенную луной сцену.

— Как давно ты здесь? — спросил Брунетти.

Вьянелло отвернул манжету и посмотрел на часы.

— Восемнадцать минут, синьор. Я потрогал пульс, но его не было, и он был уже холодный. Я бы сказал, что он мертв уже по меньшей мере пару часов, но врач нам скажет точнее.

Откуда-то слева Брунетти услышал сирену, разорвавшую своим воплем ночную тишь, и сначала подумал, что это подкатившая на катере команда криминалистов мается дурью. Но сирена повысила тон, ее настойчивые рыдания стали громче и резче, а потом вой медленно вернулся к исходной ноте. Это была сирена на Сан-Марко, оповещающая спящий город о поднимающейся воде: началось наводнение.

Тем временем двое криминалистов неслышно вошли и поставили свое оборудование перед кабинетом. Фотограф Павезе просунул голову в комнату и увидел на полу мертвого человека. Явно не тронутый зрелищем, он громко крикнул, перекрывая вой сирены:

— Вам весь набор, комиссар?

Брунетти повернулся на звук голоса и двинулся к Павезе, стараясь держаться как можно дальше от тела, пока оно не сфотографировано и пол вокруг не проверен на волокна и волоски и, возможно, следы ботинок. Он задумался, есть ли смысл в этих предосторожностях: к телу Семенцато приближалось слишком много народу, и место происшествия уже было загрязнено.

— Да, и как только закончите с этим, посмотрите, как там насчет волокон и волосков, а потом мы тоже посмотрим.

Павезе без раздражения воспринял то, что начальник велит ему делать очевидные вещи, и спросил:

— Вам нужны отдельно снимки головы?

— Да.

Фотограф занялся своей аппаратурой. Фосколо, его напарник, уже собрал тяжелую треногу и закреплял на ней камеру. Павезе, нагнувшись, рылся в своей сумке с оборудованием, разгребая рулоны пленки и тонкие коробочки с фильтрами, и наконец вытянул переносную вспышку, за которой тащился тяжелый электрический провод. Он вручил вспышку Фосколо и поднял треногу. Ему достаточно было быстрого профессионального взгляда на тело.

— Лука, я щелкну пару общих видов отсюда, потом с другой стороны. Там под окном розетка. Когда отсниму комнату, встанем между окном и головой. Я хочу несколько раз снять все тело, потом переключимся на «Никон» и сделаем голову. Думаю, из левого угла будет лучше. — Он замолчал, прикидывая. — Фильтры не понадобятся. Достаточно вспышки.

Брунетти и Вьянелло ждали в коридоре, куда через дверь то и дело вырывалось сверкание вспышки.

— Думаете, они воспользовались тем кирпичом? — наконец спросил Вьянелло.

Брунетти кивнул:

— Ты же видел его голову.

— Они хотели наверняка, правда?