тем самым она жаждет выделиться из своей толпы, которую она называет «своим кругом»?

Зазвонил телефон, Роже вынул трубку из кармана рабочей куртки и поднес к уху.

— Ну что? — услышал он задыхающийся голос Элен.

— Пока тишина.

— То есть как? — Голос Элен зазвенел от ярости. — Мне не нужна тишина! Скандал уже запущен! Его нужно довести до апогея! Газета сверстана, они только ждут сигнала от меня!

— Ну так дай сигнал, — равнодушно посоветовал Роже.

— Но я могу его дать только тогда, когда текила будет там, где она должна быть! На полках калифорнийских магазинов!

На Роже внезапно навалилась тоска. Плечо, которым он прижимал трубку, само собой опустилось, и трубка готова была ускользнуть вместе с голосом Элен.

Но, к несчастью, ускользнула не трубка, а мраморная головка, которую он неловко держал в руках. Она упала на металлический резец и раскололась. Роже в ярости отшвырнул трубку в дальний угол мастерской, голос Элен надрывался, требуя ответа, а Роже он казался похожим на собачий лай.

— Да пошла ты к дьяволу, ведьма!

Он стоял и смотрел на разбитую вещь, над которой трудился долго и вдохновенно. Медленно, осторожно, в голове зрела мысль — а не знак ли это ему? Похоже, то, что он воспринимал как игру, как любопытный поворот в жизни, может разбить его собственную жизнь вдребезги. Она разлетится, как эта вещица, которую он так любил.

Элен. Роже повел плечами. Из-за нее разбилась его вещь. Вот-вот разобьется жизнь ее брата, она сейчас на очереди. Так может быть, Элен Гарнье разбивает все, к чему прикасается? Какая страшная женщина! А он намерен соединиться с ней?

— Идиот! Самый последний дурак на свете! — Роже выкрикивал все гадкие слова, которые знал, а знал он их предостаточно, и каждое адресовал себе.

Стэйси влетела к нему и замерла.

Она увидела, что случилось.

— Роже! — выдохнула она. — О, Роже, как мне жаль!

Он резко повернулся к ней. Потом внезапно на его лице появилось что-то похожее на улыбку.

— А мне — нет! Я рад! Я просто до смерти рад!

Стэйси похолодела. Она не сомневалась, что скульптор тронулся умом от потрясения.

— Конечно, ты думаешь, я спятил.

— Но…

— Сейчас ты должна сделать одно дело.

У Стэйси отлегло от сердца.

— Роже, все, что угодно!

— Я напишу записку, а ты отвезешь ее одному своему знакомому. — Он внимательно посмотрел на нее и уточнил: — Очень близкому.

Сердце Стэйси забилось в тревожном ожидании, она кивнула. Роже подошел к столу, открыл блокнот.

— Ты не хочешь послать ее по электронной почте? — робко спросила она.

— Не хочу.

— Хорошо. — Стэйси ждала.

— На улицу Оффенбаха. Возьмешь мою машину.

Он быстро написал, сложил листок и отдал Стэйси.

— Он… там?

— Да.

Роже знал, что Гай Гарнье дома, об этом ему сообщила Элен, которая приставила человека следить за братом.

— Последняя? Погоди, не выливай, — остановила мужчину Рамона. — Ее надо спрятать.

— Сама спрячешь? Или мне закопать?

— Закопай.

Мужчина взял бутылку, положил ее в ящик и опустил в ямку, которую быстро выкопал неподалеку от карьера.

— Вот и похоронили. — Он отрывисто засмеялся, и в тишине ночи этот звук был похож на треск недавно сломавшегося черенка лопаты.

— Я думаю, мы скоро за ней вернемся, — сказала Рамона.

Мужчина кивнул.

Они трудились уже несколько часов подряд, и теперь, когда дело почти закончено, Рамона испытывала искреннее расположение к этому немолодому мексиканцу. Она и предположить не могла, что ей так повезет. Не иначе, это Фрэнк помогает ей с небес.

Когда прошлой ночью Рамона подогнала грузовик к воротам, не выпуская из руки револьвер и готовая на все, она никак не ожидала такого приема.

Двери проходной распахнулись, на порог вышел мужчина и уставился на нее.

— О Господь Всемогущий… — прошептал он. — Как бы я хотел услышать от Тебя, что в кабине сидит Фрэнк Сталлер.

Рамона опешила, всматриваясь в лицо мужчины, освещенное слабым светом уличного фонаря.

— К сожалению, Фрэнк нас покинул.

Голос Рамоны дрожал от возбуждения, но мужчина счел, что это из-за печали по Фрэнку.

— Я знаю, дорогая. Я знаю. Входи. Ты — Рамона, его внучка. Я узнал тебя, хотя ты здорово выросла.

Рамона улыбнулась, все еще не веря в свою удачу.

— Да, если можно так сказать, выросла. А вы… — Она свела темные брови на переносице, пытаясь вспомнить его. Ну конечно! Тот самый мужчина, который в ресторане Фрэнка угощал ее пульке, а потом… — Но как вы оказались здесь? Вы ведь жили в совсем другой деревне!

— Не спрашивай, как я не спрашиваю тебя, что ты тут делаешь ночью. Многие знания — многие печали, — философски изрек мужчина.

— Не буду спрашивать вас, но сама расскажу.

Рамона рассказывала и испытывала облегчение, она освобождалась от тяжкого груза, который придавил ее и который она больше не в силах нести одна. Сама от себя не ожидая, она рассказала и о том, как заблудилась в своей жизни. Она смотрела на почти незнакомого пожилого мужчину и видела своего деда. Мужчина слушал ее так, как слушал бы Фрэнк. Он смотрел ей в лицо, и по глазам его было ясно: он все понимает. Он ничему не удивляется. Он поможет ей всем, чем только сможет.

— Поэтому я здесь, — закончила Рамона.

— Выходит, ты знаешь, кто старается свалить твоего мужа?

— Да. Но у меня нет доказательств.

— Что ж, даже слабый ветерок над агавой оставляет свой след. — Он хмыкнул. — Ну что ж, пойдем посмотрим…

Он вынул первый ящик из тех, которые ей загрузили в деревне, внимательно изучал этикетку. Потом принялся вынимать ящик за ящиком. Затем он прошел на склад, где стояли уже приготовленные к погрузке ящики с настоящей текилой.

— Ясное дело! — Он вздохнул. — Я тебе говорил, ничего не бывает без следа. — И, довольно ухмыляясь, потыкал пальцем сначала в одну этикетку, потом в другую.

Рамона увидел то, что заметила на образцах этикеток среди бумаг Рика.