Элен наклонилась над деревянным ящиком, из которого выглядывали зеленые тонкие побеги с тремя листиками. Глядя на них, ей всегда хотелось улыбаться. Еще один сорт винограда, и, как уверял ее селекционер, ему не будет равных.

— Что ж, посмотрим, — тихо сказала Элен невидимому собеседнику.

Она потрогала боковой листик, он был твердым, полным жизни.

Как правильно я поступила, похвалила себя Элен. Она заплатила ученому пока только тридцать процентов от обещанного. За каждый листик по десять, смеялась она, предлагая такой вариант оплаты. За каждый следующий она станет доплачивать по десять.

Он согласился. А куда ему деваться? Он знал то, на что и делала ставку Элен Гарнье: она сумеет зарегистрировать этот сорт без помех, чего не удастся сделать ему, поскольку его имя не имеет громкой славы.

Элен прошлась в дальний конец питомника, приоткрыла форточку, впуская легкий ветерок. Она почувствовала горьковатый аромат. Это наверняка хризантемы. Желтые хризантемы. Любимые цветы Поля.

Какая-то горечь появилась и во рту. Да, пожалуй, только от этого человека она не сумела добиться того, чего хотела. Он оказался сильнее, причем своей очевидной слабостью.

Элен вспомнила последний разговор, произошедший незадолго до смерти Поля.

— О чем ты говоришь, моя дорогая и единственная племянница? — насмешливо спросил он. — Ты ведь знаешь, я не тебе оставлю этот виноградник. — Тонкое, гладко выбритое лицо было совершенно спокойно.

— Ты еще можешь передумать, дядя. — Элен интонацией выделила последнее слово. — Ты ведь не собираешься покинуть нас прямо сейчас?

Элен вспомнила странное чувство, возникшее у нее тогда. Может быть, его даже стоит назвать недоумением. Она привыкла получать все, что хотела, добивалась всего, чего хотела, заставляла других расставаться с чем угодно, потому что она так хотела.

Так было всегда. В детстве, когда она росла в семье старшей сестрой, девочкой, которую ожидало сказочное будущее. Какая милая, какая умная, какая сообразительная. Ах-ах, вундеркинд! — умилялись подруги матери, когда Элен читала в три года так, как другие дети в шесть. И она оправдала надежды взрослых. Впрочем, понимала теперь Элен, дети как обезьянки, они всегда знают, чего хотят от них взрослые. И они готовы сделать это в ответ на дары, которыми взрослые готовы их осыпать за то, что они, взрослые, оказались провидцами. Понимала Элен и другое: стать вундеркиндом проще простого. Взрослые давно забыли все, что знали в детстве, поэтому они удивляются каждой новости, которую слышат от растущих детей.

В пятнадцать лет Элен поступила в Сорбонну, а в двадцать пять стала профессором химии и… обнаружила то, что потрясло ее до глубины души. Она стала… такой же, как все. Больше никто не умилялся ее неординарности — какая разница, сколько лет профессору химии? Двадцать пять или тридцать пять? Все, спектакль окончен, вундеркинд, уходи со сцены!

Вот тогда Элен огляделась и ее охватило странное чувство. Чувство протеста. Она снова должна стать непохожей на других. Но как? Что теперь она должна сделать? Что способно выделить ее из толпы, из новой для нее «взрослой» среды?

Деньги, быстро догадалась Элен и со свойственной ей настойчивостью и изобретательностью начала их делать.

Она отняла у отца виноградник, не самый лучший, но вполне способный принести доход. Отец не сопротивлялся, он утомился от дел и хотел отойти от них. Они с матерью теперь много ездили по свету, наверстывая упущенное.

— Я хочу наконец увидеть землю, с которой мне придется скоро уйти, — говорил он веселым голосом. — Проверить, на самом ли деле меня родили в лучшем на свете уголке Земли.

Но просто делать деньги — ординарный вариант, быстро поняла Элен. Она должна соединить деньги с именем, обрести свой, особенный, статус.

Вино от Элен Гарнье! Вино от известного в прошлом вундеркинда, нынешнего профессора химии должно стать предметом вожделения и страстного поклонения.

Вот тогда та малость вина, которую способен давать доставшийся ей виноградник, могла стать раритетом, а цена бутылки взлететь на небывалую высоту.

Поль, который с детства танцевал на сцене и познал, что такое настоящий труд — балетному танцору, даже самому изобретательному и одаренному от природы, не уйти от каждодневного труда до седьмого пота, — не любил, когда одни люди морочат голову другим.

— Зачем тебе мой виноградник? — спрашивал он Элен в сотый раз. — Ты умеешь делать деньги из воздуха.

— Но с твоим виноградником я сделаю их несоизмеримо больше.

— Боюсь, тогда не останется даже самого воздуха, — смеялся он. — Нет, дорогая моя Элен. Не жди. Мой виноградник получит Гай. Кстати, зачем ты повторила дизайн его этикетки? На его месте я бы…

— Ты ничего не смог бы сделать на его месте. Я ничего не нарушила. — В глазах Элен светилось удовольствие.

— Но ты поступила… — Поль умолк, пытаясь найти более яркое сравнение. — Ты поступила как ракушка, которая цепляется к кораблю и плывет на его днище в другие моря.

— Прекрасное сравнение, Поль. Но тебе не кажется, что и твой любимый Гай — такая же ракушка? Наши этикетки отличаются буквой, которая стоит перед именем Гарнье… Таким образом, мы делаем друг другу рекламу. Нас на рынке благодаря этому больше, разве не понятно?

— Понятно, особенно если учесть долю Гая на винном рынке. Потом, насколько я тебя знаю, ты никогда ничего не делаешь просто так. Случайность, порыв — не твоя стихия, Элен. Я чувствую потенциальную опасность для Гая…

Элен захлопнула форточку, запах хризантем исчез. Снова пахло только влажной землей и — очень тонко — травой.

Что ж, Поль, как всякий артист, был чутким человеком и, работая с такими же чуткими людьми, как сам, предвидел возможную интригу везде, где только можно ее почувствовать.

Ты прав, дядя, думала Элен, расхаживая по питомнику, в котором взращивала новые сорта виноградной лозы. Ты сам не знал, насколько ты прав.

Кстати, Элен, повторяя этикетку брата, даже сама не предполагала, каким образом ею воспользуется.

Теперь это случилось.

Но, избавившись от горьковатого запаха хризантем, Элен, оказывается, не избавилась от воспоминаний. Слова Поля звучали в ушах. Слова, которые в общем-то не должны были ее трогать. Однако почему-то трогали.

— Твой брат получит виноградник хотя бы потому, что у него есть наследник.

— Ты думаешь, у меня не будет наследника?

— Думаю, не будет. Наследницы — тоже. В нашем роду природа на ком-то отдыхает. Представь мысленно древо нашего рода, и ты ясно увидишь сухие ветки.

— Одну я вижу вполне отчетливо. Она передо мной! — неожиданно для себя вскипела Элен.

— Верно, — спокойно отозвался Поль. — Я вижу и другие — брата моего деда, сестры его матери…

— Нет смысла продолжать этот разговор, — перебила Элен. — Ты понимаешь, что, если твой виноградник попадет мне в руки, он озолотит меня…

— Озолотит тебя? — Поль вскинул брови. — Да ты и так купаешься в золоте. Этот замок, в котором ты