Одним зимним вечером я была в гостях у моей подруги – известной бизнес-леди, возглавляющей крупнейшее предприятие в своей отрасли бизнеса. Настроение было лирическое, а атмосфера неофициальной, видимо, поэтому она неожиданно захотела мне спеть. Я не догадывалась, что она поет, а она не делала это публично. Она присела за рояль и красивым поставленным голосом спела прекрасную песню на английском языке. Моему удивлению не было границ, во мне проснулся агитатор, и я, взобравшись на баррикаду, произнесла пылкую речь об относительной длине жизни, необходимости самореализации и неправомочности скрывать от российского народа, представителем которого я являюсь, такие таланты. Я развила бурную деятельность и решила найти композитора, который напишет ей русскую песню, чтобы вся страна ее пела, не догадываясь, что исполнительница в это время трудится на ниве крупного бизнеса.

«Танк» ринулся в бой и первую жертву своих агитаторских способностей наметил в лице одного питерского композитора, Олега Попкова, выступавшего часто в качестве композитора Тани Булановой, Филиппа Киркорова, Аллы Борисовны и Кристины. Найти композитора в городе, в котором я никогда не была, непросто. Но у меня был один телевизионный приятель, тесно сотрудничавший с питерским губернатором того года. Поэтому в квартире у ни о чем не подозревавшего питерского композитора прозвучал звонок из аппарата губернатора с просьбой связаться в Париже с Еленой Лениной по такому-то номеру телефона. Обеспокоенный композитор позвонил сразу же. Мне уверенности придавала мысль, что прошу не за себя, и мы договорились о встрече в Москве.

На встречу я привезла подругу. Композитор приехал сам. Я поискала глазами баррикаду, не нашла, но нашла в себе силы и сагитировала за подругу на автопилоте. Композитор пообещал написать песню. На том и расстались, все друг от друга в экстазе. Особенно я.

Через месяц – а оказалось, что композиторам удобно писать песни раз в месяц, – у меня на горе Куршавеля в кармане комбинезона, прямо на фуникулере, зазвенел мобильный. Звонил композитор отчитаться, что написал песню, и просил подъехать на запись. Но не подруге, а мне. А ей позже напишет (что, кстати, он потом и сделал). Я от неожиданности чуть не вывалилась из фуникулера. На календаре утро 30 декабря, завтра Новый год и семья ждет подарков. А главное, я не умею петь. Ну, разве что под душем. Это мало кого волновало. Видите ли, вдохновению не прикажешь. Кому уж написал, тот пусть и радуется. Тот и радовался. Песня про меня, поэтому руки в ноги – и в студию. Легко сказать, я на горе. Но я девушка отчаянная, да и от такой роскоши, как песня, не отказываются. Поэтому мой маршрут выглядел так: гора – отель – такси– вокзал – поезд – Париж – такси – аэропорт – Санкт-Петербург – минус тридцать градусов – такси – студия, и все это за каких-то пятнадцать часов. Олег и его студия хорошо подходили друг другу – и тот, и другая были внушительных размеров и выглядели вполне современно. За несколько часов, с перепугу, записываю свою первую в жизни песню в профессиональной студии, иногда даже ловко попадая в ноты. Этим творческим людям все равно когда работать – в ночь ли, в Новый год ли. После записи я поспала в отеле всего каких-то четыре часа – что на четыре часа меньше нормы, которую обычно выполняю. Когда будильник зазвонил, я приоткрыла один глаз, надеясь, что будильник провалится сквозь землю, но ничего не получилось. Приняла душ и обратно: такси – аэропорт Санкт-Петербурга – самолет – Париж – такси – Парижский вокзал – поезд – такси – отель – ресторан – праздничный стол около елки, а за ним маменька, сыночек и брат. Приехала за час до Нового года и даже успела всем выдать заранее заготовленные подарки.

Композитор позвонил недели две спустя и сказал, что ему понравилось, как получилась песня. Сказал, что удивился «неожиданной бархатистости и природной красоте голоса, наличию музыкального слуха при полном отсутствии музыкального образования». В этом месте я хотела возмутиться и поведать о двух годах каторжной работы с преподавателем фортепиано, но решила не дискредитировать ни в чем не повинного педагога. Говорил про какие-то мелизмы в голосе, да и другие непонятные мне слова произносил. Суть я ухватила лишь за хвостик – работать будем, есть над чем. Надо мной, то бишь. Ну мне не привыкать.

Вот такая история. С тех пор много воды и нот утекло. И вот я снова в Питере, сидим в ресторане у Великого Композитора—Торговца Сушами и беседуем о шоу-бизнесе.

Интересуюсь, в каком возрасте композиторы осознают себя композиторами. Оказалось, раньше, чем мужчинами.

– Мне было лет шесть, – поразил меня своим моцартоподобным созреванием композитор, – я учился в музыкальной школе по классу скрипки, когда у меня появилась первая патриотическая песня. Я до сих пор помню текст этой песни, причем сразу появились и музыка, и слова. Я помню, что на фортепиано еще не умел играть, но как-то подбирал: «Встает заря, встает заря, она забрезжевела, пусть ты матрос, пусть ты солдат, пусть ты мальчишка смелый...» В общем, патриотическая песня.

– А педагоги?

– Педагогам я себя не показывал, – признался еще и в ранней робости Олег, – они были в неведении. Потом, правда, я понял, что робость и скромность – самый краткий путь к забвению. А по поводу родителей, до сих пор помню, что когда я учился во втором классе музыкальной школы, со мной на все занятия по специальности ходил отец. Поэтому он играл на скрипке лучше, чем я. Настолько вдумчиво он учился и все это подхватил, что реально играл лучше, чем я.

Спрашиваю, в каком возрасте поэты осознают себя поэтами. Оказалось, что еще раньше, чем композиторы.

– Мама мне рассказывала историю, что когда мне было года 3–4, я спросил: «А слово „графин“ от слова „граф“?» Мама рассказала об этом знакомым, и ей сказали, что у меня есть и лингвистические способности.

Пытаюсь разобраться, кто он больше – поэт или композитор. В песне Валерии «Нежность моя», например, его слова, а музыка другого композитора.

– В последнее время ко мне обращаются очень многие авторы именно за текстами. Виктор Дробыш обращается, Володя Пресняков недавно просил написать текст для Наташи Подольской. И для себя я начал понимать, что я – не только композитор, но и поэт, автор текстов. Хотя у меня еще не вышло никакого поэтического сборника, но, наверное, к этому душа лежит, потому что я очень люблю поэзию.

– А сколько песен Вы написали? – интересуюсь.

– Я думаю, по приблизительному подсчету около тысячи. Одна из самых известных песен «А я не знал, что любовь может быть жестокой», которую исполняет Филипп Киркоров, или «Губки бантиком» Кристины Орбакайте, или «Нежность моя» Валерии, и другие песни таких исполнителей, как «Тутси», Малинин, «Сливки», Буланова, Жасмин, Ветлицкая, Стас Пьеха, «Отпетые мошенники», кого-то я, точно, пропустил.

Когда шоу-бизнес подцепил его на свой позолоченный крючок?

– Когда я понял, что это не просто шоу, а бизнес? – правильно истрактовал Олег мой вопрос. – Это случилось, когда я получил свой первый гонорар. Это было давно, я переделывал песню, писал русский текст для группы «Дискомафия».

– Как высок был Ваш первый гонорар?

– Это стоило около ста долларов, – улыбнулся композитор, видимо, поразившись скачку цен на свою продукцию.

После первой сотни пришлось, по традиции интервьюирования миллионеров, поинтересоваться первой заработанной тысячей.

– Это началось именно тогда, когда пошли хиты. После песни «Мой сон» Тани Булановой, альбома «Мой сон».

Для хронологов российского шоу-бизнеса уточняю – это был переломный период в карьере певицы Булановой, когда она перестала петь плаксивые песни и с помощью Олега перешла на танцевальную музыку.

– Если бы я, – сетует композитор на характерное таким развивающимся странам, как Никарагуа, беззаконие в области авторских прав, – выпустил песню «Жестокая любовь» или «Мой сон», имея права на это в Америке, Франции, любой другой европейской стране, конечно, я был бы обеспечен до конца жизни. Потому что я знаю, что люди, которые имеют даже просто небольшую долю от создания аранжировки мировых хитов, пожизненно обеспечены, за счет защищенного авторского права. У нас, к сожалению, этот процесс только выстраивается. В эпоху Советского Союза было очень сильное авторское право, то есть авторы нормально получали, но поскольку произошел развал системы, сейчас это только