так как сейчас он оказался точно в том же положении, что и Тони, а лучше, чем она, никто не умел управлять полем.
Снаружи полицейского управления, на улице, ярко сверкало солнце. Над городом не было ни облачка. Стояла прекрасная погода. Женщины в длинных платьях нежными ручками придерживали подолы, ступая с тротуара на мостовую. Когда они это делали, внимательный наблюдатель иногда мог заметить подшитую под край платья полосу. Цель этой полоски — тащится вслед за своей хозяйкой по тротуару и собирать на себя всю грязь, пыль, сплюнутый жевательный табак и прочие отбросы. Это было одной из наименее приятных обязанностей респектабельных женщин того времени: спарывать одну и пришивать другую полоску после каждой прогулки по городу.
На улицах Джонстауна играли дети. Некоторые солидно вышагивали вперёд, держась за руку матери. У девочек волосы были заплетены в косы, а на многих были ботинки до колен. Мальчики носили большие широкополые шляпы, завязанные под подбородком, чтобы их не сдул ветер.
Повсюду разъезжали в конных экипажах. Было несколько велосипедистов, но на велосипедный спорт всё ещё смотрели как на своего рода упражнения, а не как на способ передвижения из одного места в другое. По тротуарам шли прохожие, магазины были открыты — город вёл нормальную будничную жизнь. Никто ничего не боялся. Но в восемнадцати милях от города, где лежало озеро — собственность клуба охотников-рыболовов — вода ещё больше поднялась и напор её на плотину усилился. На сей раз это увидел один из рабочих. Он бросил свою тачку и уставился на трещину. Остальные рабочие тоже побросали тачки. Раздался треск и потекла желтая вода, грязная от глины.
Рабочие разбежались…
Недалеко от города, в пригороде Вудвиль, всё было тихо. Играли дети. Хозяйственные женщины наводили чистоту и порядок в своих домах.
Округ Франклина, ближайший к Джонстауну, продолжал жить своей повседневной жизнью.
В новых окраинах города, Кернвилле и Глендале, жены планировали вечеринки и обсуждали каждая свой вклад в церковный ужин, который должен был состояться в ближайшую среду.
В полицейском управлении Джонстауна Дуг Филипс подошёл к сержанту, сидевшему за барьером у стола. Для сержанта костюм его выглядел странно, даже абсурдно. Поэтому Дуг обьяснил резким голосом, что он — доктор Филипс, и что у него есть все основания полагать, что его пациент находится сейчас в полицейском управлении. Как врач он уверил сержанта, что молодой человек абсолютно безвреден. Исключительно богатые родители пациента поручили ему, Дугу, испробовать новый метод лечения умственного расстройства. Он завоевал доверие бедного молодого человека, даже одеваясь в точности также, как фантазировал его пациент. Этот пациент, сказал Дуг, верил, что он живёт в будущем и что он вернулся в прошлое на сто лет назад, причём в костюме эпохи будущего века, и он, Дуг, тоже сшил себе такой костюм, чтобы в конце концов доказать своему пациенту, что тот ошибается, но чтобы в настоящий момент бедный молодой человек чувствовал, что может испытать доверие к своему врачу. Его пациент наверняка будет давать советы., как избежать грозящего бедствия о котором он знает из будущего. Но в остальном он безвреден. Если его освободят…
Такое объяснение, казалось, было подтверждено словами самого арестованного, который, когда его вывели из камеры, закричал:
— Дуг! Зачем ты здесь? Разве ты не знаешь, что с минуты на минуту должно прорвать плотину?
Филипс многозначительно кивнул сержанту. Было совершенно ясно, что Тони несколько ненормальный, но абсолютно порядочный сын богатых родителей. Его, конечно, можно освободить. Его освободят. И даже отдадут эти странные ремни, похожие на упряжку. Конечно, это сможет успокоить его. Да…
А в восемнадцати милях от города целая секция земляной плотины, сто футов в высоту и девяносто в ширину, — триста футов плотины двинулись внезапно вперёд монолитной массой, как будто на колёсах. Плотину стало размывать с самого дна, образовался слой грязи, сквозь который начала проникать вода. Эта грязь и оказалась великолепной смазкой. Давление воды на плотину менялось от полуфунта на квадратный дюйм у поверхности до пятидесяти фунтов у дна. Последняя цифра означала семь тысяч фунтов, давящих, как пресс, на каждый квадратный фунт плотины, которые неумолимо толкали её вперёд.
И трёхсотфунтовая махина сдвинулась, катясь, как на роликах! Остальная часть плотины не выдержала. Она просто исчезла, когда хлынула вода, была просто стёрта в порошок, когда об неё ударилась земляная волна ста метров высоты. Воды озера, площадью в пять квадратных миль, вырвались на свободу.
Громовой удар поднялся к небу. Ужасная, катящаяся стена разрушения прогрохотала в долину. Даже самые большие деревья были сметены, как пушинки, с её пути. Ничто не могло противостоять ей. Ничто! Сначала она, казалось, не торопилась. Подобно змее, вползала она в долину, набирая скорость и неся с собой разруху и опустошение.
От плотины до начала Конемагской долины было около шести миль. Поток прошёл это расстояние за три минуты с небольшим, смахнув по пути железнодорожный мост через Пенсильванский канал, как паутинку, и уверенно пробираясь дальше. Это не была обычная вода, постепенно замедляющая свой бег. Это были воды озера в несколько сот акров, глубиной от пятидесяти до ста футов. Это было пятьдесят миллионов кубических футов воды. Её было так много, что даже после того, как плотины не стало, дно озера обнажилось не раньше, чем через час. И это было всё ещё в двенадцати милях от того места, где освобождённого Тони Ньюмена выпустили под ответственность доктора Филипса.
— Надевай упряжку, Тони, — приказал Дуг, как только они выбрались из полицейского управления.
Пока ещё ничего не было слышно, кроме стука копыт, голосов и звонка на двери какой-то лавки.
— Благо ты лунатик, то надевай её прямо на улице и не обращай ни на кого внимания! Только выгляди поглупее! — Он вытащил из кармана факсимиле, переданные ему Кларком и начал внимательно изучать их, одно за другим.
Внезапно он остановился и указал Тони на один из снимков.
— Это заснято после наводнения, — сказал он угрюмо. — Вот магазин Хорошего тона, Л.Кохен и K°, рядом с шорной мастерской. У мастерской отломан угол, но Хороший тон стоит цел и невредим. Если бы могли заставить хоть несколько человек пройти туда… Но тогда нас обоих арестуют, как лунатиков! Их уже предупреждали раньше и слишком много раз! Как мальчик, кричащий: 'Волк, волк!', им уже кричали: 'Наводнение, наводнение!' Они больше не верят в это… Как твоя упряжка?
Тони застёгивал последний ремень.
— Сейчас нам надо найти какое-нибудь безопасное место, где никто не увидит как мы исчезнем, — сказал Дуг. — Кое-кто здесь выживет. И совершенно ни к чему, чтобы хоть один из них упомянул о двух людях, которые исчезли сразу же перед наводнением… Это основное положение проекта Тик-Ток: нельзя даже упоминать о нём в прошлом, чтобы не изменить историю.
Тони глубоко вздохнул. Несколько человек, проходя мимо, с любопытством оглядели их. Но люди в городе привыкли ко многому и предпочитали каждый заниматься своими делами. И только сейчас, стоя на главной улице города, Тони понял, насколько безнадёжной была его попытка предупредить людей. Они были людьми, и они были недоверчивыми. Даже если речь шла об их жизнях.
А в двенадцати милях от Джонстауна чудовищная стена воды двигалась по Конемагской долине. Она смела ещё один железнодорожный мост через канал, как соломинку. Она ударила по Восточной железнодорожной станции, которую Тони не видел из-за деревьев. На станции стояли локомотивы и вагоны, ожидая на запасном пути своей очереди отправиться в путешествие.
Поток ударил по ним. От станции не осталось ни щепки. Он поднял вверх вагоны и локомотивы, как пушинки. А в те времена паровозы были огромными, и каждый из них весил не менее двадцати пяти тонн. Но вода подняла их и двинула на дома, на фургоны, на деревья и мечущихся лошадей. Она использовала их, как своё оружие. И вместо того, чтобы уменьшить скорость, она понеслась ещё быстрее.
Это была даже не волна, а стена воды, несущая впереди себя огромные деревья, локомотивы, фургоны, лошадей и даже целые дома с живущими в них людьми. Может быть, эти люди уже утонули, может быть — нет.
Как уже говорилось, до Конемагской долины поток донёсся за три минуты и несколько секунд. Последние двенадцать миль до Джонстауна он проделал ещё за семь минут.
