предложения о будущем клана. Первая просьба, с которой он обращался к брату, – подумать о женитьбе на госпоже Ошибе:
«… Конечно, с моей стороны это неразумно, брат. Многих дайме разъярит моя «поразительная амбиция». Но такая связь с Вами упрочит мир в государстве и подтвердит наследование Яэмона – в Вашей лояльности никто не сомневается, хотя некоторые ошибочно сомневаются в моей. Вы, несомненно, можете взять и более подходящую жену, но госпоже Ошибе вряд ли удастся найти лучшего мужа. После того как будут убраны все изменившие Его Императорскому Величеству, я снова займу свое законное место президента Совета регентов. Тогда я приглашу Сына Неба и попрошу его потребовать этого брака, если Вы согласитесь нести такую ношу. Я всей душой чувствую, что такая жертва – единственный путь, которым мы можем обеспечить продолжение нашей династии и выполнить наш долг перед Тайко. Это первое. Во- вторых, Вам предлагаются все земли христиан-изменников Кийямы и Оноши. В настоящее время они вместе с иностранными священниками замышляют предательскую войну против всех нехристиан-дайме; война будет поддержана вторжением вооруженных мушкетами чужеземцев – все так, как они когда-то уже делали против нашего сюзерена Тайко. Далее, Вам предлагаются все земли других христиан острова Кюсю, которые встанут на сторону изменника Ишидо в последней битве со мной. (Известно ли Вам, что этот крестьянин, этот выскочка, был столь дерзок – и это перестало быть секретом, – что планировал роспуск Совета регентов и женитьбу на матери наследника? )
И взамен всего этого, брат, мне нужны тайный договор о союзничестве сейчас, гарантирующий безопасный проход моих армий через горы Синано, и совместная атака под моим руководством против Ишидо – выбор времени и способа остается за мной.
Как знак моего доверия я сразу же посылаю моего сына Судару, его жену, госпожу Дзендзико, и их детей, включая моего единственного внука, к Вам в Такато…»
– «Это не действия побежденного, – сказал себе Торанага, запечатывая свиток. – Затаки сразу же поймет это. Да, но теперь капкан поставлен. Дорога через Синано – мой единственный путь, и брат – мой первый шаг на пути к равнинам Осаки. Но верно ли, что Затаки нужна Ошиба? Не слишком ли многим я рискую, полагаясь только на глупую болтовню слуг, которые вечно где-то слоняются и что-то подслушивают, на шепот в исповедальне и бормотание отлученного священника? А если Дзеко, эта пиявка, просто солгала ради каких-то своих выгод… Два меча – вот настоящий ключ, чтобы открыть все ее секреты. У нее наверняка есть улики против Марико и Анджин-сана. Почему бы еще Марико пришла ко мне с этой просьбой? Тогда – Марико и чужеземец! Чужеземец и Бунтаро! Э-э-э, жизнь такая странная вещь…»
Знакомая боль опять подступила к груди. Через несколько минут он написал письмо для почтового голубя и с трудом потащился вверх по лестнице на голубятню. В одной из клеток он тщательно выбрал голубя на Такато и прикрепил ему на ногу маленький цилиндрик с письмом. Голубя он посадил в открытой клетке наверху – улетит сразу же, как рассветет.
В послании к матери он просил разрешить безопасный проезд Бунтаро, который везет важное послание ей и его брату. И подписано оно было, как и само письмо: Ёси-Торанага-нох-Миновара. Этот титул он использовал впервые в жизни.
– Лети спокойно и уверенно, маленькая птичка, – напутствовал он голубя, погладив его оброненным пером. – Ты несешь наследство династии на десять тысяч лет…
Глаза Торанага еще раз опустились на расстилающийся внизу под ним город. Узенькая полоска света видна была на горизонте с западной стороны. Внизу, около домов, он мог разобрать крошечные, с булавочный укол факелы, что окружали корабль чужеземцев.
«Вот еще один ключ», – подумал он и стал снова и снова обдумывать эти три секрета. Он знал, что ему чего-то не хватает…
– Хотел бы я, чтобы Кири была здесь, – сказал он ночи.
Марико стояла на коленях перед зеркалом из полированного металла. Наконец она отвела взгляд и посмотрела на нож, который держала в руках. Лезвие отражало свет масляной лампы.
– Мне бы надо воспользоваться тобой, – сказала она, охваченная горем. Ее глаза обратились к Мадонне с младенцем в нише, украшенной изумительно красивой веточкой цветов, и наполнились слезами: «Я знаю, что самоубийство смертный грех, но что я могу сделать? Как мне жить с таким позором? Лучше сделать это, пока я еще не предана».
Комната была очень тихая, как и весь их семейный дом, построенный внутри кольца укреплений и широкого рва с водой вокруг всего замка; здесь имели право жить только самые любимые и надежные хатамото. Через разбитый у дома сад с бамбуковым забором бежал маленький ручей, отведенный от одной из многих окружающих замок речек.
Услышав, что заскрипели, открываясь, передние ворота и слуги сходятся, приветствуя хозяина, Марико быстро спрятала нож и вытерла слезы. Вот раздались шаги… она открыла дверь и вежливо поклонилась Бунтаро. Он явно был в мрачном расположении духа. Торанага, сообщил он ей, опять передумал и приказал ему выехать немедленно.
– Я еду на рассвете. Хотел пожелать вам спокойного путешествия… – Он запнулся и взглянул на нее. – Почему вы плачете?
– Прошу извинить меня, господин. Только потому, что я женщина и жизнь кажется мне такой трудной. И из-за Торанаги-сама.
– Он ненадежный человек. Мне стыдно это говорить. Ужасно, но вот чем он стал. Мы должны вести воину. Намного лучше начать войну, чем знать, что единственное, что ждет тебя в будущем, – это увидеть перед собой грязное лицо Ишидо, смеющегося над моей кармой!
– Да, простите. Я желала бы чем-нибудь помочь. Не хотите ли чаю или саке?
Бунтаро повернулся и рявкнул на служанку, которая смотрела на них стоя в дверях:
– Приноси саке! Быстро!
Бунтаро вошел в ее комнату. Марико закрыла дверь. Теперь он стоял у окна, откуда видны были стопы замка и главная башня за ними.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, господин, – сказала она успокаивающе. – Ванна готова, и я пошлю за вашей любимой наложницей.
Он все смотрел на главную башню замка, стараясь сдержать закипающее раздражение.
– Торанаге следовало бы отказаться в пользу господина Судару, если он хочет остаться в живых, – ведь будет драка за положение главы рода. Господин Судару – его сын и законный наследник, не так ли?
– Да, господин.
– Или он мог бы сделать лучше, так, как предлагал Затаки, – совершить сеппуку. Тогда вместе с нами сражался бы Затаки со всеми его армиями. С ними и с мушкетами мы прорвались бы до Киото, – я знаю, что это нам бы удалось. А если мы и проиграли – все же это лучше, чем сдаваться, как грязные, трусливые любители чеснока! Наш хозяин потерял все права! Правда ведь? – налетел он на Марико.
– Пожалуйста, извините меня – я не могу так говорить. Он наш сюзерен.
Бунтаро стоял задумавшись, не в силах отвести взора от главной башни, словно она излучала гипнотическую силу. На всех этажах светились огни, ярче всего – на шестом.
– Мой совет его Совету – предложить ему покончить с собой, если он не захочет – помочь ему. Таких прецедентов достаточно! Многие разделяют мое мнение, господин Судару – пока еще нет. Может быть, он действует тайно, – кто его знает, что он на самом деле думает? Когда встретите его жену, когда вы встретите госпожу Дзендзико, – поговорите с ней, убедите ее. А она убедит его, – она водит его за нос, правда? Вы ведь подруги, она вас послушается. Убедите ее.
– По-моему, очень плохо так поступать, господин. Это предательство.
– Я приказываю вам поговорить с ней!
– Я выполню вашу просьбу.
– Да, вы выполните приказ, не так ли? – прорычал он. – Подчинитесь? Почему вы всегда такая холодная и печальная? А? – Он поднял зеркало и протянул его Марико. – Посмотрите на себя!
– Пожалуйста, извините меня, если я огорчила вас, господин, – она говорила ровным голосом, глядя мимо зеркала ему в лицо. – Я не хотела рассердить вас.
Он какое-то время угрюмо наблюдал за ней, потом положил зеркало на лакированный столик. – Я не обвиняю вас. Если бы я думал, что я… я бы не колебался.
