поняла и отложила в памяти. А когда убедилась: да, она запомнила все, что Дзеко приготовилась открыть ей в этот момент (она, конечно, понимала: если человек торгует – у него всегда много чего есть в запасе), – то послала за свежим чаем. Марико сама наполнила Дзеко чашку, и они спокойно пили чай – обе осторожные, уверенные в себе.

– Не знаю, как определить, насколько ценна эта информация, Дзеко-сан.

– Конечно, Марико-сан.

– Думаю, что эти сведения – и тысяча коку – очень обрадуют господина Торанагу.

Дзеко удержала ругательство, готовое сорваться с губ. Она ожидала значительного снижения первоначально запрошенной суммы.

– Простите, но деньги не имеют значения для такого дайме, хотя это целое состояние для такой крестьянки, как я, – тысяча коку делают меня основоположницей состояния целого рода, правда? Каждый должен знать свое место, госпожа Тода, не так ли? Ее тон был очень язвителен.

– Да. Хорошо знать, кто вы и что вы, Дзеко-сан. Это одно из редких преимуществ, которые мужчина уступил женщине. К счастью, я знаю, кто я. О, конечно, знаю. Пожалуйста, переходите к тому, чего вы хотите.

Дзеко не дрогнула от такой угрозы, но бросилась в атаку с соответствующей грубой прямотой:

– А суть моего разговора в том, что обе мы знаем жизнь и понимаем смерть – обе считаем, что везде и все зависит от денег – даже в аду.

– Вы так думаете?

– Да. Но, простите, я считаю, что тысяча коку – слишком много.

– Смерть предпочтительнее?

– Я уже написала свои предсмертные стихи, госпожа:

«Когда я умру,

Не сжигайте меня,

Не хороните никак.

Просто бросьте на поле тело мое —

Накормить пустобрюхих собак».

– Это можно устроить. Очень просто.

– Да. Но у меня длинные уши и надежный язык, а это может быть очень важно.

Марико налила еще чаю – себе.

– Извините, что вы сказали?

– О да, конечно. Пожалуйста, извините меня, но это не хвастовство, что я хорошо подготовлена, госпожа, – в этом и во многом другом. Смерти я не боюсь. Написала завещание, дала сыну подробные инструкции на случай моей неожиданной смерти. Заключила мир с богами задолго до этой минуты и на сорок дней после смерти… Я уверена – мне удастся возродиться. А если и нет, – она пожала плечами, – тогда я стану ками… – Веер ее замер. – Так я могу надеяться, что возможность передать это господину Торанаге представится в течение месяца, да? Пожалуйста, простите, что я вам напоминаю, но я как вы: я ничего не боюсь. Но в отличие от вас мне в этой жизни нечего терять.

– Так много разговоров об ужасных вещах, Дзеко-сан, в такое приятное утро. Ведь так приятно, правда? – Марико собралась спрятать коготки. – Я предпочитаю видеть вас живой, процветающей почтенной дамой, одним из столпов вашей новой гильдии. Ах, это была очень тонкая мысль. Хорошая идея, Дзеко-сан.

– Благодарю вас, госпожа. Я бы также хотела, чтобы вы были счастливы и невредимы и процветали во всем, что вам захочется. Со всеми забавами и почестями, которые вам потребуются.

– «Забавами»? – повторила Марико, снова почувствовав опасность.

Дзеко была похожа на хорошо натасканную собаку, идущую по следу за зверем.

– Я только крестьянка, госпожа, так что не знаю, какие почести требуются вам, какие забавы доставляют удовольствие вам. Или вашему сыну.

Ни та ни другая не заметили, как между пальцами Марико сломалась тонкая деревянная планка веера. Бриз прекратился. Теперь в саду, выходящем к морю, на котором не было ни малейшего волнения, висел влажный, горячий воздух. Стаями летали мухи, усаживались, снова взлетали.

– Ну а каких «забав и почестей» хотели бы вы для себя? – Марико с недоброй улыбкой рассматривала эту пожилую женщину, ясно поняв теперь, что она должна ее убрать, иначе погибнет ее сын.

– Для себя – ничего. Господин Торанага оказал мне почести и одарил богатствами, о которых я и не мечтала. Но для своего сына? О да, он мог бы помочь ему.

– Чем помочь?

– Двумя мечами.

– Это невозможно.

– Знаю, госпожа. Простите. Tак легко это предоставить, и все-таки нельзя. Но идет война. Для боев потребуется много воинов.

– Сейчас войны не будет. Господин Торанага едет в Осаку.

– Два меча. Это не такая большая просьба.

– Это невозможно. Извините, это присуждаю не я.

– Простите, но я не прошу вас о чем-нибудь таком… Это единственное, что в силах меня обрадовать. Да. Ничего другого. – Капля пота упала с лица Дзеко на колено. – Я хотела бы предложить господину Торанаге пятьсот коку с цены контракта как знак моего уважения в эти трудные времена. Другие пятьсот коку пойдут моему сыну. Самурай нуждается в наследственном состоянии, правда?

– Вы обрекаете своего сына на смерть. Все самураи Торанаги очень скоро погибнут или станут ронинами.

– Карма. У моего сына уже есть сыновья, госпожа. Они расскажут своим сыновьям, что когда-то мы были самураями. В этом все дело.

– Не я даю звание самурая.

– Конечно. Простите меня. Но именно это могло бы меня удовлетворить.

Торанага раздраженно покачал головой:

– Ее информация, вероятно, интересна, но не стоит того, чтобы сделать ее сына самураем.

Марико возразила:

– Она кажется преданным вассалом, господин. Она сказала, что будет польщена, если вы еще на пятьсот коку снизите цену контракта, отдав эти деньги нуждающимся самураям.

– Это не благородство. Нет, совсем нет. Это только признание вины за то, что сначала она запросила такую грабительскую цену.

– Возможно, это стоит рассмотреть, господин. Ее идея о гильдии, о гейшах и новых классах куртизанок будет иметь далеко идущие последствия, правда?

– Не согласен. Нет. И почему ее следует вознаградить? Нет оснований предоставлять ей такие почести. Бессмысленно! Она, конечно, не просила вас об этом, не так ли?

– Для нее это было бы чересчур дерзко, господин. Я просто предложила это, считая, что она может быть вам очень полезна.

– Лучше бы она уже это доказала. Не исключено, что ее секреты тоже вранье. В эти дни я не получал ничего, кроме вранья. – Торанага позвонил в колокольчик – у дальней двери тут же появился его конюший.

– Господин?

– Где куртизанка Кику?

– В ваших покоях, господин.

– А эта женщина – Дзеко – с ней?

– Да, господин.

– Отправьте их обеих из замка. Немедленно! Отправьте их обратно в… Нет, поместите их в гостинице – третьеразрядной гостинице – и скажите, чтобы ждали, пока я пришлю за ними. – Когда самурай исчез, Торанага раздраженно сказал:

– Отвратительно! Сводня, желающая стать самураем! Грязные крестьяне не знают больше, где их