– Я скажу им, где смотреть – и как смотреть, Родригес. Как это делают испанцы – некоторые из них. А?

– Ми каго ен ла лече, че каброн!

– Куева, лече! Поторопись! – Все еще без ответа. Блэксорн выступил вперед с ножом в руке. – Дозо, Ёсинака-сан. Ватас…

Родригес хрипло сказал:

– У меня в шляпе, – и он остановился.

– Хорошо, – сказал Блэксорн и взял его широкополую шляпу.

– Ты не будешь… не будешь учить их этому делу?

– Почему бы и нет?

– Будь осторожней с кожей, англичанин, я ею дорожу. Лента была широкая и жесткая, кожа высокого качества, как и сама шляпа. В ленте был спрятан тонкий стилет, маленький, специально сделанный, высококачественная сталь легко принимала форму любой кривой. Ёсинака еще раз зло обругал своих самураев.

– Перед Богом спрашиваю, это все, Родригес?

– О, Мадонна, я же сказал тебе.

– Поклянись.

Родригес повиновался.

– Ёсинака-сан, има иси-бан. Домо, – сказал Блэксорн. – С ним теперь все нормально. Благодарю вас.

Ёсинака отдал приказ. Его люди освободили Родригеса, тот потер руки, стараясь облегчить боль.

– Теперь можно сесть, англичанин?

– Да.

Родригес вытер пот красным платком, потом поднял свою оловянную фляжку и сел, скрестив ноги, на подушки. Ёсинака остался неподалеку на веранде. Все самураи, кроме четверых, вернулись на свои посты.

– Почему вы такие грубые – и они, и ты, англичанин? Я никогда не сдавал своего оружия раньше. Разве я убийца?

– Я спросил вас, сдали ли вы все оружие, и вы солгали.

– Я не слышал. Мадонна! Вы что, обращались со мной как с обычным преступником? – Родригес был вне себя. – Да в чем дело, англичанин, что тут такого? Вечер испортили… Но подожди. Я их прощаю. И я прощаю тебя, англичанин. Ты был прав, а я нет. Извини. Я рад видеть тебя, – он отвинтил крышку и предложил ему фляжку. – Вот – здесь прекрасный бренди.

– Вы пейте первым.

Лицо Родригеса мертвенно побледнело:

– Мадонна, ты думаешь, я принес тебе яду?

– Нет. Но вы пейте первым.

Родригес выпил.

– Еще!

Португалец повиновался, потом вытер рот тыльной стороной руки. Блэксорн взял фляжку. – Салют! – Он наклонил ее и сделал вид, что глотает, украдкой заткнув горлышко фляжки языком, чтобы не дать жидкости попасть в рот, как ни хотелось ему выпить.

– Ах! – сказал он, – Это было прекрасно.

– Возьми ее себе, англичанин, это подарок.

– От доброго святого отца? Или от тебя?

– От меня.

– Ей-богу?

– Клянусь Богом, святой Девой, тобой и ими! – сказал Родригес. – Это подарок от меня и от отца! Он владеет всеми запасами спиртного на «Санта-Филиппе», но его святейшество сказал, что я могу распоряжаться ими наравне с ним, на борту еще дюжина таких фляжек. Это подарок. Где твои хорошие манеры?

Блэксорн притворился, что пьет, и вернул ее обратно:

– Вот, давай еще.

Родригес чувствовал, как спиртное растекается по жилам, и порадовался, что после того, как взял у Алвито полную фляжку, он вылил содержимое, промыл как можно лучше и наполнил ее бренди из своей бутылки.

– Мадонна, прости меня, – взмолился он, – прости меня за то, что я усомнился в святом отце. О, Мадонна, Бог и Иисус, ради любви к Богу, приди снова на землю и измени ее, эту планету, где мы иногда еще осмеливаемся не доверять священникам.

– В чем дело?

– Ничего, англичанин. Я только подумал, что мир – это грязная помойная яма, если не можешь доверять никому. Я пришел к тебе по-дружески, пообщаться, а теперь мир для меня раскололся.

– Ты пришел с миром?

– Да.

– С таким вооружением?

– Я всегда так вооружен. Поэтому еще и жив. Салют! – Здоровяк мрачно поднял свою фляжку и снова отпил бренди, – Черт бы побрал этот мир, черт бы забрал все это.

– Ты говоришь, черт со мной?

– Англичанин, это я, Васко Родригес, кормчий португальского военного флота, не какой-то зачуханный самурай. Я обменялся с тобой многими оскорблениями, но все по-дружески, пойми. Сегодня вечером я пришел повидаться с другом, и вот теперь у меня его нет. Это чертовски печально.

– Да.

– Мне не следует горевать, но я горюю. Дружба с тобой очень осложняет мне жизнь. – Родригес встал, пытаясь унять боль в спине, потом снова сел, – Ненавижу сидеть на этих проклятых подушках! Мне нужны стулья. На корабле. Ну, салют, англичанин.

– Когда вы повернули по ветру, а я был на миделе, ты сделал это, чтобы сбросить меня за борт. Так?

– Да, – сразу же ответил Родригес. Он встал на ноги. – Да, я рад, что ты спросил меня об этом, так как это ужасно гложет мою совесть. Я рад извиниться перед тобой, так как мне самому было трудно в этом признаться. Да, англичанин. Я не прошу прощения, понимания или чего-то еще. Но я рад признаться в этом позоре прямо перед тобой.

– Вы думаете, я бы поступил так же?

– Нет. Но потом, когда наступит такой момент… Никогда не знаешь, как поведешь себя в момент испытаний.

– Вы пришли сюда, чтобы убить меня?

– Нет. Не думаю. Это не было у меня самой главной мыслью, хотя для моего народа и для моей страны, как мы оба знаем, было бы лучше, если бы тебя не было в живых. Жаль, но это так. Как глупа жизнь, да, англичанин?

– Я не хочу, чтобы ты умер, кормчий, мне нужен только твой Черный Корабль.

– Слушай, англичанин, – сказал Родригес без всякой злобы. – Если мы встретимся в море, ты на своем корабле, вооруженный, я на своем, сам заботься о своей жизни. Я пришел сказать тебе об этом – только об этом. Я думаю, можно сказать тебе это как другу, мне все-таки хочется остаться твоим другом. Кроме встречи на море, я навеки у тебя в долгу. Салют!

– Надеюсь, что я захвачу твой Черный Корабль в море. Салют, кормчий.

Родригес гордо удалился. Ёсинака и самураи проводили его. У ворот Родригес получил свое оружие и вскоре исчез в ночной темноте…

Ёсинака подождал, пока часовые не встали на свои места. Убедившись, что все в безопасности, он пошел к себе. Блэксорн сидел на одной из подушек, через несколько минут служанка, которую он послал за саке, улыбаясь, прибежала с подносом. Она налила ему чашку и осталась ждать, чтобы и дальше