– Завтра наверняка.

– Куе ва, мне хотелось бы повидать его еще раз. Он в порядке? – спокойно спросил Родригес.

– Да, – судовой колокол ударил шесть раз. Три часа дня.

– Он рассказывал вам, что случилось после того, как он уехал из Осаки?

– Я знаю отдельные вещи. От него и от других. Это длинная история, и тут есть что порассказать. Сначала я разберусь со своими письмами, а потом мы поговорим.

Родригес откинулся на спинку кресла в своей маленькой каюте на корме.

– Хорошо. Это очень хорошо. – Он посмотрел в резко очерченное лицо иезуита, коричневые глаза с желтыми крапинками. Кошачьи глаза. – Послушайте, отец, – сказал он, – англичанин спас мне жизнь и корабль. Конечно, он враг, уверен, что он еретик, но он кормчий, один из лучших в мире. Ничего нет плохого в том, чтобы уважать врага, даже такого, как он.

– Господь наш Иисус простил своих врагов, но они тем не менее распяли его, – Алвито спокойно выдержал взгляд кормчего, – но мне он тоже нравится. По крайней мере, я его хорошо понимаю. Давайте пока оставим его на какое-то время.

Родригес кивнул, соглашаясь. Он заметил, что тарелка священника пуста, потянулся через стол и подвинул ее поближе:

– Отец, здесь еще есть немного каплуна. Хотите хлеба?

– Спасибо. Я съем. Я и не понимал, как голоден, – священник с удовольствием отломил себе еще одну ногу, взял шалфея и луку, кусок хлеба, потом вылил на все это остатки густой подливки.

– Вина?

– Да, спасибо.

– А где остальные ваши люди, отец?

– Я оставил их в гостинице около порта.

Родригес выглянул в окно кормовой рубки, которое выходило в сторону Нумадзу, пристани и порта, справа по борту было видно устье реки Кано, где вода была темнее, чем в море. Взад-вперед курсировали рыбацкие лодки.

– Этот ваш слуга, которого вы послали, отец, – ему можно доверять? Вы уверены, что он найдет нас?

– О, да. Они, конечно, пробудут там по крайней мере два дня, – Алвито решил не говорить о том, что он, или, точнее, напомнил он себе, брат Михаил, заподозрил Блэксорна и Марико, поэтому он только добавил: – Не забывайте, они путешествуют с большой помпой. При том положении, какое занимает Тода Марико, и знаменах Торанаги, их везде очень почитают. О них будут знать вокруг на четыре мили, кто они и где остановились.

Родригес рассмеялся:

– Англичанин в почете? Кто поверит в это? Какой-нибудь сифилитичный дайме!

– Это совсем не так, кормчий. Торанага сделал его самураем и хатамото.

– Что?

– Теперь главный кормчий Блэксорн носит два меча. Со своими пистолетами. И теперь он доверенное лицо Торанаги, в какой-то мере и его протеже.

– Англичанин?

– Да, – Алвито замолчал и продолжал есть.

– Вы знаете, почему? – спросил Родригес.

– Да, отчасти. Ему повезло, кормчий.

– Тогда расскажите мне, хотя бы вкратце, а подробности потом.

– Анджин-сан спас Торанаге жизнь, даже три раза. Дважды во время бегства из Осаки, последний раз в Идзу во время землетрясения, – Алвито с удовольствием обгладывал мясистое бедрышко каплуна. Капли сока стекали по его черной бороде.

Родригес ждал продолжения, но священник не сказал больше ни слова. Его взор опустился на бокал с вином, который он держал в руках. Поверхность густого красного вина поблескивала. После долгой паузы он сказал:

– Для нас очень плохо, что этот чертов англичанин так втерся в доверие к Торанаге. Нам этого совсем не надо.

– Я с вами согласен.

– И все равно, мне бы хотелось повидаться с ним. – Священник не сказал ничего. Родригес молча дал ему доесть все на тарелке, веселое настроение покинуло его. Было покончено с последним крылышком, священник выпил еще один бокал вина. Потом, под конец, еще немного прекрасного французского коньяка, который отец Алвито достал из буфета.

– Родригес? А вам не хотелось бы рюмочку?

– Благодарю вас, – моряк посмотрел, как Алвито наливал орехово-коричневый напиток в хрустальный сосуд. Все вино и коньяк прислали из личных запасов отца-инспектора как личный дар его другу иезуиту.

– Конечно, Родригес, вы можете тоже пользоваться этими запасами наряду с отцом Алвито, – сказал тогда дель Аква. – Идите с Богом, может быть, он присмотрит за вами и поможет благополучно вернуться в порт и домой.

– Благодарю вас, ваше святейшество.

«Да, благодарю, но не за то, – горько подумал Родригес, – что вы приказали моему адмиралу принять на борт проклятую лодку под командованием этого иезуита, который разлучил меня с женой, бедной крошкой. Мадонна, жизнь так коротка, слишком коротка и слишком ненадежна, чтобы тратить ее на сопровождение этих противных священников, даже отца Алвито, который из них самый приличный человек и из-за этого самый опасный. Мадонна, помоги мне!»

– О! Вы уезжаете. Род-сан? Уезжаете так быстро? О, как жаль…

– Я скоро вернусь, моя дорогая.

– О, извините… я буду скучать, и я, и дитя. На миг он задумался, не взять ли ее с собой на борт «Санта-Филиппы», но сразу же отбросил эту мысль, зная, как это будет опасно для нее, для него и корабля:

– Извини, я скоро вернусь.

– Мы будем ждать, Род-сан. Пожалуйста, прости меня, что я так расстроена, извини.

Хотя и с трудом, с сильным акцентом, она все же пыталась говорить на португальском, настаивая, чтобы он называл ее христианским именем Грэйси, а не так мило звучащим Ньян-ньян, что означает «Кошечка» и так подходит ей, а главное, гораздо больше нравится ему.

Он покинул Нагасаки с большим нежеланием, проклиная всех священников и адмиралов, страстно желая, чтобы поскорее кончились лето и осень и он смог поднять якорь Черного Корабля, трюмы которого уже распирало от слитков, и направиться, наконец, домой, богатым и независимым. А что потом? Вечный вопрос, полностью завладевший им. Что с ней и ребенком? «Мадонна, помоги мне решить этот вопрос».

– Прекрасный обед, Родригес, – сказал Алвито, играя хлебным мякишем.

– На доброе здоровье, – Родригес сразу стал серьезным. – Какие у вас планы, отец? Мне хотелось бы… – он остановился на середине предложения и выглянул в окно. Потом, не удовлетворившись этим, он встал из-за стола и, мучаясь, прохромал к иллюминатору, выходящему на берег, и посмотрел в него.

– В чем дело, Родригес?

– Я подумал, что прилив переменился. Сейчас хочу проверить со стороны моря, – он дальше отодвинул занавеску, но все еще не мог разглядеть носовой якорь, – Извините меня, я на секунду, отец.

Он вышел на палубу. Вода плескалась о якорную цепь, которая углом поднималась из мутной воды. Никакого движения. Потом появился легкий след и корабль начал слегка освобождаться, занимая новое положение по мере убывания воды. Он проверил, как он стоит, потом посты. Все было в полном порядке. Поблизости не было ни одной лодки. День был прекрасный, туман давно рассеялся. До берега было около кабельтова, достаточно далеко, чтобы не допустить внезапного вторжения на борт, но и далеко в стороне от морских путей, ведущих к пристаням.

Его корабль представлял собой лорчу – японский корпус, приспособленный для современных португальских парусов и такелажа: быстроходный двухмачтовый, с такелажем, как у шлюпа. На нем было