– Ее муж чуть не послужил причиной смерти господина Торанаги. Пожалуйста…

– Торанага приговорил их к смерти?

– Да, но он был прав. Спросите ее, она так же думает, Анджин-сан.

– Сколько лет было ребенку?

– Несколько месяцев, Анджин-сан.

– Торанага приговорил ребенка к смерти за то, что сделал его отец?

– Да. Таков наш обычай. Пожалуйста, будьте терпимей к нам. В некоторых вещах мы не свободны. Наши порядки отличаются от ваших. Видите ли, по закону, мы принадлежим нашему сюзерену. По закону, отец распоряжается жизнями своих детей, жены и наложниц, а также слуг. По закону, его жизнь принадлежит его сюзерену. Таков наш обычай.

– Так что отец может убить любого в доме?

– Да.

– Тогда вы нация убийц.

– Нет.

– Но ваш обычай прощает убийство. Я думал, вы христиане.

– Я христианка, Анджин-сан.

– А как же заповеди?

– Я не могу этого объяснить, правда. Но я христианка, и самурай, и японка, и одно не противоречит другому. Пожалуйста, постарайтесь нас понять.

– Вы отдадите своих детей на смерть, если Торанага вам это прикажет?

– Да. У меня только один сын, но, я думаю, что да. Мой долг так поступить. Это закон – если мой муж с этим согласится.

– Надеюсь, Бог сможет простить всех вас.

– Бог понимает, Анджин-сан. О, он нас поймет. Может быть, он тоже откроет вам глаза. Извините, я не могу ясно это объяснить, – она обеспокоенно посмотрела на Блэксорна. – Анджин-сан, вы для меня загадка. Ваши обычаи мне непонятны. Может быть, нам следует быть терпимей друг к другу. Госпожа Фудзико, например. Она будет присматривать за вашим домом и вашими слугами. Будет исполнять ваши прихоти – все, что захотите. Ведь кто-то должен делать это. Вам не надо будет спать с ней, если вас это волнует – если вы не находите ее пригодной для этого. Вам даже нет необходимости быть вежливым с ней. Она будет служить вам, как вы захотите, любым способом, какой вас устроит.

– Я могу обращаться с ней, как мне захочется?

– Да.

– Я волен спать или не спать с ней?

– Конечно. Она найдет кого-нибудь, кто будет приятен вам для удовлетворения ваших телесных нужд, если захотите, или она не будет в это вмешиваться вообще.

– Могу я прогнать ее? Приказать ей уйти?

– Если она оскорбит вас, да.

– А что тогда будет с ней?

– Обычно в таких случаях с позором возвращаются в дом родителей, которые могут или принять или не принять обратно. Кто-то, подобно госпоже Фудзико, возможно, предпочтет убить себя, а не терпеть такой стыд. Но она… вам следует знать, что настоящий самурай не может покончить с собой без разрешения его господина. Некоторые, конечно совершают самоубийство, но они нарушают свой долг и не могут считаться самураями. Я бы не убила себя, несмотря ни на какой стыд, если бы мне не разрешил мой господин Торанага или мой муж. Господин Торанага запретил ей покончить с жизнью. Если вы отошлете ее, она станет неприкасаемой – эта.

– Но почему? Почему ее семья не примет ее обратно?

Марико вздохнула:

– Извините, Анджин-сан, но если вы отошлете ее назад, позор будет столь велик, что ее никто не примет.

– Из-за того, что она осквернена? Потому что была около чужеземца?

– О, нет, Анджин-сан, только потому, что она не справилась со своими обязанностями, – сразу же сказала Марико. – Она теперь ваша наложница – ей приказал господин Торанага, и она согласилась. Вы теперь хозяин дома.

– Я?

– Да, вы, Анджин-сан. Вы теперь хатамото. У вас есть состояние. Господин Торанага дал вам жалованье двадцать коку в месяц. На эти деньги самурай обычно содержит кроме себя еще двух самураев. Но это не ваши проблемы. Я прошу вас, пожалейте Фудзико, будьте милосердны. Она хорошая женщина. Простите ей ее безобразность. Она будет хорошей наложницей.

– У нее нет дома?

– Да. Это ее дом, – Марико сдерживала себя. – Пожалуйста, примите ее. Она может многому научить вас. Если вы предпочитаете смотреть на нее как на пустое место, все равно позвольте ей остаться. Примите ее и потом, как глава дома, согласно нашему закону, убейте ее.

– Вы мне советуете убить ее?

– Вовсе нет, Анджин-сан. Но жизнь и смерть – это ведь одно и то же. Кто знает, может быть, вы окажете Фудзико большую услугу, лишив ее жизни. Это теперь ваше право перед законом. Ваше право также сделать ее неприкасаемой.

– Так, я опять пойман в ловушку, – сказал Блэксорн, – в любом случае она погибнет. Если я не выучу вашего языка, будет казнена вся деревня. Если я поступаю не так, как вы хотите, всегда убивают кого- нибудь невинного. Выхода нет.

– Есть очень легкое решение, Анджин-сан. Умереть. Вы не должны терпеть то, чего нельзя вынести.

– Самоубийство – это сумасшествие и смертельный грех. Я думал, вы христианка.

– Я же сказала, что я христианка. Но у вас, Анджин-сан, тоже есть много способов почетной смерти. Вы насмехались над моим мужем, что он не хотел умереть в бою, да? Это не наш обычай, а, наверное, ваш. Так почему вы не сделаете этого? У вас есть пистолет. Убейте господина Ябу. Вы ведь считаете, что он чудовище.

Он посмотрел на ее безмятежное лицо, чувствуя, несмотря на свою ненависть, как она красива: «Это слабость, умереть без всякой цели. Лучше сказать, глупость».

– Вы считаете себя христианином. Поэтому вы верите в сына Божьего – Иисуса на небесах. Смерть не должна пугать вас. А что касается «цели», то это не нам судить, имеет смысл или нет. Для смерти всегда найдется причина.

– Я в вашей власти. Вы знаете это. Я тоже.

Марико наклонилась вперед и, жалея, дотронулась до плеча:

– Анджин-сан, забудьте о деревне. Может случиться миллион вещей, прежде чем кончатся эти шесть месяцев. Приливная волна, или землетрясение, или вы вернете обратно свой корабль и уплывете, или Ябу погибнет, или мы все умрем, или что-то еще случится, кто знает? Оставьте Богу Богово и карму карме. Сегодня вы здесь, и не в ваших силах изменить это. Вы живы и здоровы. Посмотрите на этот закат, красиво, правда? Этот закат есть только сейчас. Завтра не существует. Посмотрите. Это так красиво и никогда не повторится снова. Это бесконечность жизни. Забудьтесь в этом, останьтесь наедине с природой и не беспокойтесь о будущем, вашем, моем или всей деревни.

Он поддался обману безмятежности ее слов. Посмотрел на запад. По небу расплывались громадные пурпурно-красные пятна.

Он смотрел на солнце, пока оно не исчезло.

– Я хочу, чтобы вы стали моей наложницей, – сказал Блэксорн.

– Я принадлежу господину Бунтаро, и, пока он не умер, я не могу думать или говорить о том, что может быть в мыслях или на словах.

«Карма, – подумал он, – Принимаю ли я карму? Свою? Ее? Их? Ночь красива. И вот есть она, и она принадлежит другому. Красивая. И очень умная: оставить проблемы Бога Богу и кармы – карме. Ты пришел сюда без приглашения. Ты в их власти. И какой ответ?». «Ответ будет, – сказал он себе, – потому что Бог на