— Да-да, с космосом, — закивал полковник, — наша служба, конечно, почетна и тяжела, но не надо забывать, что преступники есть не только на планете Земля, но и в космосе. Помнишь нашу недавнюю операцию по обезвреживанию банды новых марсиан?
— А разве это были не заезжие наркоманы-убийцы? — изумился капитан.
Толстолобов озабоченно потер подбородок, размышляя, не ошибся ли он в капитане Синицыне, выбрав его для рейда к звездам.
— Короче, Федя, чему тебя в армии до того, как ты в милицию пошел, учили? Ну, вспоминай самое главное.
— Безоговорочно выполнять распоряжения высшего начальства, — браво отчеканил Синицын, — приказы командира не обдумывать и не обсуждать.
— Во, — Толстолобов поднял вверх указательный палец, — оно. В общем, завтра вечером, Федя, ты отправляешься в космос с секретным заданием и особой миссией, основная цель которой — не посрамить правоохранительные органы Земли.
— Так точно, — вскочил со стула Синицын, щелкая каблуками.
— Да обожди ты, не суетись, — махнул рукой полковник, — я тебе еще не все рассказал.
Моргнув, капитан снова сел на стул, аккуратно положив руки на колени.
— В общем, расклад такой: ты летишь в космос, где будешь работать с уже знакомыми тебе агентами по делу новых марсиан, с агентом Бельды и агентом Снежковским.
Капитан Синицын кивнул.
— Там у них ЧП какое-то произошло, — продолжил Толстолобов, — короче, бардак точно такой же, как у нас на Земле: не то перепились они там все вместе с комендантом тюрьмы, не то козни друг другу строят, короче, так или иначе из-за недосмотра местной администрации из тюрьмы бежал Воротилов вместе со своими верными телохранителями. Надеюсь, ты, Федя, понимаешь, что это значит?
Синицын отрицательно покачал головой.
Полковник вздохнул:
— Это значит, что они не только нашу планету осрамят, но чего доброго Лигу Объединенных Планет по миру пустят, и в итоге, войны с Землей не миновать. Разбираться там особо не будут, шарахнут по нам ракетами, и все дела.
— Война — это плохо, — согласился Синицын.
— Вот, — обрадовался Толстолобов, — ты смотришь в корень проблемы. Ну так все понял, или тебе что-то еще разъяснить?
— Да вот роль моя не совсем мне ясна при этих агентах космических, — сказал капитан, — помощи от меня, как вы понимаете, ноль, азы межзвездной разведки в училище не преподавались.
Толстолобов кивнул:
— Хороший вопрос, честно скажу, ожидал я его от тебя. При суперагентах ты будешь кем-то вроде дипломатического представителя от планеты Земля, наблюдатель, ни во что не вмешиваешься и лишь в решающий момент браслеты на братков надеваешь. Ведь Воротилову все равно не отвертеться. Вон у меня в сейфе на него колоссальный компромат лежит, лет на 300 упечем его в тюрягу, как только он на Земле появится.
— В общем, как я понял, — сказал Синицын, — по возможности пристрелить Сан Саныча при попытке к бегству.
Челюсть у полковника отвисла.
— Да ты что, — еле выговорил он, — американских боевиков насмотрелся, “Коза ностра против Якудзы”?
Даже и не думай об этом! На всю вселенную правоохранительные органы Земли осрамишь. Капитан Синицын покраснел.
— Ладно, прощаю, — быстро успокоился Толстолобов, — молодой, горячий, жена двадцатилетняя, короче, будь завтра вечером в семь часов на окраине Хрючевска, у старого консервного завода с вещами. Там тебя летающая тарелка ожидать будет. Но смотри мне, не посрами мундир, не опоздай.
— Так точно, — снова вскочил со стула капитан Федор Синицын, — служу хрючевской милиции…
Слегка навеселе, Иннокентий Петрович Белочкин вернулся домой довольно поздно, и был встречен скалкой, которой его склочная супруга владела в совершенстве.
— А, явился, не запылился, кобелина чертов, — сказала Марина Борисовна, пройдясь скалкой по ребрам благоверного.
Белочкин ойкнул и медленно осел на пол коридора.
“А все эти ветераны, — грустно подумал он, — давай выпьем за здоровье товарища Сталина, товарища Молотова, Маленкова. Интересно, после какого это тоста я вдруг запел “Союз нерушимый”, по-моему, после за здоровье Че Гевары”.
— Признавайся, сволочь, — кричала Марина Борисовна, — с кем ты, евнух чертов, спутался, с Нинкой этой белобрысой из соседнего подъезда? Я видела, как ты на нее с балкона посматриваешь, когда она мопса своего японского по утрам выгуливает.
— Муня, отстань, — простонал с пола Иннокентий Петрович, — я хочу спать.
Но жена и не собиралась успокаиваться.
— Или это опять та шлюшка в очках из восемнадцатой школы, учительница пения, думаешь, я не знала о том, что ты с ней шуры-муры крутил. Даже в детский хор, кобель чертов, записался!
— Ну, Муня, иди спать…
Скалка зловеще просвистела в опасной близости от уха Белочкина.
А все дело было в том, что Белочкин, у которого с недавнего времени завелись очень большие деньги, регулярно играл на ипподроме и беспорядочно шлялся по ночным стрип-барам.
Не подумайте, что он делал там что-то предосудительное.
Нет.
Боже упаси!
Парадоксально, но Иннокентий Петрович своей супруге был абсолютно верен, поскольку относился к ней как к старым домашним тапочкам. Ну и что, что они иногда жмут ногу, зато ты к ним уже привык и зачем тебе новые, если и эти пока еще ничего, без дырок и проплешин.
Такая вот супружеская любовь.
Возвращаясь поздними вечерами, а то и вовсе ночью, Белочкин регулярно получал от супруги втык, которая ревнивой была похуже мавра Отелло, даром, что душить не пыталась.
— Скотина, — наконец разревелась Марина Борисовна, — гад проклятый…
И слушая ее всхлипывания, Белочкин подумал, что не будь этих регулярных скандалов, его жена бы наверняка потеряла вкус к жизни. От семейных сцен она, похоже, получала неописуемое удовольствие и соответственно нервную разрядку.
— Скотина, боров, — причитала супруга бывшего киллера, — мой папа пропал, а ты, мерзавец, напился…
— Как это пропал? — не понял Белочкин, приоткрыв правый глаз. — Куда пропал?
— Не знаю, — рыдала Марина Борисовна, — нигде его нет, ни дома, ни на даче, никто его уже больше недели не видел.
— Интересно, — сказал Иннокентий Петрович, медленно трезвея, — а морги ты уже обзванивала?
Уставившись на мужа круглыми глазами, благоверная зарыдала пуще прежнего.
— М-да, утешил, — констатировал Белочкин, встав с пола и подобрав ненавистную скалку.
— Ладно, завтра все выясню, успокойся, схожу к моему другу полковнику Толстолобову и все выясню…
Так закончился первый более-менее спокойный день в жизни Хрючевска.
— Вот такие пироги, Кеша, — подвел итог своему рассказу полковник, наливая по третьей рюмке коньяка, — улетел Убийвовк вместе с Воротиловым в космос, точнее, они его насильно связали и с собой увезли.
— Сволочи, — Белочкин с чувством опорожнил рюмку.
Намятые супругой бока неприятно ныли у него с самого утра.
— Надо выручать Бориску, — Чистильщик стукнул по столу кулаком, — урою гадов.
