— И позволить мне расследовать это дело вместе с тобой.

Он задумался. Перспектива вести расследование вдвоем с Моной Сафран не слишком привлекала его, да и Лоле это вряд ли понравится. Но разве у него есть выбор? К тому же галеристке вся история известна лучше, чем ему, и ее помощь окажется весьма кстати.

— Договорились, Мона. Но играем по моим правилам. И без глупостей. Вы помогаете мне в расследовании, но не вздумайте лезть на рожон. И не спорьте со мной.

— Идет.

Мона встала, налила себе еще вина и выглянула в окно. Снаружи по-прежнему кружился снег. Она помолчала, вглядываясь во тьму, затем снова села на диван. Ее лицо совершенно изменилось. Ари не сомневался, что перед ним наконец истинная Мона Сафран. Маска спала, и теперь женщина готова без всякого притворства открыть ему душу.

— Ложу Виллара из Онкура в тысяча четыреста восемьдесят восьмом году основал некий Мансель. Но, как ты уже понял, это не обычная ложа Гильдии мастеров. По правде сказать, она единственная в своем роде. Если я начну с самого начала, боюсь, это займет много времени…

— Я никуда не тороплюсь, — заверил ее Ари, поудобнее устраиваясь в кресле.

— Вообще в истории этой рукописи тринадцатого века много неясного. Как ты знаешь, долгое время судьба тетрадей оставалась неизвестной. В тысяча восемьсот двадцать пятом году их нашли вновь в ящиках старого книжного шкафа в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре. Такова, по крайней мере, официальная версия. На самом деле все не так просто.

— Продолжайте.

— Может, хватит говорить мне «вы», Ари?

Аналитик невольно улыбнулся. Однако ему пришлось признать, что Мона играла по правилам: она сложила оружие. Ни к чему и дальше ее дразнить.

— Продолжай, — сказал он наконец.

— Тетради дошли до наших дней и ныне хранятся в Национальной библиотеке, так как имеют большую историческую ценность. Но не только поэтому. Подлинная их история неизвестна. Многие пытались отыскать их след в веках, однако белых пятен предостаточно. Точно известно, что в тринадцатом веке тогдашний владелец рукописи решил пронумеровать страницы, очевидно, чтобы они не перепутались. Но в то время были пронумерованы лишь первые шестнадцать страниц. Судя по почерку, это сделал не сам Виллар. Позже, в пятнадцатом веке, другой владелец тетрадей по имени Мансель…

— Основатель вашей ложи?

— Да, но только не перебивай меня, слушай внимательно. В общем, человек по имени Мансель пронумеровал страницы тетрадей Виллара. Благодаря этой нумерации, выполненной римскими цифрами, мы сейчас знаем, что каких-то страниц не хватает. Специалисты по-разному оценивали их число, но в действительности не хватает ровно шести страниц. В восемнадцатом веке рукопись снова пронумеровали, на этот раз арабскими цифрами, и поэтому мы можем утверждать, что тридцать три страницы, ныне хранящиеся в Национальной библиотеке, в то время были расположены именно в таком порядке. Вот почему историки полагают, что недостающие страницы исчезли между пятнадцатым и восемнадцатым столетиями. Им также известно, что в тысяча шестисотом году тетради принадлежали семье Фелибьен, затем Мишель Фелибьен передал их в дар парижскому монастырю Сен-Жермен-де-Пре. В восемнадцатом веке рукопись стала национальным достоянием и в тысяча восемьсот шестьдесят пятом была занесена в каталог Национальной библиотеки под тем шифром, под которым значится до сих пор. Это то, что известно историкам.

— А что им неизвестно?

— Им неизвестно, что в пятнадцатом веке недостающие шесть страниц были намеренно изъяты самим Манселем, и каждая из них передана на хранение одному из членов основанной им тайной ложи Гильдии мастеров Франции. Для каждого из них его страница стала «квадратом» — так компаньоны долга называли пергаменты, в которых делали заметки о городах, где побывали во время своего путешествия по Франции. Когда один из членов ложи умирает, его квадрат передается новому посвященному.

— Но зачем он изъял эти шесть страниц?

— Эти страницы заключают то, чего не должны знать непосвященные. Тайну, которую нельзя разглашать. Поэтому каждую страницу следовало отделить и доверить надежному хранителю…

— Так в чем заключается эта тайна?

Молодая женщина рассмеялась:

— Ты же слышал — ее нельзя разглашать! Ари, ведь ты не поверишь, скажи я тебе, что сама этого не знаю…

— Угадала. Ради этих шести страниц вы готовы рисковать жизнью… Трудно поверить, что их тайна вам неизвестна.

— Уверяю тебя, по-настоящему она не известна никому из нас. Во всяком случае, насколько я знаю. Во время посвящения мы даем слово хранить собственный квадрат. Каждый член ложи знает только свою страницу. Остальные пять я никогда не видела, по крайней мере вблизи… Все они ведомы только мастеру ложи, хранителю шестого пергамента.

— О'кей. Если я правильно понял, ты сама хранишь одну из шести исчезнувших страниц?

Мона Сафран медленно склонила голову:

— Да. Здесь.

— На этот раз у нас серьезные затруднения, Эрик.

С озабоченным видом Альбер Крон тщательно закрыл за собой дверь и сел в свое просторное кресло. На лице у него не осталось и следа улыбки, с которой он только что обращался к своим гостям.

— Слушаю вас, — ответил его собеседник, в свою очередь усаживаясь.

— Ари Маккензи нагрянул сегодня ко мне на конференцию.

Сорокалетний мужчина в темных очках стиснул подлокотники своего кресла. Так он и знал, что этот тип из госбезопасности доставит им неприятности, и теперь злился на себя за то, что вовремя не принял необходимые меры.

— Вы шутите?

— Мне не до шуток, мой юный друг.

— И как же он вышел на вас?

— Увы, тут есть несколько возможностей. Мона Сафран тоже туда заявилась.

— И кто только не побывал на вашей конференции!

— Возможно, он увязался за ней. Или нашел меня через вашего типа. Того, которого застрелил у себя на квартире.

— Этого еще не хватало!

— Не стану спорить. Теперь начнется гонка со временем, Эрик. Если Ламия добудет последние квадраты в срок, нас уже не остановить. Главное, чтобы Маккензи не нарушил наши планы.

— Его нужно устранить.

— Конечно. Трудность в том, что он больше не бывает дома и почти не появляется в офисе. Мы не можем его достать. К несчастью, когда он сегодня пришел на конференцию, у меня не было возможности его перехватить.

— Пусть это вас не беспокоит.

— О чем вы?

— Я знаю, как его найти.

Альбер Крон нахмурился. Самодовольство союзника его раздражало.

— Неужели?

— Да, мне известно, где он ночует.

— Отлично. Тогда поторопитесь.