этажа, слегка выдаваясь вперед, шла терраса, окруженная белой балюстрадой. Окна на первом этаже, широкие и высокие, как двери, выходили на крыльцо, протянувшееся вдоль всей передней стены.

Два десятка шикарных машин — длинные черные седаны, спортивные автомобили, «субару» со сверкающими хромированными деталями — были припаркованы у входа. За ними приглядывали два широкоплечих охранника в темных костюмах. Их шаги заглушал продолжавший валить снег, желтый свет фонарей казался тусклым из-за круживших в воздухе снежинок.

Внутри вот уже полтора часа шел прием, достойный дипломатических раутов, на которых гости, отбросив всякий стыд, набивают живот за государственный счет. Это чересчур идеальное празднество отдавало едва ли не анахронизмом. Приглушенная музыка, птифуры, бокалы шампанского на серебряных блюдах, безупречные официанты, белоснежные скатерти: этому чисто мужскому собранию не хватало разве что женщин в вечерних туалетах и сверкающих драгоценностях.

Вечер проходил в самом просторном зале особняка, чьи высокие окна смотрели на зады усадьбы. Четыре небольшие хрустальные люстры окружали пятую, самую внушительную, лившую волны мягкого золотистого света. На стенах, покрытых резными деревянными панелями, висели высокие зеркала в позолоченных рамах, отражаясь друг в друге, они продолжали роскошную перспективу до бесконечности.

Куда бы ни падал взгляд, всюду царили богатство и изобилие: белый мрамор огромного камина, безделушки из тончайшего фарфора, сияющий паркет, расписная лепнина на потолках, позолота, картины, деревянная мозаика… Нигде ни малейшего изъяна.

Тридцать гостей расхаживали от одной буфетной стойки к другой, сбивались в группки, расходились, сходились и снова расставались посреди взрывов хохота, восхищенного шепота и звона бокалов. Они курили трубки, импортные сигареты, гаванские сигары, лакомились канапе и птифурами, много пили в беззаботной атмосфере, контрастировавшей с их строгими темными костюмами.

Снаружи валил густой снег, словно плотный занавес, отрезавший их от мира.

Лишь поздно вечером через широкие главные двери в зал вошел Альбер Крон. Тишина волнами распространилась среди гостей, все взоры обратились к нему. Он поднялся на возвышение, где его уже ждали трибуна и микрофон. Позади него от пола до потолка простирались два узких пурпурных полотнища, в центре которых красовался символ их общества. Черное солнце.

— Друзья мои! Что за радость видеть вас вместе! Здесь собрались почти все. Не беспокойтесь, я не стану утомлять вас длинной речью, ведь вы уже начали поднимать тосты, и я горю желанием присоединиться к вам. И все же я хотел бы сначала сказать вам несколько слов. Прежде всего… Эрик? Вы здесь?

Приподнявшись на цыпочки, этнолог оглядел зал. Темноволосый мужчина, с которым он регулярно встречался в городе, отделился от группы гостей и помахал ему рукой.

— Ах, вот и вы! — кивнул ему Крон, улыбаясь. — Друзья мои, мне бы хотелось лично поблагодарить щедрого мецената, чья помощь, как вам известно, сыграла решающую роль в разработке нашего плана. Я не могу отказаться от мысли, Эрик, что встреча нашего ордена с таким человеком, как вы, не была случайной, ей мы обязаны провидению, которое рано или поздно должно было себя проявить. Как бы то ни было, мы счастливы видеть вас в наших рядах сегодня вечером.

Зал разразился аплодисментами. Человек в черных очках смиренно склонил голову в знак благодарности, но не счел нужным ничего ответить.

— Друзья мои, мы близки к цели. Не хотелось бы радоваться преждевременно. Я собрал вас здесь сегодня не за тем, чтобы отпраздновать завершение нашего проекта, хотя я рад отведать вместе с вами эту «Вдову Клико», которую мне очень хвалили… Сегодня в нашем распоряжении четыре квадрата. Конечно, двух еще не хватает, но это не помешает нам начать свои изыскания. Каждый из вас получит сегодня ксерокопию четырех квадратов.

Мужчина со строгим лицом, с начала речи Альбера Крона стоявший у него за спиной, обошел гостей, раздавая им картонные папки.

— Предлагаю вам в ближайшие дни тщательно изучить эти документы, ведь, как вы знаете, нам предстоит расшифровать их вместе, и чем быстрее это будет сделано, тем скорее мы сможем привести в исполнение наш план. Не сомневаюсь, что такие блестящие эрудиты, как вы, объединив усилия, найдут правильное решение. Впрочем, один след у нас уже есть, и я могу вам сказать, что нам, несомненно, предстоит сосредоточить свое внимание на… соборе Парижской Богоматери.

Этнолог помолчал, наблюдая за реакцией присутствующих. Гости оживленно переглядывались. Он впервые сообщил им что-то конкретное и не сомневался, что сумел пробудить их любопытство. Объект их поисков вдруг обретал реальность, и к тому же он оказался совсем рядом, в самом сердце столицы.

— Я знаю, что некоторые из вас обладают особыми познаниями об этом соборе, и нам, безусловно, понадобится их помощь. Пока я больше ничего не хочу вам говорить, но не сомневаюсь, что предстоящие поиски покажутся вам столь же захватывающими, как и мне. Полагаю, вам не нужно напоминать, что документы, которые вы только что получили, носят секретный характер, так что никакая огласка недопустима. Но я уверен, что могу на вас положиться.

Несмотря на мягкий голос и сдержанную речь этнолога, в его интонациях слышалась угроза, замеченная всеми слушателями. Каждый здесь знал, чего ему ждать.

— Чтобы завершить речь на более радостной ноте, перед тем как выпить за ваше здоровье, я бы хотел упомянуть публикации двух наших выдающихся специалистов. Я рад, что уважаемые члены нашего сообщества не тратят время впустую, и смею надеяться, что всем присутствующим будет интересен труд наших коллег. Обращаю ваше внимание на замечательное произведение «Миф об Аполлоне и исчезнувшие цивилизации» прославленного профессора Видаля. Дорогой Александр, я прочитал его на одном дыхании и считаю просто захватывающим. То же самое скажу и о новой изумительной книге нашего друга Жуана, посвященной Артюру де Гобино и снабженной великолепными иллюстрациями. Мои искренние поздравления обоим… Не стану больше вас утомлять, дорогие друзья, желаю вам хорошо провести вечер, а главное, успешных вам трудов под лучами черного солнца!

Снова раздались аплодисменты, затем гости рассеялись по залу, некоторые подходили к Альберу Крону с горячими приветствиями, словно пожать ему руку было великой честью.

Чуть позже человек в черных очках подошел к этнологу. Он предложил чокнуться шампанским, потом что-то прошептал ему на ухо. Крон кивнул, и они незаметно выскользнули за дверь в глубине зала.

Докурив свой «Честерфилд», Ари поднялся с пола и подошел к Моне Сафран:

— Скажите, а виски у вас не найдется?

Она приподняла брови:

— Я припасла для нас бутылку хорошего бордо. А ты всегда говоришь «вы» женщинам, с которыми только что занимался любовью?

Ари взглянул на открытую бутылку, стоявшую на низком столике.

— Выглядит очень соблазнительно, но признаюсь вам, что охотно выпил бы виски, — сказал он с легким вызовом.

Он предпочитал обращаться к ней на «вы». Это была его маленькая месть. Моне не удастся одерживать верх в каждом раунде.

— В кухне, у тебя за спиной, в шкафу над мойкой.

Ари отправился за бутылкой, на ходу заправляя в джинсы рубашку. Когда он вернулся в гостиную, Мона Сафран наливала себе вино. Он взял пустой бокал и сел напротив нее с бутылкой виски в руке.

— Ладно… С этим покончено, — сказала она, отпив глоток вина.

Ари провел рукой по взлохмаченным волосам и издал нервный смешок.

— Это значит, что теперь вы расположены поговорить со мной? — поинтересовался он, наливая себе виски.

— Я всегда замечала, что после любви мне легче даются признания.