— Я вам расскажу, как определить подлинность баксов, — предложил свои услуги Томас. — Есть двенадцать признаков...

— Не трудитесь, — прервал его Мюйр.

Закончив проверку, он внимательно взглянул на Томаса.

— Вы уверены, что здесь пятьдесят тысяч?

Томас смутился.

— Извините, господин Мюйр. Я не хочу вас обманывать. Да, здесь только сорок девять. Понимаете, у меня был долг. Важный. Человеку, который... Страшный человек, господин Мюйр. Просто страшный. Да вот Сергей видел его. Скажи, Серж! — обратился он ко мне. — Ты же его видел! Такой толстый!

— Видел, — подтвердил я, хотя толстый администратор из гей-клуба не показался мне страшным. И что-то я не заметил, чтобы Томас его боялся. Но я решил обойтись без этого уточнения, чтобы не портить Томасу игру, которую он вел в каких-то своих, не понятных мне целях.

— И я... в общем, я заехал и отдал ему штуку из ваших денег. Господин Мюйр, это всего два процента! Неужели не прогнетесь на такой мизер?

— Ладно, уговорили, — кивнул Мюйр. — Прогнусь.

— Спасибо, господин Мюйр, большое спасибо, — горячо поблагодарил Томас. — А все остальные — вот. Проверяйте, господин Мюйр.

— Поверю.

— Нет-нет, считайте! — настаивал Томас. — Давайте вместе считать!

— Я же сказал, что верю, — повторил Мюйр.

— Как хотите, — согласился Томас. Он аккуратно завернул деньги и посоветовал: — Спрячьте их подальше. Это большие бабки, господин Мюйр. Они требуют уважения.

— Я потом уберу.

— Лучше сразу. Я положу их вот сюда, на книги.

Томас встал, чтобы подойти к книжному шкафу, но Мюйр не без раздражения проговорил:

— Оставьте! Положите на стол и пусть лежат.

— Как скажете.

Томас вернул сверток на стол и начал перекладывать купчие в черный полиэтиленовый пакет.

— Можете взять вместе с кейсом, — разрешил Мюйр.

— Мне неудобно, — засмущался Томас. — Это дорогой кейс.

— По сравнению с купчими он не дороже вашей оберточной бумаги.

— Вы очень добры, господин Мюйр. — Томас вернул купчие в кейс. — И что мне теперь делать с этими бумагами?

— Вам скажут. Вам все объяснит господин Юрген Янсен. Дам только один совет. Эти бумаги не имеют никакой ценности без вас. А вы — без них.

— Что вы этим хотите сказать? — встревожился Томас.

— Не отдавайте их никому. Эти документы уникальны. Они существуют в единственном экземпляре. В гостинице есть сейф. Держите их там. А еще лучше — абонируйте ячейку в банке. И главное — не давайте никому доверенности на них. Ваша подпись на этой доверенности будет означать для вас смертный приговор.

— Вы меня пугаете, господин Мюйр.

— Нет. Предупреждаю.

— Спасибо за предупреждение. Я запомню ваши слова. И все-таки вы меня напугали. Да, напугали, — повторил Томас. — Мне, наверное, не нужно связываться с этим делом. Как ты считаешь? — обратился он ко мне.

— Это решать тебе.

Томас глубоко задумался и заключил:

— Да, не нужно. Господин Мюйр, я погорячился. Вот ваши бумаги. Я забираю бабки, и ну их в баню, все эти дела. Если человек к тридцати пяти годам не научился делать большие бабки, нечего и дергаться. Значит, Им не дано. Есть люди, которым дано, а есть, которым не дано. К сожалению, я из тех, кому не дано.

Говоря это, он положил кейс на стол и начал заталкивать в черный полиэтиленовый пакет сверток с долларами. От волнения даже уронил его на пол и кинулся поднимать, путаясь в полах плаща.

— Успокойтесь! Сядьте и успокойтесь! — прикрикнул Мюйр и отобрал у Томаса пакет с деньгами. — Что это за истерики? Не понимаю, что вас так взволновало. Вы же ничем не рискуете.

— Как это ничем? — возмутился Томас. — А моя жизнь?

— Ей ничто не грозит, если не будете делать глупостей.

— А пятьдесят штук? То есть сорок девять?

— А вы как хотели, молодой человек? Не рисковать ничем, а иметь все?

— Если сказать честно, это было бы лучше всего, — подтвердил Томас.

— Ваше право. У меня есть другой покупатель на эти документы. Час назад меня посетил господин Юрген Янсен. Он готов заплатить за них гораздо большую сумму.

— Нет-нет! — запротестовал Томас. — У нас с вами был договор. А договор дороже денег!

— Поэтому я и отклонил предложение господина Янсена.

— Ладно, рискну, — сказал Томас. — Извините меня, господин Мюйр. Это была минутная слабость.

Он защелкнул замки кейса и поставил его на пол рядом со своим стулом как бы в знак того, что решение принято и обратного пути нет.

— Так-то лучше, — одобрил Мюйр. — Будьте достойны своего деда, Томас Ребане. Ваш дед был бесстрашным человеком. Он ничего не боялся. И всегда побеждал. — Он немного помолчал и уточнил: — Почти всегда.

Что-то во всем этом деле было не так. Да не мог Мюйр всерьез рассчитывать, что ему обломится половина эсэсовского наследства. И подлинник завещания не дает ему никаких гарантий, в каких бы надежных банковских сейфах он ни хранился. Он не мог этого не понимать. А тогда для чего все это затеял? В чем заключается конечная цель его оперативной комбинации, которую в разговоре в кабинете он назвал самой лучшей и самой масштабной комбинацией в своей жизни?

— А теперь можно выпить вашей настойки, — предложил Томас. — На чем, вы говорите, ее настаиваете?

— На кожуре грецких орехов, — ответил Мюйр. — Она повышает потенцию.

Судя по его виду, никакого желания затягивать эту встречу у него не было, но он счел необходимым соблюсти приличия.

Томас восторженно округлил глаза:

— Господин Мюйр! Я потрясен!

— Вы неправильно меня поняли. Потенция в моем возрасте — это способность жить полноценной умственной жизнью.

— Умственной, — повторил Томас. — Понимаю. Но это тоже хорошо. Скажите, господин Мюйр, а кроме этих наперстков... Я, знаете ли, привык к емкостям немного другим...

Мюйр усмехнулся и достал из серванта фужер.

— Учтите, это очень крепкий напиток, — предупредил он.

— Мы многое понимаем по-разному, — философски заметил Томас.

— Тогда за успех, — приподнял лафитничек Мюйр. — А вы, юноша?

— Это ваша сделка, — сказал я.

— За наш успех, друг мой.

— Ваше здоровье, господин Мюйр.

Томас ошарашил фужер и вытаращил глаза.

— Это что? — отдышавшись, спросил он.

— Спирт.

— Я ошибся, — признал Томас. — Есть вещи, понимание которых от возраста не зависит. А теперь, господин Мюйр, позвольте откланяться. Серж, нам пора.

Он взял кейс, одернул плащ и прошествовал к выходу. У двери обернулся.