сквозь сигарный дым своего друга Боба, который вовсю целуется с какой-то блондинкой. Она закрыла глаза и погрузилась в пьяное забытье.

Она пришла в себя в незнакомой квартире, обитой красной тканью, где все еще толкались люди. Ее вывели на балкон с перилами из кованого железа, и она смотрела на фейерверк, продолжая пить.

Позади нее кто-то ссорился. Об пол вдребезги разбилась бутылка. Кристина обернулась, чтобы узнать, что произошло, но в квартире, освещаемой время от времени мерцающим светом зеленых или белых римских свечей, было темно и совершенно ничего не видно.

Наконец она в тихой комнате, слышится легкая музыка. Шум голосов доносится лишь откуда-то издалека. Над ней красный огонек сигареты.

— Отдохните, дорогая.

Успокоенная, она закрыла глаза. И вдруг на нее обрушилось чье-то тело. Она каталась по кровати, пытаясь увернуться от мужчины и найти на ощупь дверь, свет, сама не зная точно что. Мужчина ее ловил, сжимал ее бедра, груди. Она чувствовала на своем лице его тяжелое дыхание, он пытался поймать ее губы. Изо всех сил она отталкивала его.

— Нет, Боб, пожалуйста. Громовой хохот.

— Твой Боб в стельку пьян, дорогуша! Меня зовут Брэдли.

Брэдли? Это который? Она их почти не рассмотрела... Высокий блондин, работающий в нефтяной промышленности, или толстый банкир с приплюснутым носом? Глупо, но она размышляла над этим, продолжая кое-как отбиваться от своего агрессора.

Она не осмеливалась кричать из-за стыда перед людьми, из-за того, что ей не хотелось устраивать скандал, а также из страха выставить себя на посмешище. Ее поведение, возможно, вызвало бы удивление. Разве не была она для них француженкой, а значит, существом свободным, чувственным и легкодоступным? Ведь это был разгар праздника Марди гра!

Вдруг дверь открылась. Она облегченно вздохнула, узнав Боба, и почувствовала, как объятия Брэдли ослабевают.

Теперь сцепились двое мужчин. Они были пьяны, их движения неловки, с губ слетали нечленораздельные восклицания. Один из них поскользнулся, замахал в воздухе руками, пытаясь обрести равновесие, смахнув при этом на пол большую фарфоровую вазу в восточном стиле, и в конце концов рухнул на кровать, не в силах более пошевелиться. Брэдли.

— Браво! Чемпион!

Одна из девиц, которая зажгла свет, взяла Боба за запястье и подняла его руку вверх.

Под любопытными и игривыми взглядами Кристина поправляла одежду, наносила на щеки румяна.

— Извините меня...

Все мило смеялись. Ее похлопывали по спине, по плечам.

— С Брэдли всегда одно и то же. Он теряет над собой контроль, когда слишком много выпьет. Через час он начнет мучиться угрызениями совести и пришлет вам огромный букет орхидей. Завтра утром он явится к вам, чтобы извиниться за свое скотское поведение...

— К тому же у него дела с Джоном Бушэ.

У нее снова оказался в руках стакан. Она не (тала пить. Она искала глазами Боба. Он вышел из ванной, слизывая кровь с поцарапанных суставов.

— Боб, пожалуйста, уведите меня отсюда.

По-моему, в самом деле пора.

«Шевроле» ехал по направлению к Дональдсону. Свернувшись в клубок на сиденье, Кристина снова чувствовала себя хорошо. Машина походила на теплое уютное гнездышко, обособленный мир, такой же надежный, как чрево матери. Больше не случится ничего неприятного. В машине негромко играла музыка; Боб тактично молчал, отваживаясь иногда опустить свою правую руку на колено молодой девушки, придавая жесту, насколько возможно, дружеский характер.

Дорога показалась Кристине такой короткой, что, когда машина остановилась, она удивилась:

— Уже?

— Тут только двадцать две мили. Это не край света.

Она потянулась с кошачьей грациозностью, опустила стекло, посмотрела на белую стену виллы, открытую широкую решетку, темные деревья на более светлом фоне неба.

— Боб, который час?

— Три часа утра. Ваш отец удивится, что вы вернулись так рано.

— Вряд ли. Он сказал мне, что проведет ночь у друзей.

— У Гордонов?

— Не знаю. Он назвал мне фамилию, но я ее забыла. Боб, спасибо за все, я провела пре красный вечер.

Кристина протянула ему руку. Боб сжал ее и покрыл поцелуями.

Свободной рукой она разжала пальцы Боба, толкнула дверцу машины, оставшуюся открытой.

— Возвращайтесь домой, Боб. Еще раз спасибо.

Легким жестом она отстегнула ремни, повернулась на сиденье, поставила ноги на землю. Боб поспешно вышел с другой стороны, обежал вокруг машины, помог Кристине выйти.

— Я вас провожу до двери.

Он ей немного наскучил. Она предпочла бы одна пройти через просторный парк, наполненный опьяняющими запахами, но ни один из аргументов не являлся для Боба достаточно убедительным, чтобы отказаться от своего желания. Она позволила ему взять себя под руку, и они медленно пошли по песчаной аллее.

— Мой отец отпустил слуг на праздники. Я сама готовила ему... Он вновь открыл для себя блюда, которые давно забыл.

Но Боб сосредоточился на ее первой фразе.

— Так, значит вы собираетесь спать одна в этом большом доме? Это очень неосторожно, знаете ли! Вам бы лучше...

— Провести остаток ночи у вас? Вам дерзости не занимать, это уж точно!

Она искоса разглядывала его. Он смутился.

— Я просто хотел вам предложить... что я мог бы остаться спать здесь, на каком-нибудь диване. Я бы спокойнее себя чувствовал.

— Не будьте смешным. Что может случиться?

— Да мало ли что… со всеми этими пьяны ми неграми, которые бродят по округе...

Она остановилась, вырвала у него руку и хотела уже посмеяться над его скрытым расизмом, но он обнял ее за плечи, нежно привлек к себе.

— Крис, дорогая, я хотел вам сказать... только что, когда этот пьяница попытался вас... я действительно его чуть не убил.

— Не будем ничего преувеличивать. Убивать его все же не стоило.

— По-моему, стоило. Мы знакомы лишь не сколько дней, но мне этого оказалось достаточно, чтобы влюбиться в вас.

— Вы шутите?

— А у меня такой вид, будто я шучу?

— По правде говоря, нет. В неясном свете зарождающегося дня он выглядел обезоруживающе серьезным. Высокий двадцативосьмилетний американец с румяным лицом чистенького мальчика. Вероятно, заниматься любовью было для него совершенно естественным делом, как для молодого, полного сил животного. И вдруг, сама не понимая, что происходит, Кристина оказалась в его объятиях, прижавшись к его телу, отвечая на его страстные поцелуи.

Это было приятно. Милое завершение праздничной ночи.

— Крис... позвольте мне войти, пожалуйста.

— Боб, будьте благоразумны.

— Дорогая... только на минутку.

В его облике было столько мольбы, что она не смогла удержаться от смеха. Боб отшатнулся, словно ему влепили пощечину, заговорил возмущенно: