себе полномочного представителя посольства Соединенных Штатов, нотариуса Лемертюма и дона Луиса Перенна и, по прочтении завещания, вручить моему другу и душеприказчику дону Луису Перенна чек на один миллион. Личность дона Луиса удостоверяет — таково мое желание — его начальник по службе в Марокко полковник д'Астриньяк, к сожалению, вынужденный преждевременно выйти в отставку, и кто-нибудь из членов миссии Перу, ибо дон Луис Перенна, хотя и испанец по происхождению, родился в Перу.

Наследники Гуссель должны быть поставлены в известность о содержании завещания лишь два дня спустя в конторе господина Лемертюма.

Наконец, последнее условие — господин префект благоволит пригласить также лиц в заранее определенный день, в промежутке между шестнадцатым и восемнадцатым днем после первого собрания, и в этот день должно быть окончательно установлено — кто же является наследником, причем необходимое для этого условие — его личное присутствие. С этого дня, если никого из семьи Гуссель и наследников кузена их Виктора не окажется в живых, наследство бесповоротно переходит к дону Луису Перенна».

— Таково завещание Космо Морнингтона, — закончил префект, — и вот почему вы приглашены сюда. Вскоре должен явиться и агент, которому я поручил заняться поисками членов семьи Гуссель. Пока же выполним оговоренные в завещании формальности. Я ознакомился с бумагами дона Луиса Перенна — они в полном порядке — и просил главу миссии в Перу собрать для нас возможно более точные сведения.

— Последнее было возложено на меня, господин префект, — сказал атташе Кассерос. — Задача оказалась нетрудной. Дон Луис Перенна происходит из старинной испанской семьи, эмигрировавшей лет тридцать назад, но сохранившей свои земли в Европе. Я встречал в Америке покойного отца дона Луиса, всегда отзывавшегося о сыне с большой любовью.

Префект повернулся к полковнику д'Астриньяку.

— А вы, полковник, удостоверяете личность легионера Перенна, сражавшегося под вашим начальством в Марокко?

— Удостоверяю без малейшего колебания. Ошибки быть не может.

Префект улыбнулся.

— Легионер Перенна, которого товарищи, пораженные его подвигами, прозвали Арсеном Люпеном? Старшие — просто героем, легионера Перенна, о котором говорили, что он храбр, как д'Артаньян, силен, как Портос… и таинственнен, как Монте-Кристо, — закончил смеясь префект. — Все это значится в полученном мною сообщении из 4-го полка Иностранного легиона. Там сказано также, что в течение двух лет легионер Перенна получил медаль за храбрость и орден Почетного легиона за исключительные заслуги. И…

— Прошу вас, господин префект, — взмолился дон Луис, — какой интерес это может представлять?

— Я, в свою очередь, прошу пощадить скромность моего бывшего боевого товарища, кстати, каждый из присутствующих может непосредственно ознакомиться с рапортом полка. Я же и не читая подписываюсь под всеми похвалами, которые там заключаются, так как за всю мою военную карьеру не встречал солдата, которого можно было сравнить с легионером Перенна. Он на моих глазах совершал подвиги, о которых я не решился бы рассказывать, настолько они мало правдоподобны. Однажды в…

— Странный, однако, способ щадить мою скромность, — воскликнул дон Луис, — еще одно слово, полковник, и я исчезаю!

— Не будем больше останавливаться на ваших подвигах, месье, согласен, — сказал префект. — Остается лишь упомянуть, что в 1915 году вы попали в руки берберов, устроивших засаду, и лишь месяц тому назад вернулись в легион. В момент составления завещания уже четыре года, как все считали вас без вести пропавшим. Чем же объясняется, что Космо Морнингтон сделал вас своим наследником?

— Мы переписывались с ним. Он был предупрежден, что я собираюсь бежать и вернуться в Париж.

— Но каким образом? Как вы могли?

Дон Луис улыбнулся.

Наступило молчание. Префект вглядывался в необыкновенного человека, потом, словно повинуясь какому-то ему самому неясному импульсу, спросил:

— Еще одно слово, почему товарищи выбрали для вас прозвище Арсена Люпена?

— Потому отчасти, что мне удалось раскрыть одну кражу, совершенную при странных обстоятельствах. Имя же Арсена Люпена было тогда у всех на устах из-за его трагической гибели. Пострадавшим при краже был именно Космо Морнингтон, который после этого случая уверовал в мои таланты, часто повторял: «Если я умру насильственной смертью (у него была эта мысль), поклянись, Перенна, что ты обнаружишь убийцу».

— Предчувствия его не оправдались. Он умер ненасильственной смертью.

— Вы ошибаетесь, господин префект, — заявил дон Луис.

Господин Демальон вздрогнул.

— Что вы хотите сказать? Какие у вас есть данные?

— Только то, что я слышал сейчас от вас, господин префект. — Вы сами только что утверждали, что Космо Морнингтон изучал медицину, практиковал и знал свое дело. Все это совершенно верно. Может ли такой человек сделать себе впрыскивание без соблюдения правил асептики? Метр Лемертюм, — обратился он к нотариусу, — вы ничего не заметили особенного, когда явились к Морнингтону, спешно вызванный?

— Нет… он был без сознания уже… впрочем позвольте… я обратил внимание, что на лице у него выступили темные пятна, которых не было, когда я видел его в последний раз.

— Темные пятна! Но это подтверждает мои предположения: Космо Морнингтон был отравлен.

— Но каким образом? — воскликнул префект.

— Яд был введен в одну из ампул или в шприц.

— Но врач…

— Метр Лемертюм, вы обратили внимание врача на темные пятна?

— Да, но он не придал им значения.

— Это был врач, постоянно лечивший больного?

— Нет, доктор Пюмоль сам был болен в то время.

— Вот имя и адрес врача, — сказал префект, разыскав в деле копию свидетельства о смерти. — Доктор Вальлавуан, улица д'Астор, 14.

Затем Демальон перелистал справочник и немного погодя объявил:

— Нет доктора Вальлавуана, и в № 14 по улице д'Астор вообще не значится никакого врача.

Наступило продолжительное молчание.

— Несомненно, обстоятельства внушают подозрения, — снова заговорил префект. — Вы полагаете, что существует связь между возможным преступлением и завещанием господина Морнингтона? — обратился он снова к дону Луису.

— Не стану утверждать, для этого надо было бы прежде всего, чтобы содержание завещания было кому-нибудь известно. Считаете ли вы это возможным, метр Лемертюм?

— Не думаю. Господин Морнингтон, видимо, держал все в тайне.

— А у вас, в вашей конторе? Никто не мог ознакомиться с ним?

— Оно лежало в несгораемом шкафу, куда я каждый день прячу все важные бумаги.

— Вы были у Космо Морнингтона утром? Куда вы положили завещание до вечера? Куда вы прячете все? В несгораемый шкаф?

— В ящик письменного стола.

— И на этот ящик никто не покушался?

Метр Лемертюм молчал огорошенный.

— Да… припоминаю… что-то было… в тот самый день… вернувшись после завтрака, я увидел, что ящик не заперт, хотя я был твердо уверен, что закрыл его на ключ. Тогда я не придал этому значения.

Так подтверждались одна за другой все гипотезы дона Луиса, делая честь его удивительной интуиции и догадливости.

— Мы сейчас будем иметь возможность проверить ваши утверждения, несколько рискованные, признаюсь, — сказал префект, — показаниями одного из моих агентов. Позвольте… Припоминаю… Он только что говорил моему секретарю о каком-то преступлении ровно месяц тому назад. Это был день смерти господина Космо Морнингтона.

Резким движением господин Демальон нажал кнопку звонка. Вошел секретарь.