лопату, протянул ее Нечмиреву:

Копать. Скоро копать…

Василий сплюнул на землю, ответил:

Дура! Если б для тебя — пожалуйста. — И отшвырнул лопату ногой.

Немец обратился к Райтману:

Ты — копать! Ну?

Яков посмотрел на Нечмирева и проговорил:

Абрам когда-то давно-давно читал мне из старого букваря: «Рабы не мы, мы не рабы». Так, Вася?

Яша, ты настоящий парень. — Василий обнял друга, шепнул ему на ухо: — Сейчас возьму лопату, ахну фрица по челноку. А ты — в рощу! Эй, фриц, давай лопату.

Рыжий, худой, высокий ефрейтор что-то понял. Он выставил автомат вперед, наступил ногой на лопату.

Ганс, возьми, — сказал он. — Идем дальше.

Прошли в глубь рощи метров сто и увидели старый окопчик. Нечмирев сразу узнал его. Вот здесь они сидели с Яшей и отстреливались от немцев. Совсем недавно. Отсюда он с двумя пистолетами в руках пошел в атаку, один на целую орду. Весело было, миллион чертей! Помнить будут паршивые фрицы советских летчиков.

Пошел! — крикнул рыжий ефрейтор.

Василий одной рукой обнял Райтмана за плечи и смотрел на верхушки деревьев. Ему сейчас очень хотелось увидеть ту иволгу, которая приветствовала их своим криком. Где она? «Фиу-ли, фиу-ли!»— раздалось совсем рядом. Немцы вскинули автоматы. Яков инстинктивно попятился назад, к окопчику, увлекая за собой Нечмирева. Оставалось пять-шесть шагов. Яков закрыл глаза. Трудно было стоять на ногах, тело тяжелело, хотелось сесть на землю, прикрыть лицо руками. Нечмирев почувствовал, что Яков опускается все ниже и ниже. Он сказал:

Яша, осталось немного. Ты мне Друг, Яша? Держись!

Он увидел, как рыжий ефрейтор нащупывает пальцем курок, и крикнул:

Эй, фрицы, запомните, как умирают советские летчики! Наша Родина…

Ефрейтор и тот другой, с автоматом, молчали. Третий не выдержал, завопил:

Шнель!

Яков успел сказать лишь два слова:

Сволочи вы…

Эхо разнесло по рощице грохот выстрелов. Испуганная иволга вскрикнула и улетела подальше. Два больших желтых листа сорвались с ветки клена и, кружась в воздухе, упали в траву рядом с окопчиком. Высоко над землей летела на запад эскадрилья пикирующих бомбардировщиков. Гудели моторы. За деревней захлебывались «эрликоны». Выла сирена. Жизнь шла своим чередом: была война.

1

Антек вел свой маленький отряд к горам. Он говорил Никите:

Понимаешь, теперь нельзя приходить ни на одну приготовленную явку. Предатель, выдавший наш пароль и указавший место посадки, знал, конечно, многое. Нас будут поджидать везде, куда бы мы ни пришли. Все планы полетели к черту, и остался один путь: в горы. Я знаю там каждое ущелье, каждую тропку. Там организуем штаб, оттуда будем действовать. Согласен?

Никита молчал. Он думал в это время о судьбе Андрея: если друг жив, его надо искать в лесах, а не в горах.

Антек по-своему истолковал молчание Никиты.

Не беспокойся, — сказал он, — там мы, может быть, найдем посадочную площадку и дадим знать в штаб. Тебя вывезут.

Никита укоризненно взглянул на поляка:

Ты думаешь, о чем говоришь? Вместе попали в беду, вместе будем и выкарабкиваться из нее, трын- трава! Но… Может быть, из другой группы кому-нибудь удалось спастись, а мы будем все дальше и дальше уходить отсюда.

Теперь молчал Антек. Худой, заросший, с темными кругами под глазами, он не был похож на того Антека, которого Никита впервые увидел в деревянной избушке полковника Войчека. Перед Никитой был старик, и только глаза, усталые, полные горя, но с таким же блеском неутраченной воли, как и прежде, говорили, что это все тот же Антек, разведчик, командир. Сколько раз Никита видел, как эти глаза с тоской всматривались в темную чащу леса, словно ожидая: вот сейчас послышится хруст валежника, качнется тихонько ветка на дереве и на полянку выйдут его друзья. Впереди бесшумно будет идти Януш, а за ним, чуть поотстав, другие разведчики, и среди них — Мария. Его друг, его сестра, Надеялся ли он, что кто- нибудь из группы Януша остался в живых? Думал ли он, что ему суждено будет встретиться с Марией? Он никогда об этом не говорил. Он не мог об этом говорить: так слабы были его надежды. Там, в лесу, при свете ракеты Антек видел трупы в траве на опушке. Он знал, что это лежат его погибшие друзья… Нет, мало было надежды у разведчика Антека встретиться с кем-нибудь из них. Очень мало. Но все же он ответил Никите:

Если Януш и… другие вырвались оттуда, они тоже пойдут к горам. Я в этом уверен. Януш знает горы так же хорошо, как я.

На третий день пути Антек приказал своему радисту связаться с полковником Войчеком и запасным шифром передать ему обо всем случившемся. Долго пришлось радисту посылать в эфир позывные, долго он осипшим голосом повторял одно и то же: «ПВЧ, ПВЧ, я — Ласка, я — Ласка… Отвечайте, ПВЧ…» Полковник Войчек молчал, Батареи садились, надо было беречь их, и Антек приготовился отдать приказ о прекращении вызова ПВЧ, как вдруг радист махнул рукой:

ПВЧ слушает! Тише… ПВЧ знает о разгроме группы. Спрашивает, куда идем…

Ответь, — сказал Антек, — придем на место — свяжемся, Спроси: откуда известно о провале операции?

Радист снова взмахнул рукой:

Тише! Слушайте: предатель раскрыт. Предатель— Костусь Дзво… Дзво…

Антек вздрогнул, впился пальцами в плечо радиста, крикнул:

Ну?!

Снимая наушники, радист как-то виновато посмотрел на Антека и окружавших его разведчиков и почти шепотом сказал:

Предатель — Костусь Дзвольский, Норд.

Антек молча отошел в сторону и сел на землю, уткнувшись лицом в колени. Разведчики постояли около радиста, помолчали, потом все вместе подошли к Антеку. Бартошек, тихий, медлительный, похожий на медведя минер, тронул командира за плечо:

Слушай, Антек, ты наш командир. И мы тебе всегда верим. И мы обещаем: Костуся найдем и на небе. Слышишь, Антек? И будем его судить. Будем его судить, и, когда на нашей земле станет меньше одним гадом, все будет правильно. Вот так… Идем, Антек…

Антек встал. Шум леса стоял в ушах, качались деревья. Прямо перед глазами плыли огни. Красные, желтые, синие. Летели куда-то в глубь леса, исчезали, снова возвращались, но было их уже меньше. Бартошек стоял рядом, смотрел добрыми, печальными глазами и говорил: «Будет все правильно… Вот так… Идем, Антек…» Потом Бартошек исчез, рядом стоял Костусь, человек, которому Антек верил, как самому себе. Они были старыми друзьями — Антек, Мария и Дзвольский. Друзьями с самого детства. Вместе бегали по улицам, вместе ходили в маленький домик, под самой крышей которого висела табличка с полустершимися от времени буквами: «Школа». Потом Антек и Костусь поступили работать на завод. Сдружились с рабочими, ходили на тайные маевки, на сходки. Жизнь втягивала их в борьбу, они