ориентирам, островам, выступам береговой черты, сравнивая их координаты на карте с данными на этот момент навигационной системы «Дельта». Ошибка составляет примерно 100 км. Наблюдал Новую Зеландию. Эта страна — два острова разделенных проливом. Северный имеет в центре озеро, на берегу которого два заснеженных вулкана. Южный отличается изрезанностью берега в районе пролива и выступом суши, вокруг которого красивые светлые разводы воды.
День отдыха. Попросили сегодня, чтобы нам разрешили построить орбитальную ориентацию и записать на видеомагнитофон поверхность Земли на первом суточном витке (виток, проходящий через точку старта), а по входу в тень отснять прибором ПСН сумеречный и ночной горизонт. Нам разрешили. Выполнили эту работу и получили удовольствие. Лучшего отдыха не придумаешь.
В тени работал с ПСН. При фотографировании очень устали руки, даже во время физкультуры так не уставали. А дело все в том, что французский прибор имеет большие люфты в кардане, недаром Жан-Лу Кретьен, когда прилетел, сказал, что нам надо было выбросить этот прибор, а не возиться с ним. Поэтому при съемке, чтобы исключить дрожание во время длительных экспозиций до 3–5 минут, надо было прижимать его к иллюминатору. А так как часто нужной ориентации не было, то менялись утлы съемки и для каждого угла съемки приходилось подкладывать книги под прибор, и все это в темноте, в напряжении и довольно долго — 35–40 минут. Вечером была встреча с семьями. На следующий сеанс связи в Останкино пришла сборная команда страны по акробатике перед отъездом на чемпионат мира в Англию. Этой чести я удостоился потому, что являюсь председателем их федерации. Они очень тепло и прекрасно обратились к нам и сказали, что свои победы на чемпионате они также посвящают и нам. После этого показали несколько парных и групповых выступлений, которые мы наблюдали по телевидению. Молодцы.
Эта встреча была очень приятной. В следующем сеансе опять была встреча с Люсей и Виталиком. Вместе с ними приехал Борис Матвеевич Зубарев — первый заместитель министра геологии СССР и обрадовал своей оценкой нашей работы по их задачам. В общем, было все хорошо, а Виталька рассмешил нас своим вопросом: «Пап, а как звезды у вас выглядят?» Я говорю, да почти так же, как и на Земле, только ярче и их больше. «Да, но небо под вами, а как звезды видны сверху, с вашей стороны?» Мы с Толей даже растерялись от такой постановки вопроса и его представления о небе, как о куполе со звездами. Говорю ему: «Виталик, это не планетарий, а звезды для нас намного, намного дальше, чем вы».
Сейчас лежу в ПхО, поперек его, в любимой позе — в распор между II и IV плоскостями пищу дневник и отдыхаю. А Земля, смотрю в иллюминатор напротив, все крутится и крутится. Пролистал предыдущие записи, представив, как если бы кто-то почитал мой дневник. Наверное, он будет удивлен моим откровением о наших сложных, неровных взаимоотношениях в полете. И что это? Мое предубеждение к своему товарищу или я такой человек? Нет, просто это правда, которую мы всегда боимся, не подсластив, не сгладив острых углов, сказать, полагая, что тебя могут неправильно понять или истолковать. То есть человек, а значит, и все мы находимся постоянно под прессом условностей. И, конечно, при этом утрачиваем ценность своего бытия, растворяясь со своими недомолвками в мире тебе подобных оправдывающихся, лживых, трусливых мудрящих мыслей, поступков, взглядов. Пряча, а с годами теряя свое собственное, природой узаконенное, данное раз и никогда право на признание собственного Я. Мы, космонавты, готовимся годами, находясь в связке одного экипажа. Это, конечно, утомляет, но больше утомляет пристальное внимание со стороны тех, кто тебя готовит или окружает. И надо находить в себе силы, что не так просто, откровенно строить отношения между собой, формировать общий взгляд на работу, трудности полета.
Главное в наших с Толей отношениях — естественность, честность и к сильным и слабым сторонам друг друга, при этом мы не забываем о необходимости щадить, оберегать другого, не маскируясь под добрых товарищей, а ими являясь со своими характерами и проблемами.
Мне всегда импонировало в Толе неумение, наверное, от большого нежелания, свои взгляды подгонять под другие. И терпение — ему было нелегко, как и многим другим нашим товарищам, на протяжении многих лет быть вне основной программы подготовки. Я видел его, когда он был хмур, раздражен, но никогда не ныл, не упрашивал начальство, а готовился и ждал. Толя — очень аккуратный человек, на него приятно смотреть, как он причесывается, собирает свои вещи, готовится к занятиям сосредоточенно, серьезно. В наших отношениях сколько ему, наверное, пришлось претерпеть от меня, сдерживая свое самолюбие, но он не разменял его на усладу перешагнуть порог уважения к своему товарищу.
Очень любит театр, балет, теннис, любит гулять с детьми Сережкой и Танюшей. У него хорошая основа, вырос в селе, знает людей, труд и приучен к нему. А жена Лида очень обаятельная женщина — кандидат исторических наук. Я видел маму Толи, это настоящая русская мать, надо видеть ее лицо, руки вечной труженицы.
Помню, я простудился в Звездном, лежал в профилактории, а он очень заботливо старался мне помочь, достал моих любимых вафель, сделал крепкого чая. Очень мы с ним любим париться и подолгу, а потом блаженно расслабиться, разговаривая о жизни. В полете я всегда чувствую его внимание: когда готовит поесть, старается сделать мне приятное, ищет те продукты, которые я люблю, или уступит бегущую дорожку во время физо, которая обоим нравится больше, чем велоэргометр.
Перед сном приятно почитать газету, которую уже читал раз десять. Вот только стал плохо засыпать. Лежу, как барышня, и мечтаю о разном. Вспоминаю дом, сон перебивается, и засыпаю где-то часа в два ночи. Неужели я когда-то буду на Земле среди своих и все будет хорошо?
Вчера получили тысячную радиограмму по форме 23, с баллистической информацией о светотеневой обстановке, о времени начала витков, сеансов связи. Весь день визуальные наблюдения. Что-то сегодня молчим, приходится самому себя веселить — напеваю песни и летаю по станции, занимаясь делом. Завершил прокладку разлома от Каспия до Балхаша. Сейчас при входе в тень наблюдал, как идет расслоение атмосферы с изменением ее цвета, вызываемое рассеиванием лучей заходящего Солнца в разных слоях воздуха по высоте и составу.
При этом, если смотришь на горизонт под 90 градусов к Солнцу вправо или влево, то по мере его погружения видно, как появляется расходящийся луч голубого прожектора, упирающийся в черноту космоса, с его темно-синим отражением на оранжевой облачности.
Наши предшественники дали им название «усы». При этом сам горизонт под заходящим Солнцем очень динамично изменяет свою структуру и окраску, а когда оно скрывается, ореол атмосферы представляет собой набор ступенек серовато-голубовато-белого цвета.
Я оцениваю людей не по количеству начатых дел, а по тому, сколько их завершено и как. Прошло время полетов в космос, когда интересы науки удовлетворялись нашей любознательностью, настало время отчитываться результатами работы.
День, как обычно, но чувствую, начал уставать и нервничать, хотя самочувствие хорошее. А завтра, по работе день еще тяжелей. Сегодня была первая тренировка по срочному покиданию станции на случай разгерметизации или пожара.
Подходу в сеанс связи в 12 час. 31 мин. 30 сек. нам объявили: «Идет разгерметизация станции», условно задав состояние аварийных сигнализаторов на приборной доске и включили телевидение, чтобы контролировать наши действиями вести их хронометраж.
Мы по вакуумметру и специальному прибору «Дюза», контролирующему утечку воздуха, должны были понять, насколько большая течь, степень ее опасности, и рассчитать резервное время, которым мы располагаем, пока давление не упадет до 500 мм рт. ст., когда нам предписано быть уже в корабле одетыми в скафандры.
Одновременно с этим проводим консервацию станции на случай ее покидания. Самый опасный случай для нас, когда резервное время составляет всего около 5 минут. Тогда мы уходим в корабль, если он
