День отдыха. С утра собрали видеомагнитофон. Красота. Так жить можно. Райкин. Высоцкий. Эстрада. «Ну, погоди». Жаль только кассеты по 20 минут. Это здесь неудобно. Поздравить с выходом нас пришел Ролан Быков. Говорит, смотрел всей семьей, как мы работали в открытом космосе, восхищался. Рассказал смешной эпизод из съемки фильма «Мертвый сезон». Потом была встреча с Владимиром Шаинским. С ним мы и с ЦУПом хорошо попели «Вместе весело шагать…».

Убрали Толин скафандр, регенераторы, поглотители. Стало посвободней. Сегодня взял перечень того, что надо сфотографировать для книги «География из космоса», которую хочу написать после возвращения. Все мы хорошо представляем географию Земли по школьным учебникам и картам (континенты, моря, проливы, горы, реки, их краски), и хочется показать людям, как все это знакомое выглядит незнакомо, а подчас необычно из космоса. Отснял озеро Титикака в Южной Америке. Оно разлилось синей гладью воды шириной 40–50 километров и длиной 150 км, с небольшими светло-зелеными линиями вдоль берега на красноватом горном плато, изрытом гейзерами и вулканами, с многочисленными их следами в виде коричневых пятен кольцевых структур кратеров, конусов. Южнее его на том же фоне и почти таких же размеров лежит озеро Поопа, а дальше к югу видно огромное белое пятно соленого озера с изрезанными краями берегов. Так что начало положено.

Сегодня нам сказали, что планируется сделать часовой фильм о нашем полете, и попросили больше делать внутренних съемок о жизни на борту. Вечером после работы ребята из ЦУПа попросили рассказать еще что-нибудь интересное из того, как проходил «Выход». С удовольствием вспомнили с Толей два момента. Как был сквознячок, когда открыли выходной люк и вся пыль из отсека, как снежная пороша, блестя в лучах Солнца, отсасывалась в космос. При этом Толе больше всего запомнилось теплое солнышко космоса, очень теплое, как на юге. Меня поразил яркий белый свет от Солнца, как в морозный день, и удивил другой момент, связанный с крышкой объектива телевизионной камеры. Мне надо было ее снять с объектива и ворсовой молнией закрепить сбоку на корпусе телекамеры. У меня это долго не получалось. Я старался эту операцию все же выполнить, так как боялся — если я оставлю крышку незакрепленной и отойду на место работы, то ее может снести на объектив и она перекроет его поле зрения. Так и не закрепив ее, я начал работать и через 2,5 часа, когда входил в станцию и убирал телевизионную камеру, заметил, что крышка, как я ее оставил, так и осталась висеть как вкопанная, не изменив своего положения. Это удивило, так как то, что я видел, не соответствовало внутреннему восприятию ситуации. Дело все в том, что я подсознательно связывал скорость (она была около 8 км/сек) с земным понятием движения, это относительно Земли и относительно воздуха. А здесь движение в вакууме, и потока воздуха нет, но сознание того, что оно должно быть при скорости, мешало мне оставить крышку объектива в покое, только сняв ее. Этот стереотип памяти можно сравнить с остановившейся лестницей в метро. Когда мы на нее заходим, видим, что она неподвижна, но срабатывает внутреннее сознание того, что ее постоянное состояние в движении, и мы неосознанно делаем упреждающее ускорение по ходу лестницы.

Еще поразило то, что станция стоит настолько устойчиво, как монолит, как дом. И когда вышел на площадку «Якорь», то ощущение было такое, будто находишься на балконе высотного здания. Ты стоишь на месте, смотришь, а все вокруг тебя движется — Земля, звезды, и не чувствуешь контакта с Землей. Видишь только огромный шар с узнаваемой географией — континентов, морей, океанов в цвете и голубой ореол атмосферы, переходящий в черноту космоса. Высоту не воспринимаешь, хотя знаешь, что она большая, ведь летим в безвоздушном пространстве. Но все-таки в поле Земли. Рядом со станцией чувствуешь себя спокойно, но острота впечатлении становится тем больше, чем дальше отходишь от нее. Это как на краю балкона, чем больше наклоняешься, тем сильнее ощущение высоты и возможности падения на Землю. А здесь страх падения другой — оторваться от станции, но не упасть, а затеряться в пространстве. Толя говорит: «Жаль, я этого не испытал, но остроту ощущений Валентина понимаю».

Слушая сегодня джазовую музыку, заметил, что она через некоторое время утомляет и раздражает, это, по-видимому, оттого, что она не волнует, не трогает те чувства, которые связаны с нашей повседневной жизнью. Джазовая музыка слишком праздна для жизни с ее будничными заботами, в ней я вижу больше интересного для молодежи, которая стремится иметь свой мир, созвучный их возрасту: мечущийся, бурный, порывистый, ищущий, только ей одной понятный, монопольный, чтобы не быть в зависимости от наставлений и насаждения мнений старшего поколения. Но молодое племя с годами переходит рубикон юности, и истинное искусство — классика, народное, только оно дает успокоение, а отсюда и наслаждение. А увлечение молодости приятно вспомнить, но ненадолго, и тем более увлечения нового поколения пропускаются через призму своих юных и зрелых лет. И новое воспринимается с интересом в только современного человека, а порой со скептицизмом и даже сарказмом, что все это проходящее и, во всяком случае, не лучшее, чем было в ваше время.

Отдыхает душа, когда слушаешь русские мелодии, танго, фокстроты. Или романсы в исполнении Руслановой, Штоколова, Кобзона. Они пробуждают теплые чувства и не мешают мыслям.