остаются?» Я сказал, что такого ощущения нет. «А что ты сейчас видишь на Земле?» Вижу, говорю, нашу гостиницу в Байконуре и как инструктора загорают у бассейна. Все рассмеялись. Земля попросила показать горизонт Земли, транспортный корабль. После этого снова спросили: что видим на Земле?
Толя говорит: «Балхаш». Я тоже его увидел. Он вначале был у меня за спиной, а потом выплыл передо мной и распластался огромной кишкой на сферичности Земли. Дело в том, что кривизну Земли в открытом космосе ощущаешь значительно сильнее, чем через иллюминатор станции. И все, что видишь на Земле — моря, реки, горы, острова, — воспринимаешь как на огромном вращающемся глобусе, при этом заметно искажение наблюдаемых объектов тем больше, чем ближе они подходят к горизонту.
Поражает тишина. Станция не шелохнется. Глаз не фиксирует ни малейшего движения на ее поверхности. Даже нет ощущения вибрации, ведь внутри орбитального комплекса работают сотни приборов и десятки вентиляторов, по трубопроводам прокачивается теплоноситель. Все статично.
Справа от меня покрытый черной тканью экрано-вакуумной теплоизоляции наш транспортный корабль «Союз Т-5», который уперся своим агрегатным отсеком в черноту Вселенной. А слева — в сторону корабля «Прогресс» — две огромные панели солнечных батарей жадно ловят свет, искрясь мозаикой пластин фотопреобразователей, черных как антрацит с темно-синим в голубизну оттенком. Зеленая ткань теплоизоляция на поверхности станции выгорела и стала сероватого цвета, но лежит без повреждений. На рабочем отсеке в зоне малого диаметра у основания панели солнечной батареи вижу две площадки «Якорь» в сложенном состоянии, а на самой панели узел крепления и тросовый механизм для установки дополнительных секций солнечных батарей с целью повышения энерговооруженности станции. Эту работу будут делать уже наши товарищи в следующей экспедиции, а наша задача — оценить возможность ее выполнения. Будем просить руководство, чтобы нам разрешили повторный «Выход» с отработкой методики наращивания солнечных батарей, чтобы по возвращении на Землю мы могли бы дать конкретные рекомендации нашим товарищам по удобству проходов к ним, фиксации, необходимому инструменту и уточнили бы время на выполнение этой работы.
Вошли в тень. В это время Луна была сзади и ее света было недостаточно. Попросил Толю включить фару, после чего стало хорошо видно приборы и устройства на поверхности отсека, с которыми надо работать. В тени, при свете фары, выполнили замену приборов, установленных на корпусе станции: микрометеоритную панель с набором различных материалов — пластиковых, керамических, резиновых и других, панель «Медузу» с пробирками, заполненными различными биополимерами — и «Эласт» — пакет теплоизоляционных тканей. Поработал с панелью «Исток», на которой несколько рядов болтовых соединений, требующих разных усилий при отворачивании болтов и их заворачивании специальным ключом. Ключ не совсем удобен в работе, так как надо все время переносить правую руку на скобу для фиксации головки болта в гнезде ключа или для его освобождения, поэтому на рукоятках надо иметь две скобы: одну — для фиксации, другую — для расфиксации. В общем, такую монтажную работу выполнять можно, но с максимальным усилием на ключ третьего ряда болтов, а это соответствует 1,7 кГм. И то тяжело. При этой работе быстро устают мышцы рук от кисти до локтя, потому что, когда работаешь, металлические кольца на рукавах скафандра, к которым герметично стыкуются перчатки, наминают руки.
Немного о скафандре. Он полужесткого типа. У него есть жесткая часть, как бы кираса рыцарских доспехов, и мягкая — рукава и штанины. Скафандр выполнен так, что мы не надеваем его, а входим в него, как в «шкаф», и закрываем за собой дверку. С жесткой частью выполнен заодно и шлем скафандра, а мягкие части состоят из нескольких оболочек: герметичной, силовой и защитной, которая предохраняет скафандр от повреждений. Скафандр позволяет жить в нем свыше 6 часов, а это значит иметь там хорошую атмосферу, охлаждение, вентиляцию. Все агрегаты сгруппированы в дверце — называется «ранец». Тут и запас кислорода, мы им дышим, и поглотитель СО2, насосы, приборы автоматики и запасы воды. Только вода в данном случае служит не для питья, а для отвода тепла. Подвижность в скафандре достаточна, правда, все зависит от того, какие выполнять операции. Если надо что-то снять, поставить или переместиться из одной рабочей зоны в другую, то это вполне доступно.
При длительной, непрерывной работе потеешь, и бывает, влага выступает на остеклении шлема, из-за этого плохо видно ручку регулирования охлаждения. При положении регулятора охлаждения 3–4 мерзнут сильно ноги, аж ноют в коленях, а для спины в тела — комфорт, духоты нет. Когда выступал пот, включал дополнительный вентилятор. В общем, особых затруднений при работе в скафандре не было, только надо не забывать следить за темпом и ритмом работы.
Входим в следующий сеанс связи. У нас еще темно. Ждем. когда рассветет. В общем, ощущение, как в деревне. Люк станции светится, как приоткрытая дверь дома. Светит фара, как фонарь на столбе, слабо освещая корпус станции. Вокруг сплошная густая чернота космической ночи. Вышли на свет, Солнце сзади, чувствую руками через перчатки разогрев поручней, хотя они покрыты белой эмалью. Ощущение горячего песка, но без обжигания, есть также нагрев и внешней стороны перчаток. Вошли в зону связи, я начал телевизионный репортаж о работе вне станции и рассказал, какие приборы там установлены, и показал их с комментариями, потом Толя передал мне телевизионную камеру, и я показал его в люке станции на фоне Земли.
Все говорят, получилось хорошо. Руководство, несмотря на раннее утро, приехало в ЦУП посмотреть на нашу работу. По выходе из зоны видимости мы решили установить и дополнительное оборудование: «Ресурс» — набор металлических образцов, находящихся под механической нагрузкой, на растяжение и сжатие для оценки их старения в условиях космоса; «ТМС» — термомеханические соединения и «Компласт» — набор некомпозиционных материалов. Все сделали, правда, это нам стоило еще одного часа работы в космосе. Хотя мы вышли из графика работы, но на душе было спокойно. Мы полностью выполнили программу экспериментов в открытом космосе. Перед входом в люк, когда я освободил ноги, всплыл над площадкой, посмотрел вниз, а в это время мы летели над Атлантикой, и, когда из поля зрения ушел корпус станции, я увидел голубую бездну океана, возникло ощущение падения в безбрежную пропасть голубого пространства. Аж дух захватило. Вот тут, я вам скажу, даже жутковато стало.
Это состояние я мог бы сравнить со свободным падением парашютиста, когда он внутренне соизмеряет высоту и относительную скорость полета с местом приземления. Здесь же ощущение падения: всегда за горизонт.
В общем, отходить от станции не так-то просто, и, когда возникает такая необходимость, к этому надо будет особенно готовиться и учиться. Потихоньку без проблем входим в люк станции, и перед закрытием, а это было уже в тени, я напоследок присел на обрез люка, как на ступеньку крыльца, и залюбовался звездным небом. Вот это поистине Вселенная, с мириадами звезд на черном бархате космоса, где ярко выделялись своим блеском звезды Южного Креста, Альфа и Бета Центавра, а внизу в лунном свете серым туманом пробегали лавины облаков с темными провалами Земли. Закрыли люк, посмотрели на часы, было 8 час. 12 мин. московского времени.
Наддули переходной отсек сначала до 270 мм рт. ст. Проверили герметичность станции и, убедившись, что падения давления нет и люк герметичен, наддулись до 600 мм и вышли из скафандров. Первое, что почувствовали, — это запах, который стоял в ПХО, как в помещении, которое очень сильно прокварцевали. Он исходил от оболочки скафандров, обожженной лучами Солнца. Выровняли давление с рабочим отсеком. Давление в станции стало 706 мм рт. ст., а потом с транспортным кораблем давление стало 713 мм рт. ст. Вошли в сеанс связи и, не переодеваясь, по свежим следам, прямо в костюмах водяного охлаждения КВО провели телевизионный репортаж о своих впечатлениях от работы в открытом космосе.
Я сказал, что удивила и больше всего поразила громадина технического сооружения «Союз Т-5» — «Салют-7» — «Прогресс». Полет Гагарина показал, что человек может летать в космос. Мы, сегодняшние космонавты, летая в космос, уже учимся в нем долго жить в работать. А это немыслимо без работы в открытом космосе, так как космос — это как поле на Земле, дающее хлеб, но хлеб космоса мы еще не знаем, каков он будет для человечества, потому что вначале надо изучить это поле, создать орудия труда, вспахать, посеять, и тогда действительно оно даст плоды, необходимые людям так же, как хлеб.
Когда был в космосе, запустил мини-спутник в виде капсулы. Об этом меня попросил Ж. Л. Кретьен, а его попросили друзья в Москве, работники посольства и торгпредства. В капсуле были их автографы, видимо, им захотелось хоть таким способом оставить свой след в космосе. Немного об эксперименте «Медуза». Как я говорил, это панель с набором пробирок разных биополимеров. Изучается эволюция первичного строительного материала клетки — белка, а он построен из биополимеров. Так вот задача эксперимента — понять, как, при каких условиях и из каких материалов возникло начало из начал жизни на
