— Шепни ему, Кэтти, да побыстрее: пришел, дескать, человек, хочет сообщить одну важную новость.

— Какую еще новость?

— Новость насчет преступника.

У Кэтти захватило дух; она открыла рот, ожидая подробностей, но Айронз тоном, не терпящим возражений, приказал:

— Беги со всех ног, женщина, и смотри поторопись: малейшая задержка дорого обойдется.

Голос Айронза звучал так, словно он спешил вмешаться в дело, пока ему не изменила решимость.

Девушка, испуганная его внезапной вспышкой, отступила назад, а клерк, без промедления шагнув через порог, с грохотом захлопнул за собой входную дверь. Вид у него был дикий и потрясенный, словно он вскочил среди ночи с постели по сигналу тревоги.

— Слава Богу, теперь мне не отвертеться, — пробормотал Айронз, содрогнувшись. Губы его скривила сардоническая усмешка, и на мгновение в нем промелькнуло сходство с великолепным образом Вечного Жида, который запечатлел для нас Гюстав Доре^{208}: проклятие с осужденного скитальца снято, и на лице его — в устрашающем свете Судного дня — блуждает вызывающе-язвительная усмешка.

Служанка постучала в дверь гостиной, и ее распахнул мистер Лоу.

— Кто вы? — озадаченно воззрился он на Айронза, черты которого были ему знакомы, но смутно.

— Имя мое — Зикиел Айронз, я приходский клерк, если угодно вашей милости, и все, о чем я прошу, — это побеседовать с вашей милостью минут десять с глазу на глаз.

— А что, собственно, вам нужно? — осведомился судья, внимательно оглядывая визитера.

— Выложить начистоту все, что связано с убийством.

— Э-э… гм! И кто же убийца?

— Убийца — Чарлз Арчер, — выдавил из себя Айронз, с судорожной гримасой кусая губы.

— А, Чарлз Арчер, вот как! Я полагаю, нам об этом уже кое-что известно.

— Я думаю, не совсем все. С вашего разрешения, если позволите, дайте мне обещание: если я уличу преступника, вы обо мне позаботитесь. Я — единственный оставшийся в живых свидетель, который знает об этом все от начала до конца.

— О чем об этом?

— Об убийстве мистера Боклера. Виновным на суде признали лорда Дьюнорана.

— Что ж, все это прекрасно, однако убийство произошло за пределами Ирландии.

— Верно. В Ньюмаркете, в гостинице «Лошадь в яблоках».

— Вот-вот, в Англии. Видите ли, дело находится вне нашей юрисдикции.

— Мне все равно. Если нужно, я готов отправиться в Лондон, на Боу-стрит — куда угодно, лишь бы удостовериться, что Арчера непременно повесят: пока он ходит по земле, моя жизнь гроша ломаного не стоит; в гробу мне куда спокойней; лучше туда забраться, чем жить от него на расстоянии в пять миль. Во всяком случае, вы должны выслушать мои показания, которые я дам под присягой. И переправьте меня под охраной на Боу-стрит или куда сочтете нужным, потому как, если он будет разгуливать на свободе, а я попадусь ему на глаза, тут мне и конец.

— Пройдите сюда, мистер Айронз, сядьте в кресло, — предложил судья и плотно затворил дверь.

Доктор Тул, удобно расположившись в мягком кресле, пускал клубы дыма из длинной трубки.

— Нам предстоит выслушать еще одно показание, доктор. Здесь Айронз, он намерен сообщить нам под присягой сведения чрезвычайной важности.

— Айронз, вас ли я вижу? — вскричал доктор Тул. — Откуда это вы свалились?

— Из Маллингара, сэр.

— Слышали что-нибудь о том, как сожгли ведьму в Тиррелз-Пасс, нет?

— Давняя история, сэр. Будь что будет, а я в сторону не сверну. Сам я ни в чем не повинен, но вы, конечно, попрекнете меня, что я так долго таился. Вас мне бояться нечего, не то что Арчера; он мне куда страшнее — и неспроста; однако я думаю, он сейчас загнан в угол, так что рискну — выговорюсь сполна, а уж вы не дайте ему со мной расправиться.

Тем временем Лоу достал перо и бумагу; оба — и он, и повергнутый в крайнее изумление доктор — приготовились выслушать уже известную нам историю.

Расставшись с Айронзом, мистер Дейнджерфилд ступил на посыпанную гравием дорожку; окаймленная кустарником, она вела к внутреннему дворику перед дверьми Медного Замка. Железную калитку он захлопнул за собой с таким ожесточением, что щеколда сорвалась — и скрипучая дверца приоткрылась снова.

Подобно тем, кто мало склонен к религии, мистер Пол Дейнджерфилд был не чужд суеверности. Он обращал внимание на приметы, хотя и презирал собственную слабость, вышучивал свою впечатлительность и едко обличал ее в монологах наедине с собой, когда пребывал в дурном расположении духа. То обстоятельство, что вход в его владения оказался незапертым, вселило в него неприятное предчувствие неведомой опасности, готовой проскользнуть вслед за ним по пятам. Чем дальше он продвигался в сторону дома, тем сильнее охватывало его ощущение допущенной неосмотрительности, делавшей его беззащитным вследствие того, что между двумя врытыми в землю опорами калитки зиял явственный зазор. Сознание незащищенности сделалось наконец таким нестерпимым, что Дейнджерфилд, не дойдя до крыльца, развернулся, чуть ли не прыжком преодолел пятнадцать-двадцать шагов, отделявших его от калитки, и вне себя от ярости ухватил, насколько достало силы, холодное железо, словно оно по собственной злой воле бросило ему вызов неподчинением; сыпля проклятиями, он свирепо грохнул калиткой, которая от толчка отскочила обратно, грохнул еще раз — и с тем же результатом.

— Да кто же теперь тут хозяин? — шипел сквозь зубы мистер Пол Дейнджерфилд, осыпая мстительными ударами трости бесстрастное железо. Лицо его, искаженное причудливой гримасой, в этот момент наверняка имело сходство с изображением Мефистофеля работы Рётша ^{209}, когда нечистый дух тащит Фауста за руку из кельи Маргариты. Злобно стиснув в руке трость, Дейнджерфилд слал во тьму, простиравшуюся за ограждением дома, самые неистовые угрозы.

Неявка Черного Диллона спутала все его планы. Дейнджерфилд прямо-таки кипел от бешенства. «Чертов отщепенец! Да как он посмел так обойтись с человеком, который может диктовать любые условия, может его купить и продать со всеми потрохами. Ведь мы уже сторговались за пять сотен гиней. Нищий плут, негодяй! Ведь ему, свинье, вручили задаток, и что же? Обманщик, мерзавец, идиот!.. Конечно, выпивка, игра в кости, женщины!.. Да с пятьюстами гинеями он бы горя не знал целый год, забыл бы про свой гнусный эдем; но этот паршивый олух не мог даже на час оторваться от своего беспутства, соблюсти уговор — а уж потом делать все, что душе угодно».

У входа в дом мистер Дейнджерфилд немного помедлил, блеснув очками в направлении Чейплизода, будто надеялся услышать издали чьи-то шаги, но все было тихо. Только ледяной ветер слабо шелестел в гуще безлистых ветвей.

Ключа с собой у мистера Дейнджерфилда не было, поэтому он — без особой необходимости — выбил громовую и весьма продолжительную дробь и, не дожидаясь, пока кто-нибудь из домашних успеет откликнуться, оглушительно заколотил тростью по косяку.

Миссис Джукс давно усвоила значение столь нетерпеливых призывов: «Опять у хозяина что-то неладное на душе». Неприятности никогда не подавляли Дейнджерфилда, как это обычно случается с другими, но наоборот — пробуждали энергию и взвинчивали до такой степени, что он делался настоящей грозой для всего дома. Страшились не его поступков — контроля над собой он никогда не терял, однако