– Я их предупреждала: “Если вы это сделаете, я скажу англичанам”. Поэтому подождем. Если он сделает это, я вам все расскажу. Если же раскается, я его прощу. Я его жена.
Она направилась к дому, эта величественная женщина. Когда она вошла в дом, около него притормозил черный лимузин, и из него вышел Гарри Палфри, юрисконсульт Цирка, в сопровождении еще двух представителей правящих классов Англии. В том, что был повыше ростом, я узнал Алана Барнаби – знаменитость отдела министерства иностранных дел, который неправильно называют отделом информации и исследований и в коммунистической контрпропаганде считают самым низкопробным. Тоби одной рукой тепло поздоровался с ним, а другой подозвал меня. Мы вошли в дом и сели.
Сначала я молчал, хотя кипел от злости. Действующих лиц послали наверх. Говорил Тоби, остальные слушали его с тем особым почтением, которое люди такого рода приберегают для нищих или негров. Я даже почувствовал, что мне немного хочется защитить Тоби Эстергази, да поможет мне бог, его, который защищал всегда лишь себя самого!
– То, с чем мы здесь, Алан, имеем дело, – это, без преувеличения, высшего класса источник, который уже исчерпал себя, – объяснял Тоби. – Большой джо, но дни его кончились.
– Ты имеешь в виду Профессора, – помогая, сказал Барнаби.
– Они за ним охотятся. Они слишком хорошо знают ему цену. По некоторым намекам, которые дал мне Латци, ясно, что у венгров заведено толстенное досье на операции, которые проводил Профессор. В конце концов, я хочу сказать: зачем им пытаться убить человека, от которого нам нет пользы? То, что венгры попытались его убрать, – это, я бы сказал, свидетельствует о том, что объект нужно охранять, как охраняют свой дом.
– Мы не можем беспредельно отвечать за безопасность Профессора, – предостерег нас Палфри с улыбкой потерпевшего поражение игрока. – Ненадолго, естественно, мы можем предоставить ему защиту. Но мы не можем позволить себе защищать его всю жизнь. Нам придется ему об этом сказать. Возможно, нам придется дать ему кое-что подписать – чистая формальность.
Второй министерский человек был круглым и лоснящимся, с цепочкой на жилете. У меня возникло детское желание дернуть за нее и посмотреть, завизжит ли он.
– Что ж, я думаю, что мы вообще слишком много говорим, – шелковистым голосом сказал он. – Если американцы готовы нас от них освободить – от Профессора и его мадам, – то нам незачем волноваться, так? Лучше сидеть тихо и держать порох сухим.
Палфри возразил.
– Все-таки, Норман, он должен подписать нам документ об освобождении. За последние несколько лет он достаточно стравливал нас с Братьями.
Вечно защищая себя, Тоби понимающе улыбнулся.
– Я бы сказал, Гарри, что все лучшие джо так делают. Рука руку моет, даже на уровне Теодора. Речь идет о том, что теперь, когда его больше нельзя использовать, мы ничего не теряем, кроме неприятностей. Правда, я в этом деле не специалист, – добавил он, обворожительно улыбаясь Барнаби.
– А этот парень, убийца? – спросил человек по имени Норман. – Он-то будет сотрудничать? Чертовски опасно сидеть здесь, как корова на заборе.
– Латци податливый, – сказал Тоби. – Он испуган, кроме того, он настоящий патриот. – Я не согласился бы с ним ни по одному из этих двух пунктов, но мне было так противно, что не хотелось перебивать. – Когда эти аппаратчики покидают свою систему, они просто впадают в шоковое состояние. Латци с этим справляется. Он сходит с ума по своей семье, но смирился. Если согласится Теодор, то согласится и Латци. Естественно, при наличии гарантий.
– Каких именно гарантий? – сказал начищенный министерский человек, да так резво, что даже Гарри Палфри не удалось встрять.
Но Тоби это не смутило.
– Естественно, самых обыкновенных. Латци и Теодор не хотят, чтобы, когда все это кончится, их выкинули в мусорную яму, я бы так сказал. И Хелена тоже. Американские паспорта, приличная сумма деньжонок в конце дороги, помощь и защита – короче, самое основное.
– Все это надувательство, – выпалил я. – Надоело.
Все улыбались мне. Они улыбались бы, что бы я ни сказал. Они были своего рода толпой. Они бы засмеялись, даже если бы я сказал, что я и на венгров работаю. Если бы я сказал, что перевоплотился в младшего брата Адольфа Гитлера, они бы тоже улыбались. Все, кроме Тоби, чье лицо стало безжизненным, как у человека, который знает, что безопаснее всего ему в данный момент испариться.
– Господи, да почему же, Нед, ты это говоришь? – спросил ужасно заинтересованный Барнаби.
– Латци не из обученных убийц, – сказал я. – Я не знаю, кто он, но убивать он не умеет. При нем был незаряженный пистолет. Ни один профессионал в здравом уме так не поступает. Он выдает себя за художника из Баварии, но на нем венгерская одежда и половина барахла в его карманах – венгерское. Я стоял рядом, когда он звонил в Бонн. Прекрасно, имя атташе – Питер. В списке дипломатов это имя тоже Питер. Меньше всего Питер ожидал этого звонка, это точно. Латци его обдурил. Послушайте немецкую запись их разговора.
– А как же тогда, Нед, быть с парнем из Вены? – сказал Барнаби, все еще настроенный покровительствовать мне. – Парень, который дал ему денег и оружие? А? А?
– Они и не встречались. Мы показали Латци фотографию, и он был счастлив. “Это он”, – были его слова. Уверен, он видел эту фотографию где-то еще. Спросите Хелену, она знает. Сейчас она молчит, но, если на нее надавить, уверен, она заговорит.
Тоби мгновенно вернулся к жизни.
– Надавить, Нед? На Хелену? Ты используешь давление, когда знаешь, что можешь нажать сильнее другого. Эта женщина сходит с ума по своему мужу. Она за него горой.
– Американцы надули Профессора, – сказал я. – Никакой торжественной встречи ему не будет. Он в отчаянии. Если не он придумал все это убийство, это сделал Латци. Все это задумано с одной целью: покончить со всеми неудачами и начать новую жизнь.
