оказался абсолютно не готовым к звонку. Прошлой ночью, сказал я, Питер никуда не звонил и никто не звонил ему, а также с крыши Венгерского посольства в Бонне не было засечено особого всплеска передачи дипломатических сообщений. Питер, однако, пожаловался в протокольный отдел западногерманского министерства иностранных дел на то, что его домашний телефон часто неправильно соединяет. Я предположил, что это не похоже на действия конспиратора. Тоби в этом был меньше уверен.
– Может, так, Нед, может, и не так, – сказал он, откинувшись назад на сиденье и покачав ладонью из стороны в сторону. – Человек считает, что его скомпрометировали? Может, он не настолько глуп и сначала подает официальную жалобу и заметает свои следы, почему бы нет?
Я выдал ему остальное. Я был настроен решительно. Описание мнимого дипломата в Вене, которое дал Латци, соответствовало описанию Лео Бакокса, секретаря по вопросам торговли, о котором, как и о Питере, было известно, что он офицер венгерской разведки, сказал я. Наш Братец Вагнер заполучил фотографию, чтобы мы позже показали ее Латци.
Имя Бакокса вызвало на устах Тоби довольную улыбку.
– Они и Лео сюда втянули? Послушай, Лео такой тщеславный, что шпионит только за герцогинями. – Он засмеялся с веселым недоверием. – Чтобы Лео вручал гарроты вонючему убийце в каком-то вшивом отеле? Не вешай мне лапшу на уши, Нед. Серьезно.
– Не я тебе об этом говорю, – сказал я. – А Латци.
Я сказал, что послал наконец Джеффри в мюнхенский бордель, чтобы оплатить счет Латци и забрать его сумку. Единственным интересным предметом в его багаже была пачка порнографических открыток.
– Напряжение, Нед, – великодушно объяснил Тоби. – Убить кого-то незнакомого в чужой стране – для этого нужна своя маленькая интимная компания. Понимаешь, о чем я?
Тоби не сообщил мне ничего такого – ни интимного, ни чего бы то ни было другого. Я-то думал, что он просидит всю ночь на телефоне, хотя, может, так оно и было. Но не для того, чтобы помочь моим расследованиям.
– Может, устроим сегодня вечеринку, – предложил он. – Гарри Палфри из Юридического отдела приведет с собой пару ребят из министерства иностранных дел. Гарри – хороший мужик. Англичанин до мозга костей.
Я был сбит с толку.
– Из какого отдела министерства иностранных дел? – спросил я. – Кто? Почему Палфри?
Но, как сказал бы Тоби, вопросы всегда безопасны, пока на них не ответишь. Мы приехали к домику на озере, когда Арнольд жарил яичницу с ветчиной. Профессор с Латци сидели с одного края стола. Хелена, вегетарианка, сидела с другого края и ела шоколад с орехами, который достала из сумочки.
Арнольд – худощавый блондин, волосы сзади стянуты в узел.
– У них тут произошла небольшая стычка, – осуждающе шепнул он мне по секрету, пока Тоби сжимал Профессора в объятиях. – У Профессора с его мадам был настоящий рукопашный бой. Не знаю, кто его начал и в чем причина, – не спрашивал.
– А Латци не ввязывался?
– Он было собрался, Нед, но я сказал ему, чтобы он не рыпался. Не люблю, когда кто-то встревает в отношения между мужем и женой, да и сам никогда этого не делаю.
Сейчас кажется, что разговоры в тот день напоминали запутанный менуэт, начавшийся в нашей скромной кухоньке и закончившийся при дворе Самого Всемогущего, а точнее – в зале американского Генерального консульства, где проходила двусторонняя конференция и с портретов благосклонно улыбались, вдохновляя наши усилия, президент Никсон и вице-президент Агню.
А что касается Тоби, то он, как я скоро понял, далеко не бездельничал, а построил себе целую программу, которую поэтапно воплощал в жизнь с проворством шпрехшталмейстера. На кухне, пока Хелена жевала свой шоколад с орехами, он снова прослушал всю историю, рассказанную Латци и Профессором. Я никогда раньше не видел Тоби в его настоящем венгерском обличье и даже удивился такому перевоплощению. Одним предложением он сбросил с себя противоестественный панцирь англосаксонской сдержанности и был снова среди своих. Глаза его загорелись. Он возгордился и выпятил грудь, словно гарцевал на параде.
– Нед, они говорят, что ты был просто потрясающ, – позвал он меня к столу в разгар всего этого. – Неприступная башня, говорят они, совершенно неприступная. Думаю, может, они выдвинут тебя на Нобелевскую премию!
– Скажи, пусть лучше дадут “Оскара”, я согласен, – угрюмо сказал я и отправился прогуляться вниз к озеру, чтобы немного развеяться.
Когда я вернулся в дом, Тоби с Профессором о чем-то непринужденно беседовали, запершись в гостиной. Во всяком случае, казалось, что большое уважение Тоби по отношению к Профессору возросло еще больше. Латци помогал Арнольду мыть посуду, и оба они посмеивались. Латци скорее всего рассказывал какой-то похабный анекдот. Хелены нигде видно не было. Затем настала очередь Латци посидеть наедине с Тоби, а Профессор с женой беспокойно ходили по берегу озера, останавливаясь через каждые несколько шагов, о чем-то спорили, и наконец Профессор развернулся и пошел назад по направлению к дому.
Улучив момент, я выскользнул из дома и подошел к Хелене. Губы ее были поджаты, на лице болезненная бледность – то ли от страха, то ли от злости или усталости, понять я не мог. Она попыталась заговорить, но у нее перехватило горло, и пришлось подождать, прежде чем снова появился голос.
– Он лжец, – сказала она. – Все это ложь! Ложь, ложь! Он лгун!
– Кто?
– Они оба лгут. С самого рождения они лгут. Они и на смертном одре лгут.
– А в чем же правда? – сказал я.
– Правда – это ожидание.
– Ожидание чего?
