заставила его замолчать, " П y c т ь р а с с к а з ы в а е т д а л ь ш е, – непререкаемо говорил ее взгляд. – С т о и т т о л ь к о н а ж а т ь н а н е г о – и м ы п р о и г р а е м п о в с е м с т а т ь я м ".

Старик сидел во вращающемся кресле, и, сам того не сознавая, он понемногу поворачивался по часовой стрелке, и теперь сидел лицом к морю и обращал свою речь к нему.

– Они были совсем непохожи друг на друга – как лед и пламя, – сказал мистер Хибберт. – Я никогда не видел двух братьев, которые были бы столь непохожи – и в то же время так преданы друг другу, и это несомненный факт.

– Непохожи в ч е м ? – спросила Конни, направляя разговор в нужное русло.

– Ну, хотя бы вот это: маленький Нельсон боялся тараканов. А у нас, естественно, не было тех удобств, к которым сейчас все привыкли. Ну вот, они должны были ходить в уборную в отдельный маленький сарайчик, а там тучами летали эти самые тараканы – так и свистели вокруг, как пули, – просто ужас! Нельсон даже подходить к сарайчику боялся, ни за что не соглашался туда идти. Рука у него заживала неплохо, и ел он за пятерых, но он терпел несколько дней подряд, только бы не идти в сарайчик. Твоя мама пообещала ему луну с неба достать, если он туда сходит. Дейзи Фонг задала ему хорошую трепку – я и сейчас помню, какие у него тогда были глаза: он иногда умел так посмотреть, сжав кулачок на здоровой руке, что казалось, вот-вот превратит вас в камень, – этот Нельсон от рождения был бунтарем. И вот однажды, смотрим из окошка и видим: Дрейк, обнимая Нельсона за плечи, ведет его по дорожке к сарайчику и сам идет с ним, чтобы составить ему компанию, пока тот будет делать свои дела. Вы не замечали, что у детей, живших на воде, походка совсем другая? – вдруг спросил он с интересом, как будто только что увидел этих детей. – У них ноги колесом, потому что на лодке всегда места не хватает.

Дверь медленно открылась, и вошла Дорис с подносом с только что заваренным чаем и поставила его на стол с легким позвякиванием.

– И с пением было то же самое, – сказал мистер Хиббери и снова замолчал, глядя на море.

– Когда они пели р е л и г и о з н ы е г и м н ы ? – Конни с готовностью задала наводящий вопрос, бросив взгляд на полированное пианино с пустыми подсвечниками.

– Дрейк был готов что угодно петь громким голосом, как только твоя мать садилась за пианино. Рождественские гимны, например. «Там есть зеленый холм». Он за твою мать готов был кому угодно глотку перегрызть, этот Дрейк. А маленький Нельсон – нет. Я никогда не слышал, чтобы он хоть одну ноту взял.

– Зато ты потом его очень хорошо услышал, – резко напомнила Дорис, но старик предпочел ее не услышать.

– Его можно было лишить обеда или ужина, но он ни за что не соглашался прочесть молитву. У него с самого начала были сложные взаимоотношения с Богом. – Он вдруг рассмеялся молодым задорным смехом. – Знаете, я всегда говорил, что именно из таких людей потом получаются настоящие верующие. Другие просто ведут себя вежливо. Никто по-настоящему не обращается в веру, не преодолев этого внутреннего конфликта с Богом.

– Этот проклятый гараж, – проговорила Дорис, все еще пылая негодованием после телефонного разговора, начиная резать кекс с тмином.

– Как же мы забыли? Как там ваш шофер? – воскликнул мистер Хибберт. – Давайте Дорис отнесет ему чаю? Он же, наверное, замерз там до полусмерти! Или давайте позовем его сюда! Ну же! – Но прежде чем Конни или ди Салис успели ответить, мистер Хибберт уже заговорил о своей войне. Не о той, какой она была для Дрейка, и не о той, какой была для Нельсона, а о своей собственной, как она вспоминалась ему сейчас: отдельные, не связанные между собой картины. – Забавно, но очень многие думали, что японцы – это именно то, что нужно. Что они покажут этим зарвавшимся китайским националистам их место. Конечно, не говоря уж о коммунистах. О, поверьте, прошло немало времени, пока пелена не спала у них с глаз. Даже после того, как начались бомбардировки. Закрылись европейские магазины, тайпаны отправили в безопасные места свои семьи, Загородный клуб превратили в госпиталь. И все равно еще оставались люди, которые говорили: «Нет причин для беспокойства.» А потом вдруг однажды – бабах! – они закрыли все миссии – правда, Дорис? Это доконало твою мать. Она умерла. Она была не очень вынослива, особенно после туберкулеза. А вот братья Ко выдержали испытания лучше многих, благодаря тому, что приобрели.

– Да? А что они приобрели? – с живейшим интересом спросила Конни.

– Они познали Иисуса Христа, и это знание служило им путеводной звездой и утешало в трудный час.

– Да-да, конечно, – согласилась старуха.

– Разумеется, – поддакнул ди Салис, переплетя пальцы рук, выгибая их и притягиваясь. – В о и с т и н у т а к, – добавил он елейно.

Итак, при «япошках», как называл их старик, миссия закрылась, и дети во главе с Дейзи Фонг с колокольчиком влились в поток беженцев, пытавшихся добраться до Шаньджао: кто на повозке, кто автобусом или поездом, но большей частью пешком, а оттуда – в Чунцин, где националисты Чан Кайши устроили свою временную столицу.

– Ему нельзя долго говорить, – улучив момент, предупредила Дорис, стараясь, чтобы отец не услышал. – Он начинает заговариваться.

– Да нет, дорогая, мне все можно, – возразил мистер Хибберт, глядя на нее с любовью. – Я уже свое отжил. И теперь мне можно делать абсолютно все, что я пожелаю.

Они допили чай, поговорили о саде, с которым все время возникали проблемы – с тех самых пор, как они поселились здесь.

– Нам говорят, нужно сажать растения с серебристыми листьями, они могут расти на засоленных почвах. Ну не знаю, не уверен, а ты как думаешь, Дорис? Они вроде бы не очень хорошо приживаются, правда?

Со смертью жены, по словам мистера Хибберта, его собственная жизнь тоже как бы кончилась: он просто доживает отпущенные ему годы, пока Господь не заберет его к ней. Он жил и работал некоторое время на севере Англии. После этого недолго – в Лондоне, проповедуя слово Божье.

– А потом мы переехали на юг – правда, Дорис? Я только не знаю почему.

– Из-за воздуха, – сказала она – Здесь очень хороший воздух.

– В Букингемском дворце наверняка будет прием, правда? – спросил мистер Хибберт. – Полагаю, Дрейк мог бы даже записать нас в список приглашенных. Подумай только, Дорис. Тебе это понравилось бы. Королевский прием в саду. Шляпки.

– Но вы все-таки вернулись в Шанхай, – в конце концов напомнила Конни, пошелестев страницами, чтобы привлечь внимание проповедника. – Японцев разгромили, Шанхай снова стал открытым городом, и вы все-таки вернулись туда.

– Н-да, мы туда поехали.

– Значит, вы снова видели братьев Ко. Вы снова встретились и, я уверена, замечательно обо всем поговорили, как в добрые старые времена. Так это было, мистер Хибберт?

На мгновение показалось, что он не понял вопроса, но вдруг запоздало рассмеялся.

– Да, и, ей-богу, они уже стали настоящими взрослыми мужчинами. И вовсю ухлестывали за девушками, не в присутствии Дорис будь сказано. Я всегда говорил, дорогая, что Дрейк женился бы на тебе, если бы ты дала ему хоть малейшую надежду.

– Ну, папа, в с а м о м д е л е, – пробормотала Дорис и сердито нахмурилась, глядя на пол.

– А Нельсон – о, вы не поверите, он стал настоящим смутьяном! – Он выпил несколько ложечек чая – осторожно, как будто кормил птичку. – «А где мисси?» – это он, Дрейк, спросил первым делом. Он хотел видеть твою мать. «Где мисси?» За это время он совершенно забыл английский язык, и Нельсон тоже. Потом мне пришлось давать им уроки. Я ему сказал. Он к тому времени уже повидал немало смертей, в этом можно не сомневаться. Поэтому он сразу поверил. «Мисси умерла», – сказал я ему. Что еще можно было сказать? «Она умерла, Дрейк, и Господь взял ее к себе». Я никогда: ни до, ни после, не видел его плачущим, но в этот раз он заплакал, и я почувствовал, как люблю его за это. «Моя терять две мать» – сказал он мне. – Моя мать умирать, теперь мисси умирать". Мы помолились за упокой ее души. А что еще можно было сделать? А вот маленький Нельсон, он не плакал и не молился с нами. Он – нет. Он никогда не был привязан к ней так, как Дрейк. В этом не было ничего личного, но она была врагом. Мы все были врагами.