— По словам плохого брата, его московский сообщник — уважаемый чистокровный русский авторитет, проворачивающий самые крупные дела в мире организованной преступности. У него нет времени на разных мусульман, которых он с удовольствием утопил бы в Волге всем скопом. На брата-плохиша он вышел, чтобы оказать услугу своему дружку. Кто этот дружок, наш скромняга спросить не осмелился.
Она откинулась на спинку стула и, прикрыв глаза, ждала, пока Бахман переварит эту информацию.
— Что говорит корком? — спросил он.
— Бормочет что-то невнятное. Корком нацелен на влиятельного московского имама, раздающего деньги разным сомнительным благотворительным организациям исламистского толка. Русские знают об этом. И он знает, что они знают. Почему они смотрят на это сквозь пальцы, остается загадкой. Корком твердо верит в то, что имам и есть тот анонимный дружок русского мафиози. При том что нет ни одного факта, что он финансирует побеги русско-чеченских бродяг, желающих изучать медицину в Гамбурге… Да, и он дал ему свое пальто!
— Кто?
— Хороший брат, тот, что привез нашего героя в Гамбург, пожалел его — еще простудится в наших северных широтах и умрет — и отдал ему свое пальто. Черное, долгополое. И у меня есть для тебя еще один брильянт.
— Ну-ка?
— У Игоря из соседнего корпуса есть сверхсекретный информатор внутри русской православной общины Кёльна.
— И?
— По сообщению этого бесстрашного информатора, православные монашки-затворницы из городка неподалеку от Гамбурга недавно взяли под свое крыло молодого русского мусульманина, погибавшего от голода и с психическими отклонениями.
— Богатого?
— Сие не установлено.
— Вежливого?
— О да. Сегодня вечером Игорь встречается со своим информатором в условиях повышенной секретности, чтобы обсудить размер вознаграждения за историю во всех подробностях.
— Игорь придурок, и все его истории не стоят ломаного гроша, — сказал Бахман, собирая все бумаги и пряча их в старый потертый дипломат, на который никто бы не позарился.
— Куда ты идешь? — поинтересовалась Эрна Фрай.
— В соседний корпус.
— Зачем?
— Сказать любезным «защитникам», что этот парень наш. Сказать им, чтобы оградили нас от полиции. Дать им понять, что если полиция, как это ни маловероятно, все же его найдет, пусть не оповещают армию и не начинают маленькую войну, а тихо отойдут в сторонку и немедленно поставят нас в известность. Мне нужно, чтобы этот парень выполнял то, ради чего он сюда приехал, и как можно дольше.
— Ты забыл свои ключи, — напомнила ему Эрна Фрай.
Глава 4
Столь же категоричной Аннабель Рихтер была в отношении одежды Брю. «Мой клиент считает всех мужчин в костюмах тайными агентами полиции. Оденьтесь неформально». Лучшее, что он смог придумать, были серые фланелевые брюки, спортивный пиджак от «Рэнделла» из Глазго, в котором он ходил в гольф- клуб, и плащ из «Акуаскьютума», лондонского магазина мужской одежды, на случай, если снова разразится потоп. В качестве жеста доброй воли галстуком он пренебрег.
На город опускались первые сумерки. После прошедшего ливня небо расчистилось. Пока он залезал в такси и говорил шоферу, куда ехать, прохладный бриз пытался снять с озера стружку. Высадившись на незнакомой улице в скромном квартале, он на мгновение растерялся, но тут же воспрянул духом, увидев обещанный ею указатель. Фруктовые лотки перед бакалейной лавкой халяль[7] светились красно-зелеными огнями. Белые огни ресторанчика «Кебаб» заливали все близлежащее пространство. Внутри, за угловым столиком, покрытым пурпурной скатертью, сидела Аннабель Рихтер, перед которой стояла бутылка с минералкой без газа и отставленная миска с тапиокой, посыпанной желтым сахарным песком, как показалось Брю.
За соседним столом четверо пожилых мужчин играли в домино. Еще за одним столиком двое юнцов — он в выходном костюме, она в нарядном платье — нервно обхаживали друг друга. Анорак Аннабель висел на спинке стула. Она была в той же блузке с высоким воротом, а поверх нее бесформенный пуловер. Перед ней лежал сотовый телефон, в ногах стоял рюкзак. Садясь напротив, он уловил приятный аромат, исходивший от ее волос.
— Я удовлетворил всем требованиям? — спросил он.
Она скользнула взглядом по его спортивному пиджаку и фланелевым брюкам.
— Что вы обнаружили в своих архивах?
— Что это дело prima facie[8] требует дальнейшего изучения.
— Это все, что вы собирались мне сказать?
— На данном этапе боюсь, что да.
— Тогда я изложу вам некоторые факты, которых вы не знаете.
— Уверен, что я многого не знаю.
— Он мусульманин. Это первое. Правоверный мусульманин. Поэтому ему трудно иметь дело с женщиной-адвокатом.
— А вам еще труднее?
— Он требует, чтобы я носила платок. Я ношу. Он требует, чтобы я уважала его традиции. Я уважаю. Он пользуется своим исламским именем Исса. Как я вам уже говорила, объясняется он по-русски. А с теми, кто его приютил, на плохом турецком.
— Могу я спросить, кто его приютил?
— Турецкая вдова и ее сын. Ее покойный муж был клиентом «Северного приюта». Мы бы добились для него гражданства, но он неожиданно умер. Теперь его сын пытается получить гражданство для семьи, то есть заново проходит весь этот сложный процесс, отдельно для матери и отдельно для себя. Ему есть чего бояться, поэтому он позвонил нам. Они души не чают в Иссе, но хотят избавиться от ненужной обузы. Они опасаются, что их вышлют из страны за укрывательство нелегального иммигранта. Переубедить их невозможно, и я вполне допускаю, что они правы. Кроме того, у них на руках авиабилеты в Турцию, где замуж выходит дочь этой женщины, и они ни при каких обстоятельствах не оставят своего гостя одного в доме. Про вас они ничего не знают. Ваше имя знает только Исса, но он его не произносил вслух и не произнесет. Только вы в состоянии ему помочь. Вас устраивает такое описание?
— Возможно.
— И только?
— Меня устраивает такое описание.
— Я пообещала этой турецкой семье, что вы не выдадите их имена властям.
— Зачем бы я стал это делать?
Проигнорировав его попытки проявить галантность, она сама влезла в куртку и вскинула рюкзак на одно плечо. Идя к двери, Брю заметил через стекло молодого здоровяка, прогуливающегося по тротуару. Следуя за ним на почтительном расстоянии, они свернули в боковую улочку. Чем дальше уходил от них здоровяк, тем огромнее он казался. Возле аптеки парень быстро обшарил взглядом близстоящие машины, окна домов и двух женщин среднего возраста, изучавших витрину ювелирного магазина. По одну сторону витрины был салон для новобрачных с идеальной свадебной парой манекенов, сжимающих восковые цветы,