– Ну и ничего больше им не говорите. Все, что они должны знать, они знают. Любые дополнительные сведения могут лишь поставить их в затруднительное положение.
– Их или вас? – немедленно уточнила Стелла.
– Владимир приезжал вчера сюда, чтобы повидать Бекки, и привез ей подарок. Это для прикрытия – история, которую сначала рассказал нам Уильям. Владимир не знал, что вы уехали с ней навестить вашу матушку. Он нашел здесь лишь Уильяма, они поговорили о старых временах и побродили по саду. Владимир не мог долго ждать из-за такси, поэтому он уехал, не повидав ни вас, ни своей крестницы. Вот и все.
– А вы сюда приезжали? – поинтересовалась Стелла, не сводя с него глаз.
– Если они спросят обо мне, то – да. Я приезжал сегодня и сообщил вам скорбную весть. Полиции безразлично, был ли Виллем членом Группы. Для них важно только настоящее.
Теперь Смайли повернулся к Виллему.
– Скажите, а больше вы ничего не привезли для Владимира? – спросил он. – Помимо того, что было в конверте? Быть может, какой-нибудь подарок? Что-нибудь такое, что он любит и не может себе купить?
Виллем усиленно старался припомнить и ответил не сразу.
– Сигареты! – внезапно воскликнул он. – На пароходике я купил ему в подарок французские сигареты. «Голуаз», Макс. Он очень их любит! «Голуаз-Капораль», с фильтром. Точно!
– А пятьдесят фунтов, которые он занял у Михеля? – продолжал выспрашивать Смайли.
– Я отдал назад. Точно.
– Все пятьдесят? – сказал Смайли.
– Все. Сигареты – это ему в подарок. Я любил этого человека, Макс.
Стелла проводила Смайли до дверей, и у порога он нежно взял ее под локоть и заставил сойти по ступенькам в сад, где их не мог слышать ее муж.
– Вы шагаете не в ногу со временем, – упрекнула она. – Рано или поздно одной из сторон придется прекратить заниматься тем, чем вы занимаетесь. Вы прямо как Группа.
– Помолчите и послушайте, – оборвал ее Смайли. – Вы меня слушаете?
– Да.
– Втолкуйте Уильяму – об этом никому ни слова. С кем он общается на складе?
– Да со всеми.
– Ну, постарайтесь, как можете, на него повлиять. Кто-нибудь еще, кроме Михеля, звонил? Может, кто- то ошибся номером? Позвонил, потом повесил трубку?
Она подумала, затем покачала головой.
– И никто не приходил? Какой-нибудь торговец, маркетолог, евангелист. Сборщик пожертвований. Никто? Вы уверены?
Она все так же неотрывно смотрела на него, и в глазах ее появилось настоящее понимание его сути. Потом она опять покачала головой, отказывая в содействии, о котором он просил:
– Не встревайте в нашу жизнь, Макс, все вы. Что бы ни случилось, как бы нам ни было худа Уильям – взрослый человек. Ему не нужен больше викарий.
Она проследила за Смайли взглядом – возможно, чтобы удостовериться, что он действительно уехал. Какое-то время в пути им всецело владели мысли о негативе Владимира, лежащем в коробке, как припрятанное золото, – сохранен ли негатив, не проверить ли и не проявить ли – ведь перевоз его через границы оплачен жизнью. Но к тому времени, когда Смайли подъехал к реке, он уже думал о другом, перед ним стояли иные задачи. Вместо того чтобы ехать в Челси, он влился в поток машин, мчавшихся в субботу на север, – это были главным образом старые машины с молодыми семействами. И среди них – мотоцикл с черной коляской, преданно сидевший у Смайли на «хвосте» вплоть до Блумсбери.
ГЛАВА 10
Библиотека Свободной Балтики находилась на третьем этаже, над пропыленным магазином антикварной книги, специализировавшимся на духовной тематике. Маленькие окошечки библиотеки глядели, прищурясь, во двор Британского музея. Смайли забрался туда по винтовой деревянной лестнице, заметив, несмотря на такое тяжкое восхождение, несколько потрепанных временем плакатиков, написанных от руки и еле державшихся на кнопках, а также коробки с коричневыми дезодорантами для уборной, принадлежащие соседней аптеке. Добравшись до верха, он обнаружил, что задыхается, и разумно помедлил, прежде чем нажать на звонок. И тут ему померещилось, будто он все это время только и делает, что лезет по лестнице в одно и то же место – и когда посещал конспиративную квартиру в Хэмпстеде, и когда взбирался на чердак Владимира на Уэстбурн-террейс, и сейчас, когда стоял у этого населенного призраками болота, возникшего в пятидесятые годы и некогда служившего сборным пунктом так называемых Бойцов Блумсбери. Все эти осмотренные им места представлялись ему единым полигоном, где проявлялись не выявленные раньше доблести. Галлюцинация исчезла, и он дал три коротких звонка и один длинный, подумав при этом, не изменили ли они сигнала, и сомневаясь, что это так; он снова тревожился за Виллема или, пожалуй, за Стеллу, а может быть, только за малышку. Он услышал, как близко заскрипели половицы, и догадался, что кто-то с расстояния всего около фута рассматривает его в «глазок». Дверь быстро отворилась, он вошел в сумрачную переднюю, и две жилистые руки тотчас обхватили его. В нос ему ударил запах теплого тела, и пота, и сигаретного дыма, и небритое лицо прижалось к его лицу – к левой щеке, потом к правой и, словно прицепляя медаль, опять к левой в знак особого расположения.
– Макс, – пробормотал Михель голосом, звучавшим как реквием. – Вы пришли. Я рад. Я надеялся, но не смел ожидать. И тем не менее ждал. Ждал весь день. Он любил вас, Макс. Вы были самым лучшим. Он всегда это говорил. Вы были его вдохновителем. Он так мне и говорил. Служили ему примером.
– Мне жаль, что так случилось, Михель, – прервал этот поток Смайли. – В самом деле жаль.
– Нам всем жаль, Макс. Всем жаль. Безутешное горе. Но мы – бойцы.
Франтоватый, подтянутый Михель не горбил спину, как и положено бывшему майору-кавалеристу, каким он в свое время якобы был. Карие глаза, покрасневшие от ночного бдения, кокетливо щурились. На плечи, как плащ, была накинута черная куртка, черные сапоги, наподобие сапог для верховой езды, блестели щеголеватым глянцем. Седые волосы тщательно причесаны, как у военных, а густые усы старательно подстрижены. На первый взгляд лицо казалось молодым, и только вблизи становилось заметно, что бледная кожа испещрена бесчисленными морщинками, указывавшими на возраст. Смайли прошел вслед за ним в библиотеку. Она тянулась во всю длину дома и была разгорожена по странам, исчезнувшим странам – Латвия, Литва и, уж конечно, Эстония, – и в каждой загородке столик с флажком, и еще столики, на которых расставлены шахматы, но никто в них не играл и никто не читал, там вообще никого не было, кроме ширококостной блондинки лет сорока с небольшим, в короткой юбке и в носочках. Ее соломенно-желтые волосы, темные у корней, были закручены в строгий узел, она сидела у самовара и читала рекламный туристический журнал с осенней березовой рощей на обложке. Проходя мимо, Михель приостановился, казалось намереваясь представить ее Смайли, но глаза женщины при виде его вспыхнули несомненным и неистребимым гневом. Она посмотрела на Смайли, скривила презрительно рот и перевела взгляд на залитое дождем окно. Щеки ее блестели от слез, и под глазами с тяжелыми веками залегли зеленоватые тени.
– Эльвира тоже его любила, – в качестве объяснения заметил Михель, когда они отошли настолько, что она не могла их слышать. – Он был ей как брат. Он учил ее.
– Эльвира?
– Моя жена, Макс. После многих лет мы поженились. Я противился. Это не всегда хорошо при нашей работе. Но я обязан был дать ей возможность чувствовать себя увереннее.
Они сели. Вокруг них на стенах висели страдальцы забытых движений. Вот этот снят уже в тюрьме, сквозь решетку. А этот – мертв, и, как было с Владимиром, фотограф откинул простыню, обнажив залитое кровью лицо. Третий, в бесформенной партизанской шапке, смеялся, держа в руках длинноствольное ружье. В глубине комнаты раздался треск, как от взрыва, и сочное русское ругательство. Это Эльвира, жена Михеля, разжигала самовар.
– Мне жаль, что так случилось, – повторил Смайли.
«Врагов я не боюсь, Виллем, – вспомнил Смайли. – А вот друзей очень боюсь».
Они находились в отсеке Михеля, который он называл своим кабинетом. Допотопный телефон стоял на столе рядом с пишущей машинкой «Ремингтон» – такой же, как на квартире у Владимира. «Должно быть, кто-то закупил в свое время целую партию», – подумал Смайли. Но в центре внимания находилось кресло с высокой резной спинкой ручной работы, плетеными ножками и монархическим
