отряд на тропе и какой-то странный дым у вас за спиной… Он выходил прямо из тех скал… И тут нас швырнуло в сторону, прямо о скалу. И вертолет упал. Я знаю, кто его толкнул.

Он крепко стиснул свою раненую левую руку правой, пытаясь унять бившую его дрожь. Сати стало жаль его.

— Это был просто очень сильный порыв ветра, йоз, — тихо сказала она. — Там ветры стекают вниз, по склону горы, как бешеный поток. Да и для вертолета на такой высоте воздух слишком разреженный, а это опасно.

Он кивнул. Он, несомненно, то же самое твердил про себя множество раз.

— Они, правда, считают это место священным, — сказала она.

Откуда только взялось это слово? Она ведь его здесь практически никогда не употребляла! Зачем она мучает этого человека? Снова она ведет себя не правильно!

— Послушайте, Яра — вас ведь так зовут, верно? — не позволяйте допотопным суевериям овладевать вашей душой. Я не думаю, чтобы Матери Силонг по большому счету было дело хоть до кого-то из нас.

Он не ответил, только головой покачал. Возможно, он и это тысячу раз себе повторял.

Сати не знала, что еще сказать. Они долго молчали, и наконец он заговорил первым.

— Я заслуживаю наказания, — промолвил он. Это ее потрясло.

— Ну что ж, вы уже и так наказаны, — сказала она примиряющим тоном. — И, возможно, это далеко не все, и посланное вам наказание еще не исчерпано. Что нам, например, теперь делать с вами? Это, между прочим, еще нужно решить. Лето уже кончается. Говорят, что через несколько недель отсюда придется уходить. Но, по крайней мере, до этого момента вы можете быть совершенно спокойны. И обязательно постарайтесь научиться ходить. Потому что, куда бы вы отсюда ни пошли, вряд ли, по-моему, вам удастся оседлать южный ветер.

Он снова посмотрел на нее. Даже как-то испуганно, пожалуй. Неужели она что-то не то сказала? Но какая страшная вина заставила его произнести эти слова: «Я заслуживаю наказания»? А может, ему просто страшно лежать, беспомощному, среди врагов?

Он один раз кивнул — точно так же, словно у него шея гнулась с трудом, — и сказал:

— Мое колено скоро заживет.

Когда она возвращалась от Советника по лабиринту пещер, то думала о том, что как ни странно, а есть в этом человеке нечто детское, некая глубинная простота и чистота… И тут же одернула себя: «Не простота, а упрощенность! Да и какая там еще „чистота“? Ты еще скажи „святость“! („Не воображай себя Матерью Терезой, детка!“ — услышала она негромкий голос дяди Харри). Он просто тупой фанатик со своим дурацким министерским жаргоном и нелепыми „врагами государства“. Правильно назвал его Одиедин. Конечно, фанатик! И чересчур прямодушен. Из таких получаются отличные террористы. С „чистой и простой“ душой!»

Беседа с Советником травмировала Сати неожиданно сильно. Лучше бы она к нему не ходила!

Беспокойство и тяжкие предчувствия охватили ее душу, сделали нетерпеливой даже с друзьями.

Киери, с которой она по-прежнему жила в одной палатке, хотя с недавних пор уже не спала в одном спальном мешке, была по-прежнему весела и мила, но самоуверенность ее казалась поистине непреодолимой, и это порой раздражало Сати. Киери прекрасно знала, что именно ей нужно знать. А от Толкователей ей требовались только разные развлекательные и «интересные» истории и сведения о старинных суевериях и предрассудках. Ей было совершенно не интересно учиться чему-то у здешних мазов, и она никогда не ходила в те пещеры, где хранились книги. Она пришла сюда исключительно ради самого полного приключений пути в Лоно Силонг.

Акидан, напротив, пребывал в состоянии эйфории, смешанной, как ни странно, с несчастной любовью и страстью. Дело в том, что проводники, в том числе и Шуи, вернулись в свою деревню вскоре после того, как проводили их отряд до пещер, и Акидан, в очередной раз оставшись в палатке один, немедленно влюбился в Унрой Киньо. Он таскался за ней следом, точно детеныш миньюла, смотрел на нее обожающими глазами, запоминал и повторял каждое ее слово. К несчастью, единственными людьми, которые следовали старым законам, строго регламентировавшим их сексуальную жизнь, были мазы. И главным законом для них являлась пожизненная моногамия, был ли рядом их партнер или нет. Все знакомые Сати мазы свято соблюдали это правило — насколько она могла судить, конечно. И Акидан, по характеру очень мягкий и послушный, даже намерения не имел подвергать это правило каким-то сомнениям или испытаниям. Однако был просто ошарашен свалившейся на него любовью — несчастная жертва гормонов и юношеской гиперсексуальности.

Унрой было жаль мальчишку, однако она не позволяла ему это почувствовать. И резко пресекала любые поползновения с его стороны, взывая к тому, что он обязан сдерживать свои порывы, что он пришел сюда учиться, что у него есть все, чтобы стать настоящим мазом. Когда же Акидан совсем утратил контроль над собой, Унрой сердито накричала на него, цитируя известнейшее высказывание из «Древа»: «Двое, что составляют единое целое, — это не два отдельных человека, а два, слившиеся в одном…» С точки зрения Сати, это был, пожалуй, чересчур мягкий упрек, но Акидан тем не менее побледнел от стыда и убрался, точнее уполз, прочь. И с тех пор перестал преследовать Унрой и выглядел совершенно несчастным. Киери много с ним беседовала и, похоже, была не прочь снова его утешить. И Сатти этого почти хотелось. Ей надоели эти юношеские метания и кипение страстей и были ей совершенно не нужны; ей был нужен совет взрослого опытного человека, его зрелая уверенность в себе. Она чувствовала, что нужно идти вперед, но сейчас она, похоже, зашла в тупик и никак не могла решить, как же ей быть дальше.

Лоно Силонг было полностью отрезано от остального мира и лишено каких бы то ни было Средств связи с ним. Сюда никогда не приносили ни радиоприемников, ни чего бы то ни было подобного — чтобы не было возможности выследить источник сигналов. Новости доставлялись только по северо-восточным тропам или же по тому долгому и трудному пути с юго-запада, который пришлось преодолеть Сати и ее спутникам. Лето кончалось, вряд ли сюда собирался прибыть кто-то еще. Люди действительно, как она и сказала Советнику, уже собирались покидать пещеры.

Сати часто слушала, как обсуждают планы возвращения отдельных отрядов. Уходили отсюда обычно небольшими группами, через неопределенные промежутки времени и непременно в разные стороны — от того места, где горные тропы расходились в разные стороны. А потом при первой же возможности такая группа старалась присоединиться к караванам, спускавшимся из летних становищ в большие деревни предгорий. Только так вот уже сорок лет удавалось держать в тайне путь к Лону Силонг.

Теперь для них уже слишком поздно, сказал Сати Одиедин, возвращаться тем же путем, каким они пришли сюда: то есть на юго-восток. Даже тех проводников из горной деревни, с которыми они пришли сюда и которые давно уже покинули пещеры, вполне могли встретить на склонах Зубуам сильные ветры и метели. Так что членам их группы оставалось только спуститься в Амарезу, город у подножия Силонг, расположенный на северо-востоке, и оттуда снова подниматься по отрогам Водораздельного хребта в Окзат-Озкат. Если идти пешком, на это потребуется месяца два. Но Одиедин полагал, что, добравшись до Амарезы, они выйдут на шоссе и сумеют воспользоваться попутными грузовиками, хотя для этого им придется разделиться на пары.

Подобная перспектива несколько тревожила Сати. Следовать за провожатыми по тайной горной тропе к находящейся в заоблачных высях святыне — это одно, а скитаться, как нищие, по дорогам и тропам, добираться на попутных грузовиках, скрывая свое имя, безо всяких средств и защиты — это совсем другое. Да, конечно, она полностью доверяла Одиедину, но ей очень хотелось посоветоваться с Тонгом.

И как все-таки они поступят с Советником? Отпустят на свободу? Позволят донести властям, где находится последнее хранилище запрещенных книг? Разумеется, карьере Советника конец. Но, прежде чем сослать его на соляные копи, начальство с удовольствием выслушает, что он может и хочет ему сообщить.

И что она скажет Тонгу, если такая возможность ей вдруг представится? Он ведь послал ее на поиски аканской истории, утраченного, запрещенного законом прошлого этой планеты, ее НАСТОЯЩЕЙ жизни, и она все это нашла! Но что дальше?

Сати было совершенно ясно, чего хотели от нее мазы: чтобы она спасла их сокровище. И только это она действительно хорошо понимала в том мутном водовороте мыслей и чувств, который закрутил ее после разговора с Советником.