Однако уже сейчас можно с уверенностью констатировать обозначенную А. Давид-Неэль генетическую связь верований Северной Азии и центральноазиатских религий, прежде всего даосизма и бон, корни которых уходят в глубочайшее прошлое, соприкасаясь и с истоками индуистского и буддийского тантризма. Тибетский буддизм также воспринял из архаичных традиций Центральной Азии очень многое: возможно, и представления, связанные с мифологемой Северной Шамбалы.
А. Давид-Неэль в книге «Под грозовыми тучами» разграничивает смешиваемые в Тибете понятия «Северная Шамбала» (тиб. «Чанг Шамбала») и «Северная [земля] Даминьен» («Чанг Даминьен» или «Драминьен»{130}). Последнее означает не сакральный центр буддийского мира (каковым можно назвать Шамбалу), а северный континент (точнее, три континента) ламаистской космографии (впрочем, представления об этой северной «земле обетованной» действительно во многом схожи с представлениями о Шамбале). Образ блаженной северной земли, разделенной четырьмя потоками, как и Гиперборея Меркатора, достичь которой может лишь великий герой, известен и по даосским первоисточникам{131}.
Важно, что А. Давид-Неэль упоминает вариант локализации Шамбалы на острове в Ледовитом океане. Дело в том, что такая «полярная» ориентация характерна и для даосизма с его ритуальной сосредоточенностью (для даосской литургии и даосской духовной алхимии) на Оси Мира, на Полюсе, как земном, так и небесном (даосы считают, что аналог Полярной звезды есть и в микрокосме адепта), и, скажем, для космологии кетов. В верованиях кетов, как уже говорилось выше, каждое существо, каждая вещь имеют свой мистический центр («пупок»), незримо связанный с Полюсом, с «Пупом Земли», расположенным под Полярной Звездой{132}. Знакома северным народам и мифологема острова или некой сакральной земли в Ледовитом океане, которую нетрудно сопоставить с Арктидой-Гипербореей — изначальным полярным материком традиционалистской философии XX века.
Но, может быть, сибирские народы просто заимствовали даосские или ламаистские представления? Однако сами носители этих двух религий, которые считаются гораздо более «развитыми», чем якобы «примитивный» сибирский шаманизм и сохранившиеся на Крайнем Севере, прежде всего на Таймыре, дошаманские верования, акцентируют именно северные истоки сокровенной сути своих учений. Даосское духовное «делание» понимается как возвращение к «Вратам Сокровенной Женственности» (термины даются в переводе одного из наших крупнейших синологов — Е. А. Торчинова) — к «Дао-Матери», к Небесной Оси, пребывающей в нерушимом покое среди круговращений сущего. По сути, это мистическое паломничество к Полюсу Мира, знакомое, кстати, и европейской духовной алхимии (см., например, работы Иринея Филалета, XVII век).
А. Давид-Неэль подчеркивает, что наука Северной Шамбалы — это учение о вечной, неисчерпаемой энергии. Но ведь именно следы «гиперборейского учения» о неиссякаемых источниках энергии пытался найти Александр Барченко. Похоже, что в связи с этим нужно упомянуть и фантастический рассказ А. Платонова «Эфирный тракт» — о раскопках на Севере древней цивилизации, овладевшей тайнами атома.
Что же касается первоисточников по религии бон, то эти тексты также обнаруживают образы и идеи, близкие главной теме нашего исследования (что, кстати, косвенно подтверждают и научные предвидения А. Давид-Неэль). Так, прародиной религии бон считается страна Олмо. И ученые, и носители живой традиции бон локализуют эту страну либо в северо-западном Тибете, либо на территории Древнего Ирана. Историко- культурная обоснованность этих локализаций весьма убедительна.
Однако не был ли спроецирован на эти географические области некий древний мифологический архетип? Похоже, что это именно так. Страна Олмо в бонских текстах описывается как место безусловно священное, напоминающее своими очертаниями цветущий 8?лепестковый лотос. В центре этой страны высится гора, у подножия которой начинаются четыре реки, текущие в направлении четырех сторон света. Доступ в Олмо пролегает через «путь стрелы»: Шенраб, основатель религии бон, выпустил из лука стрелу, чтобы создать проход в горной цепи и отправиться на проповедь своей веры. Поистине, все в этом описании архетипично, и архетип этот не назовешь иначе, как гиперборейским! Мировая Гора в центре континента, разделенного четырьмя потоками; стрела — также гиперборейский символ: вспомним известные античные предания о гиперборейце Абарисе, который странствовал по миру именно со стрелой.
А название этой страны, воспринимавшейся как сакральный источник тибетских традиций? Востоковеды сопоставляют Олмо с месопотамским царством Элам (Еламму), и с культурологической точки зрения совершенно справедливо усматривать (как это делает, например, Б. И. Кузнецов) в тибетской культуре следы взаимодействия с западными, иранско-месопотамскими традициями. Но, видимо, в тибетском топониме Олмо соединились воспоминания не только о конкретной стране Элам, но и все той же Северной Шамбале — очевидно, называвшейся в каком-то ныне забытом праязыке словом, созвучным с Олмо! Ведь в первоисточниках религии бон Олмо, Иран и Шамбала были, по сути, взаимозаменяемыми понятиями{133}. Вполне возможно, что слово «Олмо» — того же корня, что и рассмотренные нами выше гиперборейские сакральные термины — alm-, -alb— и т. д.
Образ ныне незримой полярной земли приобретает реальные черты — пусть это и реальность мифа. И ведь не только предания Центральной Азии свидетельствуют о ней. Целый пласт легенд и мифов разных народов повествует о невидимых обитателях Севера.
Еще в VIII веке до н. э. великий эллинский поэт Гесиод писал о людях золотого века — первоначальных обитателях Земли, которые в контексте полярной теории происхождения человечества могут быть отождествлены с гипербореями:
Через 2,5 тыс. лет после Гесиода, в начале XVIII века, русский миссионер Г. Новицкий услышал в Югорском Лукоморье (в районе полуострова Ямал, за тысячи верст от Эллады) весьма схожие с греческими предания коренных жителей Российского Заполярья. Вот что рассказывали они 300 лет назад об архипелаге Новая Земля, который, согласно распространенной точке зрения, был необитаем до конца XIX века:
«
Прекрасная и безмолвная «тень (стень) человеческая», которую «досязали видети» «самовидцы Новой Земли» — и одетые «тьмою туманной» царственные добрые гении, охраняющие людей со времен золотого века… Это не случайное совпадение: подобные легенды сохранились и в других местах Российского Севера, на тех древних путях, о которых мы говорили в предыдущей главе.
Еще в первой половине XX века рассказы о «невидимых людях» бытовали в Лапландии, в земле саамов. Как записал в 1935 году этнограф Н. Н. Волков, у саамов сохранялась вера в то, что существует особый невидимый мир пасущих свои стада вокруг них. В стадах этих белые и черные олени. Счастливый человек, которому покажется олень из такого стада, должен идти не мигая прямо на оленя и бросить чивастегу на рога. После этого все это стадо станет явным. Чудзъяврские саамы передавали, что один из жителей селения, когда их деды жили еще на острове Кильдине, поймал такого оленя, и все стадо оказалось явным. При стаде находилась молодая девушка с распущенными волосами, которая умоляла его отпустить оленей. Саам пожалел и согласился. Тогда она села к нему спиной, уперлась локтями в его локти и стала петь. По мере того как она пела, стадо невидимых оленей и она сама отодвигались все дальше и дальше, пока не исчезли из вида. Саамы братья Яковлевы сообщили, что раз под вечер они с отцом отпустили под лед сетки; вдруг слышат шум, звон колокольчика и собачий лай. Стороной прогоняли стадо
