Чиновник, принесший президенту листок с «Рейтером», вышел из кабинета и в предбаннике столкнулся с другим чиновником. Оба они кивнули друг другу и вышли в туалет.

– Сукин сын Сашка, – сказал один из кремлевских чиновников, тот, которого президент назвал Витя, – ты знаешь, сколько он получил от Альбиноса?

– Ну?

– Сорок восемь лимонов. А нам с тобой отдал пятьсот штук!

Распоряжение президента осталось невыполненным. К двенадцати ноль-ноль отыскать Извольского и представить его в Кремль не смогли. Только к трем часам дня выяснилось, что Извольский – в Америке.

Зато к четырем еще один кремлевский чиновник принес в кабинет президента новое сообщение. На этот раз сообщение было снято с ленты «Интерфакса» через минуту после его появления в сети.

Сообщение гласило:

«Швецарская прокуратура выдала ордер на арест полномочного представителя президента России по Южносибирскому федеральному округу. Поводом для этого послужило расследование, начатое прокурором Бенедетто Скавольо. По словам г-на Скавольо, конкретной причиной расследования является счет Александра Ревко в „Banco del Miro“.

Неделю назад на счет Ревко пришло тридцать девять миллионов долларов. Деньги были переведены из небольшого оффшорного банка, который, по сведениям швейцарской юстиции, полностью принадлежит одному из крупнейших росссийских промышленников – Вячеславу Извольскому, владельцу и генеральному директорому Ахтарского металлургического комбината.

По словам г-на Скавольо, сразу после перевода денег Александр Ревко, считающийся одним из близких сподвижников российского президента, в категорической форме предложил конкурентам Извольского – группе «Сибирь» передать все приобретенные ей предприятия в государственный холдинг, а во главе холдинга поставить одного из подчиненных г-на Извольского».

Президент внимательно прочел сообщение раз и другой. Лицо его сильно побелело. Президент добыл со стола папочку, в которой лежал текст «Рейтер», и присовокупил к нему сообщение «Интерфакса». Потом подумал, достал оба текста, самолично скрепил их степлером и снова сложил в папочку.

– Что-нибудь еще по этому поводу? – спросил президент.

– Звонил госсекретарь США, – сказал чиновник, – просил отнестись с пониманием к вопросу и отложить ваш визит в Америку. Судя по его словам, там в иске много сенсационных подробностей. Есть даже пленка, где говорят, что деньги предназначались лично вам.

Президент помолчал.

– Еще что? – спросил он.

– Еще то, – сказал чиновник, – что три месяца назад мы попросили у Извольского денег через Ревко. Для спецфондов. Ревко принес чемодан, в котором было семьсот тысяч, и сказал, что это все.

Президент помолчал.

– Да, – сказал он наконец после минутной паузы, – все говорят, что Альбинос щедрей Сляба. Сорок восемь миллионов, это вам не сорока накакала. Цоя ко мне.

– Вы уверен, что вам следует вмешиваться в драку двух олигархов?

– Это уже не драка олигархов, – рявкнул президент, – и я в нее не вмешивался слишком долго.

Константина Цоя и Вячеслава Извольского разыскали почти одновременно, и в приемной президента они оказались в один и тот же час: в половине девятого утра. Один прилетел из Америки, другой – из Кувейта.

Цой вошел немного позже, и когда он показался в дверях, оказалось, что все сидячие места в приемной заняты. Извольский расположился на большом кожаном диване, а в кресле напротив сидел его помошник. При виде Цоя помошник попытался было встать, но тут же поймал взгляд Извольского и, напротив, расположился в кресле поудобней.

Беловолосый кореец, пришедший в приемную в сопровождении замглавы администрации президента, остановился на пороге, скрестил руки и прислонился к дверному косяку.

– Ты уж не с охраной ли, Слава? – сказал замглавы администрации. – Боишься, что тебя в приемной президента подстрелят? Вон, Костя без охраны.

– У него охрана – Кирилл, у Боровицких ворот ждет, – откликнулся Извольский, – такую охрану не то что в Кремль, в рюмочную не пустят.

В приемной как-то внезапно образовались несколько парней из службы охраны, видимо предупрежденных о возможной склоке, но тут дверь верховного кабинета отворилась, и оттуда вышел один из приближенных чиновников.

– Константин Кимович, – сказал он, – президент ждет вас.

Когда Цой вошел, президент России сидел совершенно неподвижно, как на предвыборной фотографии. Даже стоявший в углу трехцветный флаг выглядел живей, чем глава государства, и бахрома его еле видимо трепетала от потоков теплого воздуха из вентиляции.

Президент не встал из-за стола, не поздоровался и не пригласил Цоя сесть. Он просто смотрел на промышленника, и под этим взглядом обычно невозмутимый Цой почувствовал, что он покрывается холодным потом.

Президент был разъярен. Президент был разъярен больше, чем если бы ему сообщили о провозглашении независимости Чечни. То, что задумали Цой со Слябом, было немыслимо. Скандал только разгорался, а телефон (полусекретный!) приемной Цоя уже раскалился от журналячьих звонков, и было ясно, что ущерб репутации России нанесен чудовищный – такого ущерба правящей семье не было со времен скандала с Гришкой Распутиным.

Цой молча стоял у двери кабинета, тем самым вынуждая президента начать первым, – и эти двадцать шагов, отделяющих его от стола главы государства, Цой охотней бы прошел под прицелом снайпера, нежели под взглядом президента.

Президент заговорил – очень негромко.

– В своем иске швейцарская прокуратура, – сказал президент, – утверждает, что к скандалу, возможно, причастен я. Она утверждает, что деньги на счету Ревко – это не деньги Ревко. Это мои деньги. Какие у швейцарской прокуратуры доказательства?

Цой молча подошел к столу президента и положил на него кассету. Обыкновенную видеокассету VHS, производство фирмы «Сони», длительностью девяносто минут. Никаких наклеек на кассете не было.

Президент повертел кассету туда-сюда, потом встал и прошел в комнату отдыха. В отличие от большинства начальственных мест, она располагалась не сразу за кабинетом, а была отделена от него небольшим коридорчиком: в коридорчик же выходили туалет и столовая. В комнате отдыха президент сунул кассету в видеомагнитофон.

Видимо президент отвык сам обращаться с капризной техникой. Сначала он сунул кассету не той стороной, а потом перепутал кнопки.

Наконец президент справился с видеомагнитофоном.

На плоском плазменном экране возник Денис Черяга. Изображение было черно-белое, но довольно четкое. Черяга сидел вполоборота к камере. Так же, вполоборота, сидел его собеседник – Извольский.

Черяга сидел и курил.

– Он хочет тридцать девять лимонов, – сказал Извольский. – Говорит, что тридцать один уйдет выше, а восемь пойдет ему. Но за это он получает санкцию на уничтожение группы Цоя.

– Что значит выше? – спросил Черяга.

– На самый верх. Он сказал следующее: «Президент считает ненужным сущестование в России промышленной группы, настолько связанной с криминалом. Но вы должны доказать свою преданность новой России».

Президент выключил видеомагнитофон.

– Кто этот второй, рядом с Извольским? – спросил президент.

– Денис Черяга. Куратор его службы безопасности. Он, кстати, в федеральном розыске за ряд совершенных им убийств.

– Человек, который это записал, до сих пор там работает?

– Он пропал, и, к сожалению… в общем, я думаю, что свой иск эти ребята начали готовить после его пропажи.