империи, видимо, нет. Как так: иметь химическое оружие и не иметь огнестрельного? Должны же быть закономерности, если не в истории общества, то хоть в истории науки?
– А где Даттам? В рудниках? – спросил Бредшо.
– С Серединным Океаном судится, – усмехнулся колдун.
– С каким Океаном? – не понял Бредшо.
– С Серединным. Озеро тут есть у горняцкой общины, так у них договор с богом: быть общине свободной, пока озеро не провалится в землю…
– Свободной? Разве все вокруг – не графское?
– Земля – графская, а рудники – Варайортовы…
Девка шваркнула тряпкой об пол и встряла в мужской разговор:
– Варайорт – ложный бог, шельмец. Он как горы сделал? Спер у божьего зятя шапку, растряс волосинки рудными жилами. Поэтому мир так дурно устроен, что краден, как деньги торговца.
Старик сказал:
– Женщина, что ты понимаешь? Мир – как цветок, изукрашен дивным узорочьем, и всякий человек из нашей деревни – образ и подобие божие. А Варайорт сделал себе особых людей – не из глины, а из собственного кала, и Серединный Океан на… из подражания. Заклял: «Быть вам свободными и варайортовыми, пока стоит озеро.»
– Пока стоит озеро, – с легким ужасом проговорил Бредшо, вспоминая листки с расчетами. О господи! А он-то, дурак, подумал, что фургон со взрывчаткой был нужен Даттаму для горных работ!
Девка опять встряла в разговор:
– К ним приходили проповедовать, а они: «Мы в грязи не пашем, нам нет дела до ваших королей – ни убитых, ни воскресших». Мы, мол, подданные императора и свободные люди. И если есть на небе правда, – прибавила она, – то из-за того, что они не пристали ни к графу, ни к божьим людям, им сегодня будет плохо.
Бредшо подхватил меч, набросил на плечи ферязь и побежал к двери.
Хотя Золотой Государь запретил называть озеро Серединным Океаном, никто по-другому никогда не говорил.
Посреди океана был островок не меньше доильного загона. На островке – храм Варайорта и место для народных собраний под священной желтой катальпой. По берегам было столько яиц, что трудно было их не раздавить: утки-хохлатки, священные птицы Варайорта, гнездились невозбранно.
Всю ночь люди Даттама рыли шурфы и закладывали патроны. Утром переправились на островок. Народное собрание было многочисленно, как никогда, все съехались с оружием и стояли на том и этом берегу. Граф тоже взял с собой всех дружинников, однако, большую их часть на остров не пустили. Обе стороны знали, что законы законами, но на то и оружие, чтобы добиваться исполнения законов. Граф смеялся: «Я над этой общиной имею ту же власть, что и король, ибо здесь не считаются ни с моими, ни с его распоряжениями».
Это было преувеличением: за уголь, за охоту в горных лесах граф получал треть добываемого в рудниках. Однако ему хотелось большего, и он обрадовался, когда в прошлом году Даттам предложил: храм вызовет общину на божий суд, получит рудники и отдаст их в лен графу. Граф бы, конечно, предпочел получить эти земли в собственность, а не во владение, однако выбирать не приходилось.
Граф подозвал к себе своего домашнего колдуна и велел погадать: чем кончится суд и много ли умрет людей? Колдун долго тряс свое лукошко, а потом сказал:
– Кто выиграет тяжбу, я не знаю, потому что это не от тебя зависит. Зато вижу, что ты еще до вечера поссоришься с Даттамом, а причиной ссоры будет друг Даттама, чужеземец.
Горняки сошлись у алтарей, совершили жертвы. Даттам произнес положенные формулы: мол, если бог этого хочет, пусть озеро уйдет в землю, – и воздел руки к небу.
Как говорится: налетел вихрь, закружились голубые мечи. Рвануло так, что своротило все каменные варайортовы челюсти. Рудокопы увидели, как хлещет вода, словно гной из нарыва, закричали. Бился в ямах карп, отступал Серединный Океан, уплывали вместе с ним огненные кони и золотые черепахи, и животворящие семена мирового древа, которым полагается оплодотворять землю, и прочая нечисть. Люди кричали и падали вокруг него на колени, как двенадцать лет назад.
Даттам задыхался. Желтые цветы с катальпы летели на землю, дерево трещало и клонилось, тысячи птиц орали в воздухе громче людей, островок стал полуостровом, обнажилось зеленое смрадное дно.
А после этого Даттам взглянул на ту сторону и увидел, что повсюду стоят вооруженные люди, и они вовсе не считают, что суд кончился, если стороны еще не подрались. Община стояла в основном на островке, а дружинники графа – на берегу.
Даттам поглядел на зеленое смрадное дно между ними, и подумал: «Плохо будет драться в этой грязи и иле, потому что графские конники не будут иметь тут преимущества».
Даттам стоял рядом с графом, к ним подошел дружинник и сказал:
– Смотрите! А кто это скачет вместе с людьми Лавви Голошейки, на буланом коне с белой звездой, и в такой богатой одежде?
Граф посмотрел и сказал:
– Клянусь божьим зобом, Даттам, это ваш больной гость, Бредшо. И сдается мне, что это не к добру. Потому что он не кажется мне человеком разумным и удачливым, и, как бы он, помимо этого замечательно шитого седла, не попросил у вас за проповедника еще чего-нибудь.
Бредшо ехал три часа один в густом горном лесу, потом нагнал общинника. На спутнике была кроличья шапка, плащ с роговой пряжкой, за пояс заткнута секира, а на плечах – лук и колчан со стрелами. Он также ехал на суд к Серединному Океану и был очень неразговорчив. Потом пристали еще трое на лошадях и с оружием.
За поворотом дороги показалась маленькая часовня Варайорта, из которой вышел жрец с девятью глазами на шапке. Волосы у него были заткнуты за пояс.
Охотник Каани, тот, что был в кроличьей шапке, вытащил из переметной сумы кроличью шкурку и отдал ее жрецу.
Тот взял и сказал:
– Не одна, небось, шкурка-то.
Каани ответил:
– Совсем пустые стоят силки.
Тогда жрец подошел к лошади и сам стал рыться в переметной суме и вытащил еще много добра.
– Дожадничаешься с богом, – сказал жрец. – А бог воздаст сторицей.
– Мне сторицей с Варайорта не надо, – сказал Каани. – Мне хватит двух ишевиков с Даттама.
Тут Бредшо подъехал ближе и спросил:
– А с меня трех ишевиков достаточно?
Каани согласился. Бредшо уплатил за три шкурки и подарил их богу.
Охотник ехал молча, потом сказал:
– Какой же грех – обмануть обманщика? Горы делал – шапку украл, потом штраф в Небесной Управе платил глупым серебром взамен настоящего.
Каани был, конечно, прав. Если человек верит в Варайорта, то на нем греха никогда не будет, потому что нет греха в том, чтобы делать, как бог.
Поехали дальше. Бредшо глядел по сторонам: лес в ущелье, палые листья совершенно покрыли черную жирную землю, на скале беззаботно блестит хромистый железняк. Зажиточная земля, и свобода общинная, первозданная, богом сбереженная и от государей, и от королей, и от графов – но не от Даттама.
Спутник Бредшо заметил на ветке белку-ратуфу и подстрелил ее. Стрела попала точно в глаз, так что шкурка не была испорчена, и Каани подумал, что плохо стрелять в людей и хорошо стрелять в животных: потому что за убитого зверя получаешь деньги, а за убитого человека приходится платить.
Поднял белку, повесил лук через плечо и сказал, обращаясь к Бредшо:
– Спасибо тебе за золото, потому что этот лук очень хорошо стреляет. И мне вряд ли хватит денег, чтобы после сегодняшнего заплатить виру за всех, за кого ее придется платить.
Бредшо спросил:
– А как ты думаешь, чем кончится божий суд?