Машины вылетели с проспекта Ленина на проспект Шамиля, и Панков заметил вытянувшегося гаишника: тот отдавал честь, перегородив движение.

– Налево, – сказал Панков.

– Аэропорт направо, – удивился Пискунов.

– Мы едем в Харон-Юрт, – ответил Панков.

Они проехали сто километров до Харон-Юрта за полтора часа. Дорога шла по ущелью, переползая с одного берега речки на другой, и бронированный «мерс» мотало так, что Панков в конце концов потребовал поменяться машинами с охраной.

После того как полпред пересел в джип, ему стало немного легче. Он сел на переднее сиденье, не обращая внимания на протесты охраны, и, скорчившись, смотрел в окно на равнодушные горы и чахлые колючки вдоль дороги. Один раз он заметил, как вверх по горе уходит блестящая труба газопровода.

Панков десять раз пожалел, что не поехал в аэропорт. Будучи номинально главой Контртеррористического штаба, а стало быть, третьим лицом после Аллаха и Главнокомандующего в этом регионе, он мог забрать у погранцов любой вертолет. Но погода по-прежнему была неустойчивой, с моря дул шквальный ветер, и к тому же, возьми он вертолет, о его решении лететь в Харон-Юрт стало бы известно в ту же секунду.

Сотовая связь умерла в пятидесяти километрах от Торби-калы, и Панкова это скорее устраивало, чем нет. Никто не сможет давить на него в Харон-Юрте.

Харон-Юрт оказался довольно большим селом. Мальчишки выскакивали на дорогу, завидев необычный кортеж, женщины в бесформенных юбках и кофтах замирали и смотрели им вслед, и на площади возле сельского магазина толпились несколько десятков человек. Тут же стояли «лендкрузер» и «нива» с вооруженными людьми внутри. Полпред выпрыгнул из машины и ничуть не удивился, узнав в одном из вооруженных людей замминистра по налогам и сборам Джаватхана Аскерова. Спаренный оранжевый рожок его автомата был перемотан синей изолентой, и от этого казался полосатым, как тельняшка.

– Ты что здесь делаешь? – спросил Панков.

Аскеров кивнул головой куда-то вверх, где за небольшим кладбищем уползала к небу обросшая колючками тропинка.

– Там мой племянник, – ответил Джаватхан.

– А почему ты не там?

– Друзей жду.

Панков пожал плечами и двинулся вверх по тропинке. Пискунов и Джаватхан пошли за ним.

Подниматься оказалось неожиданно трудно. Здесь, в горах, было прохладней, чем у моря, но все равно столбик термометра вряд ли стоял ниже двадцати семи градусов. От прошедшего вчера дождя между горами висел туман, и влажная жара, казалось, прилипала к лицу и подмышкам. Панков быстро вспотел и снял пиджак, а потом остановился и стал стаскивать с себя галстук Он тяжело дышал, лицо его покраснело, а гора впереди была все такой же высокой.

Панков оглянулся вниз и увидел, что следом за ним идет его охрана и люди Джаватхана, а еще дальше поднимается народ. Почти все мужчины, которых он видел на площади, втягивались цепочкой на тропку, и Панков сверху заметил, как у крайнего дома остановилась еще одна «нива». Из нее вышли трое, переговорили с местными и тоже заспешили вверх по тропе.

Минут через двадцать Панкову стало по-настоящему плохо. Пот лил с него градом, очки запотели, сердце стучало, как метроном, и в довершение всего полпреду дико захотелось пить. В мозгу внезапно мелькнуло соблазнительное видение: особняк на Рублевке, кружевная веранда, вишенка в бокале с мартини и девушки в развевающихся платьях… Если бы он полетел в Москву, он был бы сейчас там. А не на этой ужасной горе черт знает где, не то в Аварии, не то уже в Грузии.

Панков задыхался от недостатка кислорода. Со стороны он, наверное, представлял комичное зрелище: красный, расхристанный, потный. По горам не ходят в штанах от Армани. Даже охранники рядом дышали учащенно и трудно. Джаватхан и его люди незаметно обогнали русских и теперь задавали темп.

Они миновали гребень, тропа пошла вниз между каменных осыпей, раздалась вширь, и Панков остановился, вынул из брюк кусок потной рубашки и стал протирать очки. Джаватхан достал откуда-то фляжку и протянул ему.

Через пять минут тропинка свернула вправо, и Панков увидел почти плоскую площадку между двумя вершинами. За площадкой тропинка раздваивалась, и около этой развилки сидели десяток людей в камуфляже и тревожно глядели на спускающуюся к ним толпу.

Один из местных стариков подошел к Панкову и заговорил, показывая наверх и вправо. Он говорил по- русски так плохо, что Джаватхан стал переводить. По словам старика, БТРы Арзо приехали в деревню вчера около шести вечера. Солдаты ушли в горы, а еще через три часа на той вершине, что справа от солдат, – вершина эта была прикрыта низким редким леском – началась стрельба. Утром старик погнал туда овец и увидел трупы, которые снимали на камеру. Солдаты спецгруппы – чеченцы и русские – были еще там и велели пастуху похоронить трупы. Спустя два часа он вернулся с несколькими односельчанами, и один из них, по имени Расул, узнал в одном из покойников своего троюродного племянника, учившегося в Торби- калинском университете и похищенного еще месяц назад. Сельчане подняли крик. После этого солдаты забеспокоились, согнали их с высоты и больше никого туда не пускали.

Панков как раз подходил к солдатам, когда вверху послышалось ровное стрекотание, и полпред увидел опускающийся на площадку вертолет. Из вертолета спрыгнул человек в камуфляже и быстро-быстро побежал к солдатам.

Он добежал до них раньше, чем толпа, и по его команде солдаты сомкнулись, а человек проорал командирским басом:

– Стоять! Всем стоять!

Панков отодвинул Джаватхана и выступил вперед. Челка прилипла к его лбу, и он разевал рот, как карп на прилавке. Он оглянулся на секунду и увидел, что толпа людей, бывшая за ним, растекается по площадке и обходит небольшую группу солдат с флангов.

– Ты кто такой? – спросил Панков человека перед строем.

– Майор Стрелецкий, группа спецназа «Юг»!

– Я Владислав Панков. Пропусти этих людей.

Майор то бледнел, то краснел. Потом резко махнул рукой и рысцой припустил к вертолету – докладывать.

Рощица, где шел бой, не давала ни тени, ни прохлады. По каменистой земле карабкались вверх коленчатые деревья, и кора их была обметана лишайниками, как лихорадками. Федералы не теряли времени даром: трупов нигде не было видно.

Чуть в стороне от рощицы из земли вылезал белый слоистый камень, и у его бока вздымался курган из камней поменьше. Было ясно, что эти камни кто-то перетаскал с соседней осыпи, и поскольку это делалось в спешке, а дни были жаркие и мокрые, Панкову почудилось, что из-под камней несет сладковатым тяжелым запахом.

– Откопайте трупы, – велел Владислав.

Люди принялись разбирать завал, а Панков сел на стланец, выпирающий из горы каменной опухолью, и стал смотреть вниз. Они были так высоко, что солнце висело почти вровень с горою. Из-под чахлого деревца, едва дающего тень, Панкову была видна отара овец на соседнем склоне, восхитительно темном и тенистом, и далеко внизу – петляющая сквозь село дорога. По дороге медленно ползли два БТРа. По тропинке от села поднимался народ – еще и еще. Они шли, как муравьи на мокрый сахар.

Панков показал Джаватхану на БТРы, и тот кивнул. Владиславу очень хотелось попросить, чтобы в село приехал кто-нибудь еще, Хизри, или Магомедсалих, или сам Ниязбек, но он понимал, что это бесполезно. Сотовой связи не было ни у кого, ближайшая передающая мачта находилась в добрых полуста километрах. Спутниковая связь была у Панкова в машине, но машина стояла почти на дне ущелья, и скалы отрезали ее от спутника.

У Панкова было шесть охранников, и еще трое были с Джаватханом. И еще десятка два человек, пришедших из села, имели при себе берданки или автоматы. Теоретически это было никуда не годное соотношение против двух БТРов и вертолета огневой поддержки, и Панков попытался подавить в себе иррациональный страх. Это было глупо – предполагать, что российская армия будет сражаться против