— Я рамахана, — объявила Риана, будто этим все и объяснялось.
— Да, но ты совсем не похожа на монахиню.
Кирллл Квандда заканчивал осмотр, Риана сидела, не шевелясь.
— Все дело в волшебстве, да? — Девушка молчала, и Квандда пожал плечами. — Мне не в чем тебя упрекнуть. На твоем месте я бы тоже не смог доверять в’орнну. — Он спокойно смотрел на Риану. — Наверное, тут ничего не поделаешь…
— Расскажи, что случилось в тот день, — мягко попросила Дар Сала-ат.
Кирллл Квандда уже начал собирать инструменты в сумку. Услышав Рианин вопрос, он горестно вздохнул.
— Это правда, я убивал рамахан. Тех, кто бился в агонии, я избавлял от страданий.
— А другие? — зарычала Тигпен. — Там были и раппы. Ведь мы оказались слишком верными и глупыми, чтобы покинуть Аксис Тэр и спрятаться в пещерах Дьенн Марра!
Квандда нажал на глаза большими пальцами, будто пытаясь стереть неприятные воспоминания.
— Да, я убивал и других — старался перерезать горло быстро и аккуратно. Знаете, к тому времени я уже понял, что задумали гэргоны. Они хотели запугать кундалиан, однако информация им тоже была нужна. Тех, кто остался в живых, тащили на допрос. Вы обе понимаете, что это значит, и можете представить, какие пытки ожидали уцелевших рамахан.
— И все равно, — не унималась Тигпен, — ты не должен был убивать невинных.
— Я думаю об этом каждый день, — сказал дэйрус, вставая, — а по ночам слышу их крики.
— Не следовало приводить его сюда, — проговорил Нит Имммон. — Это плохо, очень плохо.
— У нее не было выбора, Нит Имммон, — проговорил Сахор. — К тому же, кто узнает меня в этом теле?
— Она же узнала, — сказал Нит Имммон.
Гуль Алуф стояла, сложив руки и крылья, и смотрела на Сахора со своей обычной полуулыбкой.
Они были в лаборатории «Недужного духа», где Курган впервые увидел Нита Имммона и Гуль Алуф. Издалека доносился гул ионных двигателей. Через равные промежутки с потолка свисала сеть из какого-то тонкого материала.
— Она подозревала, что я жив, — объявил Сахор, внимательно осматривая лабораторию. Он заглянул в каждую биокамеру и отчего-то остался недоволен увиденным. — А Нит Нассам что-нибудь подозревает?
— Нет, — уверенно заявил Нит Имммон и прокашлялся. Гуль Алуф с тайным злорадством наблюдала за замешательством, которое новый облик Сахора вызвал у Имммона.
— Как вижу, эксперименты зашли в тупик, — сказал Сахор.
— Просто я…
— Давай не будем друг друга обманывать? — Бывший гэргон в упор посмотрел на Нита Имммона. — Мне так сказала Гуль Алуф.
Производительница спокойно встретила свирепый взгляд Нита Имммона.
— Недомолвками и ложью ничего не добьешься. Особенно сейчас.
— Эти эксперименты просто отвратительны, — холодно отозвался Сахор. — С какой стороны ни посмотри.
— Речь идет о нашем выживании, — сказала Гуль Алуф.
Сахор шагнул в ее сторону. Вот почему он скрыл от нее правду о своем перерождении. Если она узнает истину, то заставит рассказать, как ему это удалось. Ведь у него получилось то, над чем Гуль Алуф билась уже много лет.
— А если все получится и мы выживем, что дальше?
— Тогда мы выиграем, — ответила Гуль Алуф, — достигнем недостижимого и сможем одолеть центофеннни.
— Нет, — проговорил Сахор, наступая на бывшую возлюбленную, — я имею в виду, кем станем мы? Чем придется пожертвовать ради спасения?
— Самое главное — наше спасение. Остальное не так важно.
— Вот именно, — сказал Сахор. Он подошел совсем близко, лицо Гуль Алуф заслонило все вокруг. — Остальное не важно — вот гордый девиз в’орннов.
— Нит Сахор…
— Я больше не Нит, — набросился Сахор на Нита Имммона. — Теперь видите, во что мы превратились? — ухмыльнулся он. — Мы калеки, моральные уроды, развлекаемся тем, что порабощаем все народы, которые попадаются на нашем пути.
— Выживает сильнейший, — сказал Нит Имммон. — Это просто и ясно.
— В этом нет ничего простого, — возразил Сахор, — и уж точно нет ничего хорошего в убийствах, пытках, насилии, которые тянутся за нами, как жуткий шлейф.
Имммон был явно обескуражен этим взрывом.
— Говорю же тебе, не стоило его приводить, — сказал он Гуль Алуф.
— Ему нужен отдых, — вздохнула Производительница, — бессрочный отдых.
— Нет, — повернулся Сахор, — я хочу, чтобы эти эксперименты прекратились здесь и сейчас. — Он опять приблизил свое лицо к Гуль Алуф. — Ты правда думаешь, что твои неуклюжие попытки совратить или запугать меня что-нибудь изменят?
— У нас твой отец, это правда, — сказал Нит Имммон.
— Вы украли программу ДНК, которую я для него разработал, — заявил Сахор.
— Ты считался мертвым.
— Она так не думала.
В лаборатории повисла гнетущая тишина. Сахору хотелось, чтобы их троих смыло в океан или кипящую преисподнюю, где можно очиститься от в’орнновских грехов. Однако от этих страшных грехов так просто не избавишься. Может быть, что сделали в’орнны, вообще невозможно исправить, и все же Сахор хотел попытаться.
— Видишь, дорогой, — Гуль Алуф мягко и нерешительно коснулась руки Сахора, — именно поэтому я прекратила эксперименты. Из-за тебя. Я больше не могла выносить твое презрение. Ведь ты не одобрял то, что я делала.
— Как можно одобрить эксперименты над детьми-гибридами, зачатыми в результате в’орнновской похоти? — Гуль Алуф давила на бывшего техномага, заставляя говорить то, чего ему вовсе не хотелось. — Конечно, я презирал тебя!
— Я все остановила, — тихо проговорила Производительница, — потому что ты этого сделать не мог.
Нит Имммон снова откашлялся.
— Что касается Нита Эйнона…
— Мой отец мертв, — проговорил Сахор, не спуская глаз с Гуль Алуф.
— Я его знаю, — сказала Производительница, раскрывая крылья, — он совсем не это имеет в виду.
— Это всего лишь программа, — медленно и уверенно проговорил Сахор.
Гуль Алуф снова улыбалась, но самодовольная улыбка почему-то портила ее лицо.
— Следуя этой программе, я смогу воссоздать его в Нита молекула за молекулой. — Она улыбнулась еще шире. — Могу вернуть его таким, как раньше.
Сахор покачал головой.
— Ты что, ничего не понимаешь?
— А что тут понимать? — пожала плечами Гуль Алуф. — Тебе предлагается обычная сделка, не больше, не меньше.
— Ты бы слышала себя со стороны, — горько усмехнулся Сахор. — Сделка, в результате которой пострадают сотни невинных!
— Они полукровки, какое нам до них дело! — сказал Нит Имммон, забивая последний гвоздь в собственный гроб.