Батоксссом.
— Считаешь, я должен благодарить тебя за то, что ты и пальцем не пошевелил для спасения моего сына?
— Меня бы тоже убили, если бы я попытался.
— Чудесное оправдание!
— Зато я жив, а Нит Батокссс мертв!
— Только не твоими стараниями. К тому же теперь у руля Нит Нассам.
Нит Имммон вздохнул.
— Нит Эйнон, я просто хочу помочь тебе.
— Мой сын мертв! Ни ему, ни мне не поможет ни один гэргон.
Имммон с грустью посмотрел на тэя.
— Я хочу попробовать доказать тебе, что ты не прав.
— Верни Нита Сахора.
— Я не могу совершить невозможное.
— Другим кастам мы даем обещания, особо не осторожничая.
— Но ведь мы в Храме Мнемоники, здесь только ты и я. Тебе, как никому другому, известны наши возможности.
— Если не можешь сделать то, о чем я прошу, нам вообще больше не о чем разговаривать.
Нит Имммон поднялся и поставил стул, стараясь, чтобы каждая из ножек попала именно на свое место. Все вещи в его апартаментах всегда находились в отведенных для них местах, меняя положение изредка, как этот стул. В этом строгом порядке таилась какая-то сила, как в отдельной формуле заклинания.
— Когда сюда придут центофеннни, — тихо, словно обращаясь к себе, проговорил Нит Имммон, — не уцелеет никто.
— Если это наказание за все войны, которые мы развязали, за горе и разрушение, что мы принесли, то нужно иметь мужество принять его.
— С каких пор ты стал фаталистом?
— Зачем притворяться, что знаешь меня, Нит Имммон. — Нит Эйнон поднимал то одну ногу, то другую — верный признак нарастающего волнения. — Гэргоны и все в’орнны вообще идут по неверному пути с незапамятных времен. Только мой протест всегда значил не больше, чем глас вопиющего в пустыне. Меня игнорировали, а когда я слишком высовывался, оскорбляли. Впоследствии злоба распространилась и на сына, который разрабатывал мои идеи.
— Ты был не один, Нит Эйнон, и твой сын тоже.
— Трус! Слишком поздно! Лучшие тому доказательства — твои голограммы. Ты пожнешь плоды собственного бездействия. Центофеннни сделают с в’орннами то же, что мы сделали с кундалианами. Надеюсь, у тебя хватит ума понять, что это самое подходящее наказание за наши преступления.
— Отказываюсь этому верить.
— Тогда покажи Гуль Алуф то, что показал мне, — посоветовал Нит Эйнон.
— Общение с Гуль Алуф — твоя новая причуда?
Тэй попытался рассмеяться.
— Возможно, Нит Имммон, это единственное, что у нас есть общего.
В палатке Миннума в городе За Хара-ат мягко горели лампы, и пахло жареной песчанкой и ба’ду. Колченогий соромиант склонился над огнем, колдуя над почерневшей сковородкой, на которой ярко-красные лепестки жарились в масле лимонника.
— Не знала, что ты так здорово готовишь, — сказала наблюдавшая за ним Джийан.
— У меня много скрытых талантов. — Миннум добавил немного корицы. — Когда живешь один, госпожа, приходится учиться готовить. Особенно такому гурману, как я. — Он взглянул на Джийан. — Простите за прямоту, но, по-моему, вам лучше присесть. У вас очень измученный вид.
— Наверное, постоянный риск накладывает свой отпечаток, — вяло улыбнулась Джийан, наливая себе чашечку крепкого ба’ду. — Так или иначе, спасибо за заботу.
— Вы голодны? Поешьте хоть немного!
— Все кажется таким вкусным! — Джийан сняла пробу. — Миннум, ты гений!
Колдунья отхлебнула ба’ду. Миннум разбил палатку внутри разрушенного храма на бульваре Исследований. Тонкие колонны минаретов были похожи на ночных часовых. Первая Матерь прислушалась к шорохам За Хара-ата. Джийан была уверена, именно они отпугивали кхагггунов. Лишь днем в компании архитекторов солдаты отваживались заходить на место раскопок. Ночью кхагггуны предпочитали отсиживаться за ионным барьером, возведенным месагггунами вокруг лагеря.
— Ну и что ты здесь нашел?
Миннум на секунду оторвался от сковородки и нерешительно взглянул на Джийан.
— Все наши трофеи в углу.
Соромианту было не по себе. Он успел проникнуться уважением к госпоже Джийан, поскольку понял, что она, кроме всего прочего, еще и рамаханская Избранная, провидица. Миннум боялся, что она узнает про яд-камень. А пока Джийан держала в руках сломанного идола, полуженщину-полумужчину.
— Любопытно, не правда ли?
— Очень! — Джийан осторожно провела по фигурке пальцем. — Очевидно, что это божок, хотя явно не кундалианский. Ты что-нибудь о нем знаешь?
— Нет, госпожа. Признаюсь, никогда не видел ничего подобного.
— Взгляни на его лицо! Что ты видишь?
Миннум молча покачал головой.
— Доступность и смерть, — сказала Джийан, — причем в равной мере.
Отложив идола, колдунья стала рыться среди других трофеев и вытащила ритуальный кинжал, который нашли рядом с яд-камнем. Сердце Миннума будто перевернулось в груди, и он выругался про себя за то, что не догадался спрятать странную находку.
Джийан повернулась к соромианту, держа кинжал на раскрытой ладони.
— Где ты его обнаружил?
Полный недобрых предчувствий Миннум рассказал, как все случилось.
— Отведи меня туда!
— Но, госпожа, ужин почти готов…
— Сейчас же!
Миннум понимал, что Джийан лучше не перечить. Отложив деревянный половник, он взял оставленный Сорннном фонарь и повел Первую Матерь по мощеным улицам За Хара-ата.
— Этот храм на бульваре Познай Непознанное, — объяснил он.
— Да, все правильно.
Джийан смотрела на кинжал, высеченный из лавандового нефрита. Рукоять была покрыта рунами Венчи. Миннум понял, что в кинжале скрыта какая-то тайна. Голос Первой Матери звучал так настойчиво, что маленький соромиант вздрогнул. Миннум думал о яд-камне, который пропал при загадочных обстоятельствах. Нет, он не сможет больше жить с чувством вины!
Наконец оба свернули на Познай Непознанное — широкий бульвар, один из центральных в древнем городе. Когда они проходили мимо площади Недописанной Руны, фонарь осветил крепостную стену. Миннум подошел к тому, что осталось от входа, и поманил за собой Джийан. Кожу начало покалывать, будто на теле соромианта обосновались вши. Плечо дергалось, и Миннум попытался восстановить дыхание.
Храм имел сложную конструкцию. Несмотря на сломанную крышу и плачевное состояние колонн, в нем было легко потеряться, особенно ночью. Холодный ветер нес по каменным плитам красную пыль. За тысячелетия она въелась в руны, придавая им жуткий красноватый оттенок.
— Мы нашли его здесь, госпожа, — сказал Миннум, проходя между рядов зеленоватых винтовых колонн.
В конце прохода путники увидели пустое место.
— Мы с Сорннном уверены, здесь когда-то был алтарь. Но его разрушили и разграбили
