утром. Но обстановка была очень напряженной, и мой командир настоял, чтобы я пошел вместе с отрядом.

Перед рассветом мы разбили лагерь. Многие из нас так выбились из сил, что не могли уснуть. Мы сели в кружок, и полились рассказы о вампирах: прошлой ночью были убиты трое наших людей.

Наконец я оставил их, натянул палатку и залез внутрь. Какое-то время до меня доносились их голоса, потом все стихло. Вероятно, я уснул, или просто они разошлись.

Я впал в забытье и решил, что мне снится, будто за мной кто-то следит. Я старался проснуться, но не мог, моя голова словно налилась свинцом. Я напрягал мышцы, но не мог пошевелиться, мое тело не слушалось меня.

Надо мной нависло какое-то лицо: я даже не почувствовал, когда открылись мои глаза — а может, они и не закрывались. Мне было трудно дышать. Хотя ночь стояла душная, меня бил озноб.

Это было лицо японца, угольно-черное, словно покрытое сажей. Его огромные глаза имели очень странное выражение: хотя они были направлены прямо на меня, казалось, будто они смотрят куда-то вдаль, в какой-то другой мир. Это жутко. Однажды я видел что-то подобное — в больнице, когда учился на последнем курсе медицинского колледжа. Нам тогда показали несколько больных в психиатрическом отделении. Среди них выделялся молодой человек, коротко остриженный, с широкими скулами и длинным тонким носом. Он был в смирительной рубашке, и я долго всматривался в его глаза, пока врач расписывал своих пациентов, как зазывала на ярмарке. Он разглагольствовал о современных гуманных методах лечения, но этот человек... это существо никак нельзя было назвать человеком — он вернулся к животному состоянию своих далеких предков. В его глазах не было и тени разума, по крайней мере, в общепринятом смысле этого слова, но меня потрясло злобное коварство этих глаз. Я подумал: что будет, если его выпустить на свободу? Джек-потрошитель? Трудно даже вообразить, потому что этот человек явно был вне всякой морали.

Теперь ты можешь отчасти представить, какие глаза я увидел в ту ночь в палатке. Но только отчасти. Назвать это “безумием” значило бы серьезно ошибиться — это было больше чем безумие. Мы живем в мире порядка и законов, которые управляют всем, от науки до морали. Но тот человек жил вне времени, словно сам хаос воцарился внутри его и питал его своей опустошительной энергией. Не знаю, как это лучше объяснить — ты можешь подумать, что я просто приукрашиваю, но это совсем не так.

Пока я размышлял, японец взял кусок черной ткани, сложил ее в несколько раз и туго перевязал мне рот. Теперь, с близкого расстояния, я разглядел, что он одет во все черное.

Японец вытащил меня из палатки, наклонился, взвалил на плечи и побежал. Похититель бежал беззвучно, все время держась в тени, и уходил из лагеря довольно странно: не кратчайшим путем, а по какому-то ему одному известному маршруту.

Я не сопротивлялся. Я был ошеломлен и думал об одном: почему он не убил меня, как были убиты мои товарищи? Я понимал, что этот человек чародей. Никто не мог войти в наш лагерь и выйти из него незамеченным, как сделал это он. Японец бежал, и в то же время, казалось, не двигался. Знаю, это звучит нелепо, но он бежал так плавно, что я этого совсем не чувствовал.

Мы были уже в джунглях и неслись с огромной скоростью. Несмотря на подлесок и нависшие кроны деревьев, мы двигались даже быстрее, чем прежде. У меня возникло ощущение, будто в целом мире нет никого, кроме нас двоих. Был тот предрассветный час, когда ночные твари расползлись по своим норам, а дневные животные еще не проснулись. В джунглях было тихо, и редкие крики сонной птицы казались звуками из другого мира.

Так прошло около получаса. Японец вдруг остановился, сбросил меня на землю и сделал повязку пошире, так, чтобы я не мог ничего видеть. Он вел меня через джунгли, держа за воротник. Всякий раз, когда я спотыкался и падал, японец поддерживал меня, точно я падал с вешалки. В этом было что-то ужасно бесчеловечное, но я старался об этом не думать.

Через некоторое время я услыхал шум голосов. Я кое-что понимал по-японски, но не хотел, чтобы мой похититель об этом знал. Наконец, с меня сняли повязку. Мы находились посреди японского лагеря. То, что я увидел, поразило меня: это едва ли можно было назвать военным лагерем. Большинство солдат неподвижно сидели или лежали на земле. Я не увидел ни организованных отрядов, ни охраны.

Через просветы в деревьях я различил море. На меня никто не обращал внимания, и я наблюдал, как мой похититель разговаривает с несколькими людьми в таких же черных нарядах. Они казались единственными боеспособными солдатами во всем лагере. Сначала я пытался вслушаться в их разговор, но они говорили или слишком быстро, или на каком-то диалекте, так что ничего нельзя было разобрать.

Начинало светать, и над горизонтом зажглась белая полоса. Теперь я знал, что смотрю на восток. Далеко в море появилось пятнышко, потом еще одно. Одновременно на северо-западе, со стороны Лусона, послышался тяжелый гул. Черные самолеты все отчетливее вырисовывались на бледном небе.

Самолеты пролетели низко над нами и устремились к пятнам на горизонте.

— Они будут атаковать ваши корабли.

Я вздрогнул. Рядом со мной стоял исхудавший, японец на костылях. Его левая штанина была заколота на уровне колена, но ему, несомненно, суждено было умереть от истощения задолго до того, как культя начнет загнивать.

— Вы прекрасно говорите по-английски, — заметил я.

— Да. — Он смотрел на удалявшиеся самолеты. — Они не вернутся. Ни один. Ониси об этом позаботился.

Я понял, что японец имеет в виду нового вице-адмирала. Он печально покачал головой.

— Говорят, он помогал Ямамото разрабатывать план атаки на Пирл-Харбор. — Он щелкнул языком. — Трудно поверить. Кажется, это было так давно. — Неожиданный собеседник повернулся ко мне. — Вы говорите по-японски? Нет? Жаль.

Самолеты приближались к нашим кораблям. Было видно, как с борта открыли огонь. Черные облачка разрывов вспыхивали неожиданно бесшумно, пока через несколько мгновений воздух вокруг нас не задрожал от раскатов.

— Нет, они не вернутся, эти ребята. Билеты в один конец. Внезапно его слова проникли в мое затуманенное сознание.

— Вы хотите сказать, — вырвалось у меня, — что они идут на верную смерть? Что летчик вместе с самолетом?..

— Да, одна большая управляемая бомба. Мне показалось, что в глазах японца блеснули слезы, но его голос не дрогнул.

— Идея вице-адмирала Ониси. Жест отчаяния. Ему в конце концов удалось убедить остальных, — Последовало какое-то японское ругательство. — Мало нас погибло за “святое дело”. Император все еще отправляет своих сыновей на войну, которая давно уже проиграна.

Из лагеря послышался резкий оклик. Не надо было знать японский, чтобы понять, что это мой похититель зовет меня.

— Вам нужно раздобыть какую-нибудь еду, — посоветовал я раненому солдату, прежде чем отойти. Он горько рассмеялся.

— Если бы я мог это сделать, меня бы здесь уже не было.

— А госпиталь?

— Туда берут только со своим пайком. Я смотрел, как торчат ребра у него из-под гимнастерки, и думал: что со мной? Ведь он мой враг.

— Мы все умираем от голода. Нас бросили здесь, потому что мы больше не в состоянии воевать. Это смерть, не подобающая солдату.

Похититель схватил меня и, грубо ругаясь, отвел на другую половину лагеря. Здесь земля тоже была усеяна лежащими солдатами — довольно жалкое зрелище.

В руках японец держал небольшую черную сумку, которую я раньше не замечал. Похоже, именно из-за нее он спорил со своими товарищами. Их было четверо или пятеро, и они походили друг на друга как братья. Теперь я пожалел, что не спросил у своего неожиданного собеседника, кто эти люди, — это была явно не обычная часть.

Неподалеку я заметил костер, над которым висел черный чугунный котелок. Рядом с костром — небольшая горка камотэ, сладкого филиппинского картофеля, и еще какие-то сморщенные клубни. Похоже,