В субботу Бублански позвонил Соне Мудиг в десять утра. Она проспала в этот день до девяти, потом возилась с детьми, пока муж не увел их на прогулку, чтобы заодно купить что-нибудь вкусненькое.
— Ты читала сегодняшние газеты?
— Вообще-то нет. Я проснулась только час назад и была занята с детьми. Что-нибудь случилось?
— Кто-то в группе сливает информацию прессе.
— Это мы давно уже знаем. Кто-то несколько дней назад передал им данные медицинской карточки Лисбет Саландер.
— Это сделал прокурор Экстрём.
— Да что ты?
— Конечно он. Это же ясно. Хотя он, разумеется, никогда в этом не признается. Он старается подогреть интерес, когда ему это выгодно. Но это другое дело. Некий журналист по имени Тони Скала беседовал с кем-то из полицейских, который слил ему кучу информации о Мириам Ву. Между прочим, там были детали, всплывшие вчера на допросе. Как раз это мы собирались придержать, и теперь Экстрём в ярости.
— Вот черт!
— Журналист не называет имен. Он описывает свой источник как «человека, занимающего ведущее место в процессе расследования».
— Скверно, — сказала Соня Мудиг.
— Один раз в статье источник упомянут как «она».
Соня промолчала двадцать секунд, переваривая услышанное. В следовательской группе она была единственной женщиной.
— Бублански, я не говорила ни слова ни одному журналисту. Я не обсуждала ход следствия ни с одним человеком извне. Даже со своим мужем.
— Я верю тебе и ни секунды не думал, что информацию сливаешь ты. Но к сожалению, так думает прокурор Экстрём. Сейчас в выходные на дежурстве сидит Ханс Фасте и не скупится на всякие намеки.
Соня Мудиг почувствовала вдруг, что ей стало нехорошо.
— И что же теперь?
— Экстрём требует, чтобы тебя отстранили от следствия до тех пор, как этот вопрос не прояснится.
— Но это же какое-то безумие! Как я докажу…
— Ты не должна ничего доказывать. Доказывать будет тот, кому поручено расследование.
— Я знаю, но ведь… Черт знает что! Сколько времени займет расследование?
— Расследование уже проведено.
— Что?
— Я спросил. Ты сказала, что не сливала информацию. Таким образом, дело расследовано, и мне осталось только написать соответствующий рапорт. Встретимся в понедельник в кабинете Экстрёма и зададим вопросы.
— Спасибо тебе, Бублански!
— Не стоит благодарности.
— Однако проблема осталась.
— Я знаю.
— Если я не сливала информацию, то, значит, это сделал кто-то другой из нашей группы.
— У тебя есть предположения?
— Сгоряча я бы сказала, что это Фасте… Но на самом деле я так не думаю.
— Тут я склонен с тобой согласиться. Но от него можно ждать всякой подлости, а вчера он по- настоящему разозлился.
Бублански любил прогуляться пешком, когда позволяли время и погода, — таким образом он поддерживал себя в форме. Он жил в Сёдермальме на улице Катарина-Бангата, неподалеку от редакции «Миллениума», как, впрочем, и от «Милтон секьюрити», где раньше работала Лисбет Саландер, и ее квартиры на Лундагатан. Кроме того, от его дома можно было дойти пешком до синагоги на Санкт- Паульсгатан. И в субботу он обошел все эти места.
В начале прогулки его сопровождала его жена фру Агнесс. Они были женаты уже двадцать три года, и все эти годы он был ей верен и ни разу не изменял.
Они немного побыли в синагоге и побеседовали с раввином. Бублански был из польских евреев, а семья его жены — вернее, та ее часть, которая пережила Освенцим, — происходила из Венгрии.
После синагоги они разошлись в разные стороны: Агнесс собиралась пойти в магазин, а ее супруг хотел продолжить прогулку. Он чувствовал потребность побыть в одиночестве, чтобы хорошенько поразмыслить над сложным расследованием. Тщательно обдумав все действия, произведенные начиная с Великого четверга, когда дело легло на его стол, он нигде не нашел значительных упущений.
Ошибкой было, что он не послал кого-нибудь сразу по свежим следам осмотреть рабочий стол Дага Свенссона в редакции «Миллениума». Кто знает, что успел забрать оттуда Микаэль Блумквист до того, как у него дошли до этого руки и он самолично проверил стол.
Второй промашкой было то, что следствие не узнало о приобретении Лисбет Саландер автомобиля. Однако Йеркер Хольмберг доложил, что в машине не обнаружено ничего интересного. Кроме оплошности с автомобилем, вся работа следствия была произведена как нельзя более тщательно.
На Цинкенсдамме он остановился перед одним из киосков и задумался, глядя на заголовки на первой странице какой-то газеты. Паспортная фотография Лисбет Саландер была помещена там в верхнем углу, основное внимание теперь уделялось уже другим новостям. Заголовок гласил:
ПОЛИЦИЯ ОБНАРУЖИЛА ЛИГУ САТАНИСТОВ, СОСТОЯЩУЮ ИЗ ЛЕСБИЯНОК
Он купил эту газету и пролистал до той страницы, где помещалась крупная фотография пяти девушек восемнадцати-девятнадцати лет, одетых во все черное, в кожаных куртках с заклепками, драных джинсах и майках в обтяжку. Одна из девушек махала флажком с пентаграммой, другая подняла кулак, выставив вверх указательный палец и мизинец. Он прочел подпись под снимком:
«Лисбет Саландер водила знакомство с группой death-metal, выступавшей в небольших клубах. В 1996 году эта группа воспевала Церковь Сатаны и выпустила хит на мелодию «Etiquette of Evil».[63]
Название «Персты дьявола» в газете не упоминалось, а лица были закрыты. Однако люди, знакомые с членами этой рок-группы, наверняка без труда могли узнать девушек.
Следующий разворот был посвящен Мириам By, и в качестве иллюстрации на нем имелась фотография, сделанная на одном шоу на Бернсе, в котором она участвовала. На снимке, вид снизу, она была показана обнаженной по пояс с русской офицерской фуражкой на голове. Так же как на фотографии девушек, ее глаза были закрыты черным прямоугольником. Подпись говорила, что ей тридцать один год.
Подружка Лисбет Саландер писала о лесбиянском БДСМ-сексе. [64]
«Эта женщина тридцати одного года от роду хорошо известна в стокгольмских кабаках. Она не делала тайны из того, что ее интересуют женщины и что она предпочитает доминирующую роль в
