И сражались нещадно врукопашную, так рубились, что кони по чрево бродили в крови их и мертвых телах нечестивых. И вели бои 5 дней… В конце концов с Богом казаки победили… И волхвы их… Кучуму предсказали: 'Бог отдаст вскоре место это христианам, а тебя изгонит, и погибнешь злой смертью'. Так и случилось…

Ермак написал послание благочестивому царю… Ивану Васильевичу…: 'Низложил Кучума царя спесивого, и все города его захватил, и разных князей и мурз татарских, вогульских и остяцких с прочими народами под державную руку его привел, и ясак собрал, и послал к тебе, государю, с атаманом Иваном Кольцовым и казаками в 26 день декабря'… услышал государь, что взято царство Сибирское… Ермаку послал богатые подарки: два панциря, и кубок, и шубу свою, атаманов же денежным жалованьем и подарками одарив… В 1584 году, в 1 день августа… на устье Вагая и на перекопе раскинул лагерь и встал на ночлег, а стражу не выставил… Был у Кучума татарин, [приговоренный] к смертной казни, этого и послал разведать про Ермака и брод через перекоп. Татарин же, перебредя, увидел всех казаков спящими, сообщил Кучуму, и не поверил [тот ему]; и снова послал, приказав что-нибудь унести. И пошел второй раз, взял три пищали и три пороховницы, и принес… В 1584 году в 6 день августа в полночь напал на Ермака и [его] дружину Кучум с большим отрядом, так как спали без охраны, час пришел смертный, и перебили их, только один казак убежал в город… Ермак же, видя гибель своих и [не ожидая] помощи ниоткуда для своего спасения, бежал в струг свой, но не мог допрыгнуть: облачен был в два царских панциря. Струг же отплыл от берега, а [он], не доплыв, утонул месяца августа в 6 день…

И начал Аблай повествовать о нем [Ермаке] по своим преданиям: как приехал в Сибирь и от Кучума на перекопе побежал и утонул, и найден, и стрелян, и кровь текла, и панцири разделили и развезли, и как от панцирей и от платья чудеса были, и как татары смертью поклялись, что про него русским не говорить».

Но ведь Сибирь действительно была завоевала?!. Да, конечно, и царским воеводам — уже после завоевания Ермака! — пришлось несладко. В летописи Ремезова об этом, в частности, сказано:

«В том же 1583 году в десятых числах мая [на самом деле в 1584-м — В.Л.] посланы воеводы из Москвы к Ермаку по указу великого государя Василия Ивановича Шуйского, князь Семен Волховской да Иван Глухой с 500 людьми по Волге, через волок. Когда же добрались до Сибири в 1 день ноября, то зима уже была и голод страшный начался, так что принуждены были есть и тела человеческие, и от голода многие поумирали, даже воеводы… На второй год после смерти [Ермака] посланы воеводы из Москвы Иван Мансуров с товарищами, с ним сто человек ратников. Когда плыли по Иртышу и видели на иртышском берегу, будто песок — вражеское войско… И опечалились [русские], и проплыли, гонимые страхом, вплоть до Оби реки. Увидев же ледостав, поставили городок над Обью против устья реки [Иртыша] и сели зимовать».

Поход Мансурова фактически провалился. Какие же события можно уже характеризовать как настоящее овладение Западной Сибирью?

«В 1585 [?] году посланы из Москвы Василий Борисович Сукин да Иван Мясной, да письменный голова Данило Чулков с тремястами человек. 29 июля поставили [они] город Тюмень, которая называлась [раньше] Чинги, и церковь воздвигли… В 1587 году, при царе Феодоре Ивановиче указ [был] Даниле Чулкову: прислано 500 человек построить город Тобольск. И по промыслу Божьему воевода Данило Чулков доплыл и против устья Тобола поставил на горе город, названный Тобольском».

Правда, войны с Кучумом продолжались и в 90-е гг. (а с его потомками и в XVII в.). Но вот после Смуты началась новая государственная эпоха:

«16 февраля 1611 года совет Освященного собора, святейший патриарх Филарет и государь всей Руси царь Михаил Федорович в грамоте первому архиепископу сибирскому Киприану указали и распорядились возглашать вечную память Ермаку Тимофееву сыну Поволжскому и каждому, кто убит был…»

В другой, более ранней, чем ремезовская, летописи Саввы Есипова, указывалось на использование рассказов «достоверными мужы» и «летописца татарского». Действительно, здесь пересказываются местные исторические легенды, в том числе о Чингисхане, и тут еще нет победы казаков Ермака над Чингисом, о Дареных же панцирях в Есиповской летописи и вовсе не говорится. Смерть Ермака описана следующим образом (менее поэтически, чем у Ремезова)[56]:

«В лето 7089… приидоша сии воини с Волги в Си— бирь. Идоша же в Сибирь Чюсовою рекою и приидоша на реку Тагил… И нападоша на нь, и побиша, токмо един казак утече. Ермак же, егда виде своих воинов от поганых побиеных и ни от кого ж виде помощи имети животу своему, и побеже в струг свой, и не може доити, понеже одеян [бе] железом, стругу ж отплыв-шу от брега; и не дошед, утопе…»

После Смуты, когда был поставлен в Тобольске первый сибирский архиепископ Киприан, он стал собирать сведения о завоевании края у местных казаков-старожилов. Был составлен с их слов Синодик с рассказом о боях и именами убиенных. О гибели Ермака здесь говорилось предельно просто: «и обначе-ваш [а] на перекопи; погании же подсмотриша их и нападоша на станы их нощию… и прииде на воинов смерть, и тамо вси избиени быша. И на том деле убиенным Ермаку…»

Главный же смысл казацкого Синодика не только в борьбе за «историческую справедливость»[57] или в выпрашивании «льгот» за стаж царской службы, но и 6 явной оппозиции официальному московскому летописанию с его идеей властной вертикали.

«В лето 7089-го, при державе благочестиваго царя и великаго князя Ивана Васильевича всеа Русии, из-бра Бог и посла не от славных мужь, ни царска повеления воевод очистити место свят[ыни], и победита бусорманъского царя Кучюма… Но от простых людей избра Бог и вооружи славою и ратоборством и волностию атамана Ермака Тимофеева сына Паволска-го и со единомысленною и предоброю дружиною храбровавшею».

То, что в тексте летописей постоянно упоминаются видения, и то, что казаки бьются с 10–20 врагами за раз, — это еще не признак стопроцентной мифологичности рассказа: мы знаем не менее эффектные столкновения, вполне историчные, конквистадоров с индейцами. Важнее кажутся чисто литературные «общие места» в описании казацких сражений, но еще подозрительнее «строгие» расчеты, календарные и географические привязки (как выяснили историки, не совпадающие друг с другом или просто неверные) к эпическим событиям. Ну, а современным исследователям, в частности Руслану Скрынникову, потребовалось заново пересмотреть все события, чтобы пожертвовать самыми одиозными из них в плане реальности[58], и хоть как-то согласовать все остальные.

Все это вместе нисколько не отрицает «физического» существования Ермака[59], и в том числе «присутствия» его на территории Сибири, однако в этой связи нельзя не привести следующее наблюдение Скрынникова (указ. соч., с. 97): «Примечательно, что в своих воспоминаниях — 'сказах' — ветераны похода неизменно говорили о 'Ермаке с дружиной' и ни разу не сложили ему отдельной похвалы». На мой взгляд, это так и не так: личность «шарившего в царской казне» Ермака в значительной степени определяла «ауру» социального товарищества «первопокорителей», и здесь уже не так важно, что подвиги одного из соратников Ермака, перечисленные в челобитной его внука, совпали с событиями совсем другой сибирской экспедиции[60].

Двадцатый век — век мифов и утопий нового типа. Новизна эта выражалась в их технологической осуществимости, суть же оставалась по-прежнему архаичной. Америка (Голливуд) воплотила в визуальных образах старую сказку о всепобеждающем, благодаря своей элементарной моральной устойчивости, Иванушке-дурачке. Германия — культура трагической вагнеровской оперы (все погибают). Россия — культура книги и слова (как официального, священного, властного, так и маргинального, еретического, «самиздатского»).

При взгляде со стороны типологическое сходство между ситуациями классической мифологии и ситуациями современной эпохи «реального утопизма» просто поражает. Вот вождь, как действующий культурный герой, и вождь-«первопредок», так называемый «праздный, или отдыхающий бог» (deus otiosus). Последний уже умер и служит священной реликвией, но готов к немедленному воскрешению после окончательной победы «страшного суда». Сюда же — враждебное окружение, темные силы зла, низвергнутый, но все еще опасный «плохиш» (Люцифер, Троцкий, Березовский), он же — злой двойник героя, его дух, «брат-близнец» древних мифов. Здесь же — оборотни («враги народа», «5-я колонна»), ритуалы коллективного камлания, профессиональное жречество, жертвоприношения, система табу и т. п. Что это? Чудо «вечного возвращения»? И специфика «чуда» в том, что все это происходило и происходит в эпоху индустриализации, информатизации, НТР…