расточительстве.

— Или о вашей скупости. Что бы вы ни говорили, дражайший сын, я все равно буду играть на деньги, — заявил первый.

— Ну что ж, вы об этом еще пожалеете! — отступил второй собеседник; он раскачивался на стуле, не в силах совладать с раздражением.

Все ясно: я играю на пару с Мотом, против нас — Упрямец и Боров; глаза мои уже привыкли к темноте, и я легко узнал последнего по испуганным глазам и собранным в свиной пятачок губам. Против всякого моего ожидания Мот был вида хмурого, даже печального и одет довольно небрежно, хотя то, что мне показалось широким охотничьим плащом, в его времена вполне могло быть судейской мантией. Упрямец составлял полную его противоположность: оживленный, веселый, румяный, брови тонкие (а у Мота — густые и сросшиеся), атласный камзол, какие носили в XVIII веке, и роскошный парик, ежеминутно поправляемый ухоженной рукою.

И тут меня осенило: мой партнер не случайно играет на деньги — он хочет мне подсказать, где находится тайник! Упрямец пошел с туза и злорадно объявил:

— Высшая ставка!

Мот ответил тройкой, за что был облит молчаливым презрением соперников.

— Уф! — выдохнул он и подмигнул мне со значением, однако досадливая мина так и не покинула его лица; потом осторожно выложил на стол пятерку червей. — Ва-банк! — И мне стало ясно: это схема, я должен искать некий пункт «Н».

— Все ваши старания напрасны, — вмешался Упрямец с наигранной любезностью. — Я уже нашел клад и спустил его вместе с Озерной Девой, когда...

— Не верьте ему! — разъярился Мот.

Кон следовал за коном, и вскоре я узнал все, что мне было нужно: сокровище находится в пункте «Н», закрытое на крючок.

Вдруг Королева Черепков, сидевшая с вязаньем подле Борова, закатила глаза и разразилась фальшивейшим вокализом, аккомпанируя себе на воображаемой клавиатуре, — она вела себя на редкость нелепо, — но так же внезапно и утихла.

— Не обращайте внимания, — извинился за нее Мот. — Она чувствует приближение рассвета. Есть еще время, моя старушка!

В этот момент — мне показалось — пропел петух.

Немного погодя вспыхнул настоящий скандал, из-за которого я и проигрался. Затеял его Упрямец, сдержанно пеняя Борову:

— Если я объявил высшую ставку, вы, полагаю, могли бы и придержать свои двадцать девять.

Тут Боров, за всю игру не получивший ни единой взятки и не произнесший ни единого слова, вскочил на стул, почесал свой обвисший живот, потом с неожиданной для него быстротой закинул обе руки за спину и хлопнул себя по заду, жестом фокусника поймал что-то в воздухе, прокаркал: «Ха, ха, ха!» и предъявил нам пустые руки, затем ударил себя мощным кулаком в грудь и по лбу, а в довершение ко всему показал то ли ослиные, то ли заячьи уши — понимай как знаешь.

— Вы ошибаетесь, — любезно парировал Упрямец, — двойка червей вовсе не фальшивая. Пантомима, исполненная Боровом, была уморительна, так сильно контрастировала она с длинной сутаной и пожизненным изумлением на его лице, да еще и парик у него съехал на затылок, оголив пегие виски... Но я не успел повеселиться.

— Какого черта, какого дьявола в аду значит, по-вашему, «ва-банк»? — прогремел Мот, обращаясь ко мне. — Это значит, надо тут же выставлять все козыри, вот что это значит. Вы, сударь, просто невежа, вам бы конюшни чистить, а не в карты играть!

И так далее, и тому подобное, я не все понял, потому что они кричали на меня хором, только Боров по- прежнему молчал и выражал свое ко мне отношение, неистово скребя низ живота.

— Где кольцо, что я завещала Скупой Венецианке? — взвыла Королева Черепков.

— Клада нет, нет, нет! — твердил неизменно вежливый Упрямец.

— Тройка пик! — вопил, как безумный, Мот. — Кольцо, кольцо, душа моя! — лопотала старуха, сладострастно прижимаясь ко мне.

— Не хочу я жениться на этой женщине, — увертывался я. И тут старуха прыгнула ко мне на колени, задрала юбки и заерзала, демонстрируя длинные панталончики с воланами у щиколоток. Не передать отвращения, с каким ощутил я острые ее кости на своих ногах...

К счастью, буйство моих пращуров усмирил странный зуд, передавшийся им от Борова. Мот, продолжая кричать на меня, принялся скрести шею, потом плечо, и, по мере того как чесотка усиливалась и охватывала все тело, тон его становился мягче, добрее. Упрямец держался дольше других, но вскоре и он перестал чиниться, последовав примеру Борова — тот вскарабкался на стул и откинул полы сутаны, чтоб удобнее было скрести колени. Старуха каталась по полу, истерически хохотала и чесала грудь первым, что попало под руку, — большой салатной вилкой; Мот шипел: «Клянусь Антихристом!» — и раздирал себе бока, а Упрямец оставил в покое свои ноги и неистово терся спиной о дверной косяк. Все суетились и рьяно чесались.

Но вдруг разом успокоились, подсели к столу, большим и указательным пальцами обхватили край столешницы и замерли с торжественным видом, точно присутствовали при оглашении завещания. В этот миг я увидел робкий лучик света, просочившийся сквозь ставни, и понял причину столь странного поведения моих предков. Они переглянулись, хором продекламировали: «Ой-ой-ой, какой кошмар!» — и бесшумно удалились вальсирующей вереницей.

Я сидел словно в забытьи, потом вышел следом, но они уже скрылись за дверью кухни. Только Мот задержался, застыл в комической позе: поднявши ногу, согнулся в полупоклоне, обхватил руками плечи, выражение лукавое и сосредоточенное, словно у хориста, ожидающего за кулисами своей очереди вступить на сцену. Увидев меня, он гневно выпрямился, застигнутый врасплох. Но когда я в растерянности схватил его за рукав, Мот изменил своей привычке и улыбнулся. Оттолкнув меня и скрываясь за дверью, он бросил через плечо:

— Ну да, в пункте «Н», закрыто на крючок.

Все, сомнений больше нет, я слышал это собственными ушами! Так-то оно так, но теперь начинаются новые трудности: где находится пункт «Н» и что это за крючок? Голова идет кругом. И все же я доволен прошедшей ночью: удостоверился, что призраки не боятся меня и тоже не выносят солнца.

Кстати о солнце. Вернувшись в комнату, я увидел тонкий лучик, воровски пробравшийся сквозь ставни и рыскавший по полу. Он пытался удрать от меня по стене, но я поймал его, дал хорошего пинка, отмолотил, потом шмякнул несколько раз об пол. Он распластался, как дохлая змея, и я выбросил его в окно.

— Иди, жалуйся своему повелителю, и пусть больше не вмешивается в мои дела! — крикнул я ему вслед.

19 окт.

Гелла приехала внезапно, и первое, что сделала, — это скинула одежду и принялась ходить по дому нагишом, раскладывая свои вещи, точно устраивалась навсегда. Позже, когда она велела зажечь камин — назло солнцу, заглядывавшему в окна, — и улеглась в просторное кресло, раскинув ноги и посадив промеж них кошку, мне стал понятен ее замысел: бесстрастно созерцая нагое тело, я чувствовал, как спокойное, умиротворяющее тепло растекается в моей груди, точно масляное пятно по скатерти. Я не отреагировал даже на появление девочки — она вошла с подносом, покраснела до корней волос и тотчас же скрылась.

— А-а, влюбился в эту девчонку и ищешь клад? — невозмутимо спросила Гелла. — Ладно, не притворяйся психом, я никогда тебя не боялась и всегда буду тебя любить, как теперь. Оглаживай свои стулья, охоться за тишиной, убивай солнечные лучи, а я буду ластиться к тебе, как ластилась бы эта кошка, если б не боялась тебя. Скачи по двору на одной ножке — я знаю, ты делаешь это каждый день на закате, — и я буду прыгать вслед за тобой. А если ты почешешь у меня за ухом, я лизну тебе руку. И всегда буду за спиной, как тень, я хочу быть твоей тенью, понимаешь?.. Ох уж этот Джакомо — он умоляет, чтоб я осталась с ним, — добавила Гелла, взяла со столика какую-то записку и бросила в огонь.

Из всего этого я понял не много — разве то, что Гелла не боится меня. Следовательно, она тоже мой