Том налил две чашки горячего кофе.

– А ты уже пообщался с кем-нибудь из Мансонов в Индианоле?

Но Тэп не обратил внимания на этот вопрос и задал свой:

– Как ты узнал о моем приезде? Тебе кто-то сообщил?

– Капитан Уилкс. Когда вы проходили мимо мыса, он поднял флаг. Мы с ним обо всем заранее договорились. – Том помолчал минутку. – Ты сам правил лошадьми… А где же Фостер?

– Его убили, когда корабль подходил к причалу. Я похоронил его на участке вашей семьи.

– Что ты сделал?!

– Тебя не устраивает, что я похоронил его на вашем участке? Но у меня не было выбора!

– И Мансоны разрешили тебе похоронить Фостера? Нет, конечно же, наша семья не против того, чтобы его тело покоилось в нашей земле, и, поверь, отдали бы ему лучшее место. Но ведь в Индианоле заправляют Мансоны. Двое или трое членов клана живут в городе, а возле них постоянно ошивается еще несколько человек из банды.

Пока пили кофе, Дюварни рассказал о том, что произошло на кладбище, и о своей короткой стычке с Шэббом, или Шэббитом. Однако о драке на причале не обмолвился и словом.

– Том, – решительно произнес Тэп, – давай соберем стадо и уйдем отсюда. Кровная вражда ваших семей меня никоим образом не касается, и я не намерен принимать в ней никакого участия. Все мое богатство вложено в наше предприятие, мне жаль терять свои последние деньги.

Киттери поднял глаза на компаньона, и взгляд его неожиданно стал тяжелым.

– Да, ты прав. Вражда – не твое дело, и я не надеялся, что ты станешь помогать мне в войне с Мансонами. Но пока мы будем перегонять скот, ты волей-неволей оказываешься в эпицентре событий.

Джонни Любек воскликнул в ярости:

– И ты назвал его своим другом, Том!

Киттери ничего не ответил. Он сидел, уставившись в костер.

Дюварни посмотрел на Любека.

– Я считаю себя другом Тома, но это вовсе не означает, что я должен принять участие в борьбе между семействами, которая началась Бог знает по какой причине много лет назад. Будь я членом семьи Киттери, наверное, думал бы по-другому, но я не член этой семьи. Более того, мы с Томом заключили деловое соглашение, и, надеюсь, он не будет нарушать его условий.

– Тогда не считайте больше меня своим другом! – воскликнул Любек дрожащим от возмущения голосом. – По моему убеждению, кто не с нами, тот против нас!

Тэп повернулся к Киттери.

– Если тебе тоже неприятны мои слова, верни мне деньги и забудем о нашем соглашении.

Том весь напрягся.

– Ты же прекрасно понимаешь, что не могу возвратить деньги, черт тебя дери. Я купил скот.

– Тогда надо заниматься делом. – Майор протянул руку к костру и взял кофейник. – Завтра же утром начнем перегонять скот.

– Вам придется подождать, – ледяным тоном произнес Любек, и в голосе его послышалось торжество. – Сначала мы расплатимся с Мансонами за убийство Фостера.

Дюварни отхлебнул кофе и, не дождавшись, что скажет Киттери, предупредил:

– Я буду готов на рассвете, Том. Если потребуется, сам выгоню скот из зарослей и переправлю его в Канзас, но в таком случае, продав бычков, заберу все деньги себе.

– Только попробуй! – неожиданно взорвался Киттери. – Половина скота – моя!

Тэп улыбнулся.

– Не валяй дурака, Том. Вспомни условия сделки: я вкладываю деньги, а ты – свой опыт и знания. Если ты не намерен сам перегонять скот или, по крайней мере, подсказать мне, как это лучше сделать, тогда за что же ты собираешься получить с меня? Я выполнил свою часть обязательств – вложил определенную сумму, приехал в Техас и готов перегонять стадо. Теперь настала твоя очередь выполнять условия нашего договора. А как я понимаю, в Техасе мужчины не нарушают данного ими слова.

– Хочешь сказать, что я нарушаю?

– Ничего подобного. Я утверждаю, что распря с Мансонами – твое личное дело, и не позволю, чтобы из-за нее страдало наше предприятие.

– Ты прав, – подумав, согласился Том. – Извини меня. Я не должен втягивать тебя в свои семейные проблемы.

Джонни Любек вскочил на ноги.

– Том? Ты что, отступаешь перед этим… этим…

Дюварни посмотрел на него и спокойно сказал:

– Джонни, если ты собираешься сказать какую-нибудь гадость в мой адрес, лучше сразу достань оружие.

Любек отступил назад.

– А ну-ка вставай, черт тебя дери! Я…