смогла их сломить.

Без сомнений, Росс и Флорен считали, что он уже мертв. Это забавляло и побуждало странное чувство юмора.

Неожиданно щебетание птиц подсказало, что где-то поблизости есть вода. Словно во сне, пошел он, спотыкаясь, в том направлении, но вскоре остановился и, покачнувшись, медленно повернул голову на затекшей шее.

Крошечное, похожее на лужу, озерцо, в котором оказалось совсем немного воды, занимало лишь маленькую часть громадной впадины, окаймленной справа острыми как нож скалами, не очень давнего геологического выброса.

Спек видел не одну дюжину подобных скал во время своих скитаний, но эти выглядели как-то по другому. Чахлая сероватая растительность прерий здесь была яркого зеленого цвета. Впрочем, если бы не птицы, мог бы этого и не заметить, как и то, что рядом вода.

В затуманенном от жары мозгу мелькнула озорная мысль. Флорен и Росс думают, что, украв золото и взяв оружие, инструменты, флягу, пищу, отобрали у него все, дабы он не мог выжить, ничего не оставили. Как бы не так!

Он знал, что ему предстоит, лучше, чем кто-либо иной. Когда они ушли, он не сразу двинулся с места, а остался спокойно лежать в тени от выступа скалы, где раньше был его тайник с добытым золотом, но потом он сделал все, чтобы освободиться от веревок. В путь отправился, когда солнце стало садиться, — зашагал вперед по бескрайней земле, покрытой вечерними тенями.

У него осталось только два предмета, которые Флорен и Росс, по-видимому, посчитали просто-напросто хламом в разграбленном лагере — старательский лоток для промывки золота и квадратный кусок парусины от палатки.

До того как окончательно стемнело и стало невозможно идти, Спек проделал восемь миль. Остановившись, прежде всего вырыл в песке углубление, положил в него лоток, накрыл его парусиной и придавил сверху несколькими крупными камнями. Лишь приготовив такую ловушку для росы, лег спать.

Наградой за все эти старания была ложка воды, которую он с наслаждением проглотил. А прежде чем солнце поднялось над вершинами, оставил за собой еще три мили. Потом остановился у двух валунов, сделал между ними укрытие от палящих лучей из высохшего кедра, заполз в этот островок прохлады и улегся там.

К вечеру второго дня ему попался кактус-бочка. Спек срезал верхушку, выжал немного влаги из бледно-зеленоватой массы. Во вторую и третью ночь опять сооружал ловушки для росы, каждый раз добывая немного воды. Когда же услышал пение птиц, то сразу даже не понял, что это означает. Быстро повернувшись, споткнулся об острые камни. Внизу, среди ивовых кустов, блеснуло озерцо шириной не более четырех футов. Но в нем лежал… подохший койот.

Качаясь как пьяный, он стоял и смотрел невидящими глазами на этого койота и ядовитую воду. Знал: дальше не сможет идти — сначала должен напиться. Но и понимал: если подхватит дизентерию, в его ослабленном состоянии она наверняка его убьет. Однако не собирался сдаваться. Спек прекрасно усвоил законы дикой страны, помнил все ее уроки. И не зря же, в конце концов, собрав всю свою волю, шел через прерии целых сорок миль.

Он вытащил останки койота на сушу, собрал сухие ветки, разжег костер. Когда набралось немного углей, целый слой их толщиной в пару дюймов высыпал на воду в лотке, установил его на огне, потом подбросил еще веток и стал ждать.

На пустыню опустилась черная ночь. Пламя костра отражалось на скалах и ветвях ивы, дым и искры, поднимаясь вверх, исчезали в темноте.

Когда вода закипела, Спек плоской палочкой снял толстый слой накипи и грязи, добавил угля. Еще раз снял накипь и только тогда отставил лоток в сторону — остывать.

Казалось, ему помогал уже один вид воды. Голова просветлела, и он мог спокойно обдумать возникшую ситуацию. Он преодолел половину пути. А шел к тому месту, которое хорошо знал, где можно вдоволь напиться и где живет человек, который одолжит ему коня. Коня и револьвер.

Заставив себя не думать о мучившей его жажде, Спек откинулся назад и прислонился спиной к скале. Губы у него пересохли, язык во рту превратился в деревяшку. Он прикрыл воспаленные глаза и прислушался, будто заключенный в камере, как тихонько и редко-редко в озерцо падали капли.

Только через час позволил себе попить в первый раз. Набрал немного воды в рот и держал ее там, чувствуя, как драгоценная жидкость возвращает его к жизни. Затем медленно проглотил. Испекшееся нутро охватила спасительная прохлада. Словно этот маленький глоток проник в каждую клеточку усталого тела.

Он смочил водой губы, лицо, затем разрешил себе второй глоток. Немного погодя отыскал в скале углубление примерно с фут шириной, положил на него лоток, ударами круглого камня придал железу форму ведра. Вернувшись к огню, вскипятил новую порцию питья с углем, вылил ее в то каменное углубление и проделал это несколько раз. Туда тоже бросил угли, лег на землю и почти сразу же уснул, зная, что к восходу солнца вода сделается прозрачной и сладкой.

Спек давно выработал привычку просыпаться по желанию в нужное время. Теперь, несмотря на вымотанность, встал задолго до наступления зари. Открыв глаза, почувствовал, что изрядно продрог от ночной прохлады и поспешно развел костер, чтобы согреться. Затем вволю напился. Спустя немного времени снова попил. И наконец, огляделся вокруг.

У озерца росла мясистая юкка. Он сорвал ее длинные плоды. Один поглотил сырым, остальные поджарил вместе с луковицами лилии. Когда поел, нашел плоский пористый камень из песчаника и стал черпать им оставшуюся в водоеме воду. И хотя ее было мало, потребовался целый час, чтобы полностью его осушить.

Время от времени он делал перерыв, отдыхал. Один раз из оставшегося табака свернул цигарку. Лично ему не требовалось воды больше, чем было теперь в его ведре, но ведь другие люди, которые тут пройдут, не будут знать о койоте, о том, что озерцо отравлено. Спек не был до конца уверен, поможет ли то, что он собирался сделать, но хотел как-то обезвредить водоем для тех, кто, возможно, захочет из него напиться.

Когда вычерпал все, плоским камнем выгреб со дна грязь и расширил отверстие, из которого по капельке поступала вода. Потом сел, доел плоды юкки с луковицами лилии, попил еще.

Озерцо медленно наполнялось — к вечеру воды наберется достаточно, а он с первыми лучами солнца отправится в путь.

Через три дня Спек уже сидел на лошади. Ко взятому в долг седлу был прикреплен винчестер, а к поясу — старенький, но вполне пригодный для дела кольт.

Хозяева ранчо настаивали, чтобы он остался и отдохнул, но Спек не согласился. Флорен и Росс забрали золото, бросили его на верную смерть, однако вовсе не из чувства мести он отправлялся теперь на их поиски. Не потому, что так пострадал из-за этих воров, которых приютил в своем лагере, когда они почти умирали от жажды. Он принял выпавшие на его долю страдания как должное, как принимал многое другое, просто как часть жизни в пустыне. Но вот украденное золото принадлежало только ему и он должен его вернуть!

Спек не выглядел сильным мужчиной, но упорства ему было не занимать. Годы и условия жизни выжали из него всю мягкость, которая могла быть, а взамен дали эластичность сыромятной плети. Не задира, он умело пользовался оружием, как солдат в войне с апачами, как охотник на бизонов. Не раз применял его в стычках с индейцами племен мохаве и пима.

Ему не требовалось никакой подсказки, чтобы разгадать план Флорена и Росса. Первым делом они поедут в Тусон. Это довольно далеко. Но там виски, женщины, для города в этом необжитом крае на редкость хорошая еда.

И вот ясным утром, едва рассвело, Том Спек въехал на своей лошаденке на главную улицу Тусона, где бродили свиньи, ослики, лаяли собаки, крутились голозадые мексиканские мальчишки. Том был худощавым, невысоким — не выше шести футов, чуть старше тридцати лет. Он только что прошел школу прерий, поэтому выглядел невзрачно — в выцветших брюках, куртке из оленьей кожи и потрепанной шляпе с узкими полями.

Вскоре, спешившись, зашел в салун «Шу-Флай» — длинное, окрашенное в желтый цвет строение из